Сергей ГОРОДНИКОВ - ЛЕЙБ-ГВАРДЕЕЦ

• Название: ЛЕЙБ-ГВАРДЕЕЦ
• Автор: Сергей ГОРОДНИКОВ
• Издательство: РОСИЧ
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-86973-002-3

---

Всадники замедляли бег коней. Остановили их напротив холмика и, разгоряченные, ловко соскочили на недавно скошенную траву. Свита в ответ всколыхнулась, за императором двинулась на склон, чтобы неторопливо спуститься к ним навстречу. Среди придворных и дипломатов оживали невнятные, тихие разговоры, казалось, связанные с обсуждением этого небольшого события. Есаул старался избегать смотреть на казачьего генерала, зачем-то проверил новые подпруги сипящего коня и по виду был рад, что внимание высокопоставленных особ сосредоточилось на более удачливом сопернике. Тот, еще напряжённо возбужденный, погладил морду взмыленной лошади, пошептал ей на ухо и красивый своими двадцатью шестью годами повернулся к императору. Русый и сероглазый Шуйцев был в том замечательном возрасте, когда в молодом человеке начинают проявляться черты мужчины, открывается мужской характер, и это нравилось подошедшим.

– Вы все же проиграли мне жеребца, генерал! – весело обратился к казачьему генералу Великий князь К. – Но-но. Не переживайте. У него будут лучшие конюхи.

И он засмеялся, весьма довольный выигранным пари.

– Кажется, все было по правилам? – обратился к генералу и Николай II.

– Я готов взять победителя в Войско Донское с чином полковника, – вместо ответа сказал генерал.

Свита расслабилась, многие заулыбались.

– Браво, генерал, – послышался женский голос.

– Форма старой гвардии ему больше к лицу, – возразил великий князь К. – И другие погоны у нее тоже имеются.

Все смолкли, когда царь вдруг снял с шеи свой бинокль с золотым двуглавым орлом на корпусе, надел на Шуйцева и поцеловал его. Он взял молодого человека под руку, но в это время великий князь К. обернулся к приблизившемуся сзади слуге и забрал у того из рук замечательно инкрустированное серебром и слоновой костью немецкое охотничье ружье. Оно привлекло всеобщее внимание: в нем ощущалась мощь надежного оружия, точного, довольно легкого и удобного, предназначенного для охоты в любых условиях и на любого зверя.

– Зауэровская штучка. С нарезными стволами, – с безнадежной завистью вполголоса произнес черноволосый флигель-адъютант своей зрелой подруге. – По особому заказу для семьи императора...

– Мой приз победителю! – объявил Великий князь К., передавая ружье Шуйцеву.

Тот не сразу поверил такому подарку; когда же поверил, с нежностью, которая выдавала выпестованную в поколениях страсть охотника, тронул, провел ладонью по гладко воронёному, еще пахнущему маслом стволу, на мгновение позабыв обо всем. Однако быстро опомнился и искренне поблагодарил своего покровителя.

Возвращались к трем белоснежным шатрам с императорскими вензелями, разделяясь на пары и ватаги, растянувшись по вытянутому к северу полю, над которым порхали бабочки, жужжали озабоченные шмели. Все расслабились после зрелища, – послеполуденная жара, летнее настроение брали свое; приближаясь к лесу, с удовлетворением отмечали, как возле шатров слуги скоро, но без суеты раскладывали на коврах кушанья и шампанское в серебряных ведерках с колотым льдом.

Государь и Шуйцев шли впереди остальных, казалось, увлеченно разговаривали.

– … Дарвин прав, – убежденно объяснялся Шуйцев. – На охоте мы убиваем слабых, непригодных к борьбе за существование. В этом оправдание охотника… Да в чем оправдываться?! Мы дети природы.

– А как же Бог, жалость? – возражал царь. – Сострадание к божьим тварям?

– Страстные охотники – люди без жалости и сострадания, государь, – вмешался Арбенин, который следовал за женой, был среди тех, кто шли чуть сзади. – Они похожи на волков...

– Неправда! – неожиданно для себя воскликнула Анна и покраснела. – Страстные люди – самые беззащитные... Они искренни.

– Его ждет блестящая карьера, – вполголоса проговорила зрелая красавица своему спутнику, черноволосому и стройному флигель-адъютанту...

В последовавших развлечениях время текло легко и незаметно.

Звезды выступили по всему чистому небу, однако было светло, как бывает в северных широтах, когда июньские ночи столь коротки, что их будто и нет вовсе. Было еще часа полтора до полуночи, воздух был ласково теплым, застывшим в безветрии, пропитанным дурманящими запахами цветов, трав, деревьев, пронизанным звенящими звуками природы. Слышалась южная русская песня в исполнении мужского казачьего хора. Песня доносилась от большого, сложенного из высоких стволов сухих деревьев костра: он красно разгорался близ белых шатров. Там, на коврах, расслабленные съеденным и выпитым, люди свиты и гости субботнего пикника семьи императора предавались беззаботному времяпрепровождению.

– Скажи же что-нибудь, – тихо, со слезами на глазах вдруг сказала Анна, когда она и Шуйцев, углубясь в лес, остановились под сенью старого разлапистого дуба.

– Что? – спросил он не сразу.

Она судорожно вздохнула при этом слове-вопросе, веки ее дрогнули, и она невольно прижала руку к губам.

– Первое, что услышала от тебя за весь день, – жалуясь, дрожащим голосом произнесла она. – Я поняла сегодня… я люблю тебя.

Он резко подхватил ее, обнял.

– Анна, ты меня мучаешь год... – горячо проговорил он. Затем отстранился, как если бы увидел ее впервые. – У тебя чудесная кожа, волосы... Я не из стали, не могу смотреть на это спокойно. Как ты не понимаешь?!

Она откинула голову, едва удержалась на ногах.

– Говори, говори, – умоляюще прошептала она, – говори...

Арбенин застыл в стороне за могучей ивой. Опустив глаза, он был не в силах видеть, как его молодая жена отвечает на горячий, долгий поцелуй Шуйцева. С силой ударив кулаком по дереву, он приник лбом к шершавому стволу. Даже сквозь стиснутые зубы вырвался глухой стон неизлечимой раны сердца. Не заботясь, что производит шум, слепо натыкаясь на ветви, он быстро пошел в глубь леса, удаляясь от пения хора и всё реже мерцающих меж деревьями отсветов большого костра.

Он шагал долго и вышел к Петергофу. Как хорошо знакомый с этим местом, сразу же уверенно направился к императорским конюшням.

Бледный свет луны проникал в окна и через распахнутую дверь просторного помещения. Две лошади, которые скакали днём, успели остыть и отдохнуть, и им в кормушки главный конюх подсыпал овса. При виде Арбенина рослый конюх испуганно выпрямился, отступил в проходе. Но удар кулака был сделан быстрее, сбил его с ног. Он упал на спину, прикрыл лицо локтями, и лошади в яслях задергались, забеспокоились.

Арбенин склонился над ним, присел на корточки; конюх не делал попыток сопротивляться или подняться, кровь стекала из его разбитого носа на бледные губы и подбородок.

– Не я ли помог твоему сыну расплатиться с долгами? С опасными долгами. А?... – бесцветным голосом спросил Арбенин. – И кто заверял меня, у лошади лейб-гвардейца отвалится подкова, она захромает?

– Отбирал лошадей сам... великий князь, – торопливо оправдываясь, проговорил конюх. – Разве ж его проведешь?..

Он резко прикрылся локтями, ожидая нового удара, – так исказилось лицо Арбенина. Но Арбенин распрямился, вышел вон. Немного пройдя, с холодной расчетливой яростью в голове остановился. Недалеко темнел, казался заброшенным, английский коттедж царской семьи. И он вдруг понял, что сделает.

– Ты сам решил свою судьбу, – глядя на коттедж, произнес он и нехорошо усмехнулся. – Мне остается только помочь...

И он зашагал решительно прочь от конюшни.

3

Чтобы освежить воздух, время от времени тяжелые занавеси из синего бархата раздвигали, приоткрывали распахнутые наружу окна; потом занавеси вновь плотно задергивали. И табачный дым тут же густел, сизыми полосами начинал плавать в помещении, которое казалось большим оттого, что стены, полы, потолки слабо различались в полутьме. Только под четырьмя конусами света, которые падали на накрытые зеленым сукном картёжные столы, дым был отчётливым и отчётливо клубился, он способствовал привлечению внимания к тому, что происходило в кругах света на этих столах: к движениям рук игроков, картам и всему сопутствующему игре. Там играли серьезно, по крупному, разговаривали мало, вполголоса, в основном при торговле. На всех столах играли в бридж, мало обращая внимания на приглушенный шум и пение исполнителей романсов в смежном зале дорогого ресторана.

Шуйцев играл давно и выигрывал. Его офицерский китель, и китель сидящего слева поручика, который заметно нервничал, висели на спинках стульев. Верхняя пуговица его рубашки была расстегнута, а слева, возле руки, в серебряном, заполненном окурками блюдце дымилась непотушенная папироса. Но папироса была не его, её отложил поручик. Сам Шуйцев к курению так и не пристрастился.

По своим женским причинам Анна просила его подождать еще три дня; искала место предстоящим свиданиям сама, а он, не зная, чем отвлечь себя, гнал часы за часами за зеленым столом. Уверенность в предстоящей близости с Анной расслабила его, частью сняла то нервное и душевное напряжение, с каким он жил последний год, после того, как увидел ее в ложе Мариинского театра. Тогда она только что вышла замуж и, не отвергнув его вспыхнувшую с первого взгляда любовь, не могла переступить через своё воспитание, свои представления о верности мужу и общественному положению. Она измучила его, порой доводя до исступления мыслей и чувств. Но теперь это должно было остаться в прошлом, и он рисковал в игре спокойно, с легким сердцем; и выигрывал – карта шла к нему.