Александр Шитков - Где пустуют храмы, пустуют и души (Судьба Старицкого Свято-Успенского монастыря)

• Название: Где пустуют храмы, пустуют и души (Судьба Старицкого Свято-Успенского монастыря)
• Автор: Александр Шитков
• Издательство: Прест
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-86203-095-6

Автор преподносит историю Старицкого Успенского монастыря на историческом срезе разных эпох - от основания до закрытия и возрождения, на фоне исторически реальных лиц и жизнь города Старицы.

---

В статье Б. Полевой смакует опись обыска, проведенных в монастырских кельях: «И вот, когда нагрянул обыск, правда выплеснулась наружу из-за толстых монастырских стен, с монахов была сорвана маска благочестия, и мы увидели безобразную картину монашествующего Иосифа (Иван Павлов Самуилов), в его келье обнаружено: три банки варенья- 2 п. 20 ф., два горшка меду-22 фунта, пять фунтов чая китайского, 30 фунтов сахара, две коробки шоколадных конфет, сладкие пироги, печенье, рис, 34 тарелки, пять сахарниц, два самовара, 18 вилок, 12 ножей, 90 полотенец, 14 ряс, 7 пар новых сапог, шесть одеял, горы ситца, сатина, сукна. Келья Иосифа, меблированная мягкой мебелью, похожа на отдельные кабинеты ресторанов былых времен. У монаха Арсения (Самуилов Михаил Степанович) было найдено: 20 ряс, 3 флакона духов, несколько коробок пудры и т. д. У остальных монахов обнаружено не меньше этого. Это говорит протокол обыска, но протокол не рассказывает, как возмущены были старики-крестьяне -понятые. Наглядевшись на монастырские чудеса, один сухой, древний старик, шваркнув о пол картуз, с сердцем произнес:

- Всех их на одну осину, сволочей!»

Намек автора статьи были более чем прозрачны: монахов ста-рицкого монастыря надо судить по всей строгости советских законов- по 107 статье, карающей за спекуляцию хлебом, и 58-й, по пункту десятому, карающей за антисоветскую агитацию и распускание черных слухов.

Что стало с монахами Старицкого Свято-Успенского монастыря теперь догадаться не трудно - пока еще суд и несколько лет ссылки. В 30-е годы, вместо ссылок - расстрел.

По архивным свидетельствам того времени мы располагаем, что губернский музей, «узнав», что в Старицком монастыре проживают монахи, посылает запрос в «Прокурорский Надзор Губернии», который в свою очередь информирует Старицкий горсовет «О нарушении об эксплуатации церковных зданий и имущества Старицкого монастыря», где, в частности, находим:

«...2. Что группа верующих по Вашему сообщению в настоящее время состоит всего из 14 человек, из которых - 1 бывший торговец, 4 ремесленника, 1 огородник, 2 пенсионера и 6 домохозяев, что противоречит параграфу 6 инструкции Н. К. Ю. от 24 Августа 1928 года, по коей число местных жителей, получающих в пользование богослужебное имущество не может быть не менее 20 человек.

3. Помимо того группа верующих допустила проживание б/монахов, кои фактически ввели монастырские порядки и ряд других действий, нарушающих правила пользования имуществом, переданным группе верующих, вплоть до действия уголовного характера, за которые несколько лиц из б/монахов привлечены к уголовной ответственности.

На основании изложенного Общий Надзор Губпрокуратуры просит Вас в срочном порядке обсудить вопрос на предмет расторжения договора с группой верующих и о порядке использования указанного имущества в дальнейшем». (294)

Получив запрос от прокуратуры 1 ноября Старицкий горсовет на очередном заседании 29 ноября 1928 года рассмотрел вопрос «О закрытии Старицкого Успенского монастыря». Ими было принято постановление: «В виду того, что группа верующих монастыря распалась, т. е. часть выехала из пределов города Старицы, некоторые умерли, а часть оставшихся дала подписку об отказе их права пользования богослужебными зданиями в Монастыре с богослужебными предметами заарендованными ими по договору от 6 мая 1919 года, просить Ржевский Уисполком о закрытии монастыря для передачи одной церкви в пользование Губмузею, а другой поместить клуб комсомольцев и медсотрудников, а остальные постройки отдать под общежитие служащим больницы». (295)

В конце 20-х годов усиливается антирелигиозная пропаганда, особенно среди молодежи. Примером этому служит статья в губернской газете «Пролетарская правда» от 21 февраля 1929 года «Среди молодежи 79 процентов неверующих, но религиозные обычаи все же сидят крепко, - необходимо усилить антирелигиозную работу». В статье приводится опрос, проведенный в Старицком уезде: «Среди старицких допризывников проведена анкета об отношении их к религии. Из опрошенных 434 человек, причисливших себя к верующим 21 процент. Религиозно настроенная молодежь преимущественно населяет деревни, отдаленные от центра и наименее культурные. Много браков совершается в церкви (две трети). Но еще хуже обстоит дело с крещением детей (90 процентов), здесь огромное влияние оказывают родители... Хотя процент неверующих и не посещающих церковь довольно значителен, но все же надо признать, что безбожная работа в районе Старицкой, Панинской и Луковниковской волостей ведется слабо». (296)

28 февраля 1929 года президиум Тверского губернского исполнительного комитета Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов утвердил на своем заседании представление Старицкого горсовета «О закрытии церквей б. Успенского монастыря в городе Старице». Таким образом, в истории Старицкого Свято-Успенского монастыря почти на 70 лет прервется монашеская жизнь и наступит долгий варварский период разрушения.

Одним из основных объектов нападок большевиков в это время стали церковные колокола. Вообще «война с колоколами» требует отдельного рассказа. Драматичная эта кампания началась еще в первой половине 1920-х годов и достигла своего апогея в период индустриализации. В борьбу с колоколами включились не только безбожники на местах, но и наркоматы юстиции и внутренних дел, разославшие весной 1926 года всем облисполкомам инструкцию «О порядке пользования колокольнями». Уже не церковь обладала правом колокольного звона, а местные власти получали почти неограниченные права в его регламентации. Инструкция гласила, что звон, нередко не связанный с отправлением культа, «нарушает нормальное отправление общественного правопорядка и особенно стеснительно отражается на жизни городских поселений». Инструкция запрещала совершение набатных тревог «для созыва населения в целях возбуждения его против Советской власти», не допускалось и пользование колоколами для звона непосредственно не связанного со службами в дни великих христианских праздников - на Пасху, Рождество. Производство красного звона с употреблением большого колокола разрешалось лишь при воскресных и праздничных службах. И наконец, инструкция гласила: «При ликвидации молитвенных зданий, имеющиеся при них колокольни разбираются или же при соответствующем переустройстве приспосабливаются под противопожарные наблюдательные пункты, водонапорные башни...» (297) Колокольни с колоколами в значительной мере отчуждались от еще действовавшего храма, а старинные традиции колокольного звона были серьезно подорваны.

Крестный час самих колоколов пришел в 1928-1929 годах. Именно в это время на церковь, ее институты, священнослужителей обрушилась волна репрессий, началась массовая ломка храмов. Дело усугублялось и тем, что наряду с воинствующими атеистами, колокола с колоколен пытались снять и хозяйственники. Страна, объявившая безудержную, не обеспеченную ничем индустриализацию, требовала и огромное количество цветного металла. Так что идеологи-атеисты, руководители промышленности, местные власти были заинтересованы в скорейшей ликвидации храмов, утилизации церковного имущества, в первую очередь колоколов.

Центральные, областные и местные газеты были заполнены резолюциями и решениями о переливке колоколов на трактора и прочие цели индустриализации. Публиковались и подсчеты, в которых обосновывалась необходимость переплавки всех колоколов, под-считывалась реальная польза от колокольней бронзы.

Поистине драматическими можно назвать события, происходившие почти во всех монастырях России. Казалось, устройство в Старицком Свято-Успенском монастыре в первые годы советской власти историко-художественных музеев должно гарантировать неприкосновенность из замечательных по звону колоколов. Но случилось как раз наоборот. Музейное дело в 1920-1930-х годах в значительной степени было лишено бюджетного финансирования и подпитывалось спецсредствами. Немалая часть этих средств складывалась за счет распродажи так называемого «немузейного имущества», попросту говоря имущества монастырей, состоящего из предметов XIX-XX, а иногда и XVIII веков. Таковы были циничные требования финансовых органов, отражавшие позиции государства в отношении национального достояния.

В Старицком Свято-Успенском монастыре была построена единственная колокольня в 1686 году, на которой было десять колоколов. К сожалению, пока не найдены документальные свидетельства о весовых размерах всех монастырских колоколов, но некоторая любопытная информация о них имеется. Так, член Тверской ученой архивной комиссии Александр Петрович Шебякин писал в 1900 году председателю этой комиссии Ивану Александровичу Иванову: «Сегодня я лазил на колокольню Старицкого Успенского Монастыря и, хотя с трудом, но прочел надпись на колоколе («полоненный»)... «Петр ванг-ден Шейн меня вылил. 1583 года». Я полагаю, что эта надпись на голландском языке, тем более, что «ванг-ден» приставляется при голландских фамилиях... Быть может, шведы отняли этот колокол голландцев, а русские - взяли его у шведов... На этой же колокольне висит большой колокол, на нем надпись славянскими буквами: «лил мастер Тверской купец Федор Козмин сын Богданов. 1768 год октября 6 дня». (298)