Шломо Занд - Кто и как изобрел Страну Израиля

• Название: Кто и как изобрел Страну Израиля
• Автор: Шломо Занд
• Издательство: Эксмо
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-57584-8

Новая книга выдающегося израильского историка Шломо Занда является продолжением и развитием его прославленного научного бестселлера «Кто и как изобрел еврейский народ», в котором был развеян миф о существовании «вечного» еврейского народа.

В книге «Кто и как изобрел Страну Израиля» вскрывается другой иудейский миф — о Стране Израиля, а заодно и подлинный характер современного арабо-израильского конфликта. Автор демонстрирует, как Святая земля была превращена в еврейскую колониальную «метрополию», из которой следовало при первой возможности изгнать местное население. Вскрыв истинные корни сионизма, Занд безупречно разбирает концепцию «исторического права» евреев на территорию Палестины и находит ясный ответ на важнейший актуальный вопрос: как разрубить ближневосточный гордиев узел.

---

Однако эпоха христианского почитания палестинских культовых центров по-настоящему началась лишь в 326 году, с прибытием в Палестину Елены, матери императора Константина I, крестившейся за некоторое время до него. Так же как другая Елена — перешедшая в иудаизм мать Монобаза II, царя Адиабены (Hadyab), приехавшая в Иерусалим в 30 году н. э. и пожертвовавшая крупные суммы денег на украшение Храма, — объявленная позднее христианской святой мать императора Константина построила в Иерусалиме первые церкви, ставшие объектами паломничества. Поездка императрицы Елены в Палестину положила начало многосотлетней традиции, ставшей важной и неотъемлемой частью жизни христианских церквей.

Хотя «институт» паломничества существует почти во всех религиях, его роль и важность в их рамках существенно различны. Христианские паломнические путешествия с самого начала отличались как от праздничных паломничеств к иудейскому Храму, так и от более поздних ежегодных мусульманских паломничеств в Мекку. В отличие от двух последних, христианское паломничество не являлось исполнением особой четко сформулированной заповеди; в своей основе оно совершенно добровольно. Другое отличие: оно не имеет формальных коллективных рамок и не приурочено к каким-либо постоянным срокам.

Эдуард Дэвид Хант выдвинул предположение о том, что христианское паломничество сформировалось скорее на культурном фундаменте, опирающемся на долгосрочную эллинско-римскую традицию исследовательских путешествий, нежели как имитация древних иудейских праздничных посещений Храма[324]. Интеллектуальный туризм в эпоху Римского мира ставил перед собой, наряду с удовлетворением любознательности образованных людей, и научные цели. Он проходил в точности по схеме, построенной некогда историком Геродотом. Душевные волнения, вызванные знакомством с местами, описанными в литературе прошлого, обеспечили им — местам — немалую популярность. Многочисленные визиты сформировали более поздние обычаи, ассоциирующиеся с религиозными паломничествами. Речь идет, несомненно, о чисто интеллектуальных мероприятиях; большинство греческих путешественников были образованными и начитанными — и, несомненно, состоятельными — людьми. То же самое можно сказать и об их наследниках — новых монотеистах.

Дополнительным фактором, способствовавшим развитию христианского паломничества, стал глубокий и последовательный универсализм новой религии. Новые христианские прозелиты жаждали узнать, как живут и справляют свои ритуалы их единоверцы в других странах. Они снимались с места и отправлялись путешествовать. Их первой целью была столица империи — Рим, центр культурного и религиозного творчества всего Древнего мира. В Риме естественным образом собирались самые блестящие интеллектуальные силы, неудивительно поэтому, что ему предстояло стать новым религиозным центром. Так и произошло. Распятие апостола Петра повлекло за собой основание самой большой церкви мира — комплекса, который мы теперь называем Ватиканом.

В ходе долгой христианской истории были установлены и освящены традицией множество объектов паломничества. Речь идет о гробницах знаменитых монахов и церковных иерархов, местах, где произошли памятные чудеса. Эти объекты были освящены и приобрели значительную популярность. Однако библейская земля, где жили и действовали пророки, по которой ходил Иисус, Сын Божий, стала объектом особенного, ни с чем не сравнимого притяжения. «Провинция Палестина» довольно быстро превратилась в «Святую землю» для христиан всего мира. Начиная со скромного паломничества безымянного «путешественника из Бордо», побывавшего в Палестине в 333 году н. э., и вплоть до шумного визита папы Бенедикта XVI в 2009 году, «Святую землю» посетили десятки, если не сотни тысяч верующих. В то время как иудаизм, начинавший свой путь в качестве религии, устремленной к физическому центру, в ходе своего развития «спиритуализировался» и оторвался от него, христианство, в определенном смысле, развивалось в противоположном направлении.

Территориализация христианской святости утверждала себя прежде всего при посредстве паломнического авангарда, а также материальных и духовных сил, с самого начала находившихся в его распоряжении. Хотя сионистские исследователи и пытались поначалу приобщить то немногое, что известно о «путешественнике из Бордо», к иудейской истории[325], этот первый бесспорный паломник, оставивший после себя путевые заметки, несомненно, был верующим христианином, внесшим в европейское сознание совершенно новую традицию. Этот необычайный человек прибыл в «Палестину, она же Иудея»[326] (так он назвал эту страну) на начальном этапе ее христианизации — после того как в ней были построены первые церкви. Он побывал в Кейсарии, в Израэльской долине, в Скитополисе (Scythopolis, он же — Бейт-Шеан), в Наблусе (Neapolis, он же — Шхем) и в Иерусалиме с его бесчисленными ветхозаветными и христианскими достопримечательностями (вершина Храмовой горы, пруд Шилоах (Сильван), дом первосвященника Каифы, дворец Давида, Голгофа, могилы пророка Исайи и царя Хизкии и т. д.). Из Иерусалима он направился в Иерихон — туда, где находится дом проститутки Рахав, оттуда — к Иордану, где Иоанн Креститель крестил Иисуса, затем — в Вифлеем, где находится могила Рахели, где родился Иисус, затем — в Хеврон, где похоронены Авраам и Сара, Ицхак и Ривка (Ребекка), Яаков и Лея, из Хеврона — в Diospolis, он же Лод. Оттуда он вернулся в Кейсарию.

По дороге в Палестину паломник из Бордо задержался в Риме, но он ничего не рассказывает об этом городе. Ровно в той же степени, что и Рим, его не интересовали жители Палестины, ее реальные ландшафты, качество ее почв, ее долины и реки. Он рассказывает лишь о местах, связанных с Biblia, которую, судя по всему, читал с фанатическим усердием. Этот сын «истинного Израиля» воспринимает Ветхий и Новый Заветы как единый нарратив. По сути дела, он оставляет нам не дневник путешествия по реальной стране, а точную, аккуратно вычерченную геотеологическую карту святых мест. Он пытается опознать физическую истину, стоящую за литературным словом; попутно, сам того не заметив, он изобретает новую дисциплину — священную географию.

Второе дошедшее до нас литературное описание паломничества делает еще более ясной новую геотеологическую линию. Эгерия (Egeria), игуменья неизвестного испанского или французского монастыря[327], совершившая масштабное паломничество во второй половине IV века, перечислила в своих заметках едва ли не все святые места Ближнего Востока — начиная с дорог, по которым шли древние сыны Израиля, и вплоть до последнего пути Иисуса в Иерусалиме. Она не ограничивается «Палестиной, она же Обетованная земля»[328], ее интересует и Харран в Месопотамии, страна, где родился Авраам, и, разумеется, полная чудес Синайская пустыня, через которую пророк Моисей провел колена Израиля. О самой Святой земле она рассказывает с бесчисленными подробностями, в особенности об Иерусалиме, который ей дороже всего на свете. Она изо всех сил старается не пропустить ни одно историческое место, упомянутое в святой Библии. По ее собственному свидетельству (Эгерия пишет в первом лице), она «чрезвычайно любопытна»[329] и поэтому без конца сравнивает то, что видит на местности, с библейскими текстами. С редкой энергией она пытается восполнить недостаток информации в письменных источниках посредством дотошных расспросов местных жителей. При этом настоящее ее (впрочем, как и «путешественника из Бордо») совершенно не занимает, местные жители почти не интересуют — за вычетом случаев, когда они проводят вдохновляющие и волнующие религиозные церемонии.

Содержательное письмо Эгерии вскрывает центральный аспект христианского паломничества, масштабы которого будут постоянно расширяться в последующие годы: оно строилось вдоль временной, а не пространственной оси. Оно было целиком сосредоточено на отдаленном прошлом, цементирующем и укрепляющем основы веры. Знакомство со святыми местами служило достойным противовесом чересчур абстрактной религиозной метафизике. Религиозный фанатизм, приправленный аскетизмом, был связан у паломников с учеными изысканиями; при этом, судя по всему, едва ли не единственной задачей географии было подкрепить мифоисторию. Паломники не подвергали ни малейшему сомнению чудеса, изложенные в ветхозаветных и христианских книгах; физические святые места лишь «оживляли» древние рассказы, демонстрировали их точность и вдыхали в них новую жизнь. Земля придавала божественной правде новую, физическую «плотность», служила вечным доказательством ее реальности.

Таким образом, христианское паломничество в Святую землю было практикой, гармонично сочетавшей два независимых интеллектуальных пласта: греческую исследовательскую традицию, с одной стороны, и библейскую теологическую эзотерику — с другой. Иероним[330], ученый монах, совершивший паломничество в Вифлеем и оставшийся там навсегда, ясно демонстрировал это в своих многочисленных сочинениях и переводах. Отмежевываясь от поклонения могилам и святым местам «как таковым», не скрывая своего отвращения к массовому паломничеству, он тем не менее прославлял «интеллектуальный туризм» в «христианские Афины», считая его важным вспомогательным инструментом, весьма полезным для изысканий в области исследования скрытых смыслов как Ветхого, так и Нового Заветов. Иероним выдвинул нетривиальную идею о том, что топография — это наковальня, на которой выковывается подлинное теологическое знание. У каждого места есть имя, каждое имя имеет внутренний смысл и скрытые значения, понимание которых делает более ясными истинные намерения бога. Когда близкая подруга Иеронима, состоятельная римская аристократка Паула (обращенная им в христианство) странствовала от одного святого места к другому, она перемещалась целиком и полностью в волшебном аллегорическом пространстве. Палестина Иеронима и Паулы была начисто воображенной территорией, которую можно было посетить лишь в ходе текстологических блужданий, совершенных «путешественником из Бордо» и Эгерией[331].