Робер Бобер - Залежалый товар

• Название: Залежалый товар
• Автор: Робер Бобер
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-7516-0725-8

Проза Робера Бобера, несомненно, представляет собой яркое явление в современной французской литературе. Между тем русскому читателю это имя до сих пор неизвестно. Издательство остановило свой выбор на последней книге автора.

В этом произведении наиболее органично сочетаются лучшие черты французской прозы с горьковатой иронией еврейской мудрости, которой проникнут роман (ибо подлинно французский писатель Робер Бобер по происхождению польский еврей). В романе на удивление живо и поэтично воссоздана атмосфера издавна любимого российским читателем Парижа 50-х годов.

Можно с уверенностью утверждать, что эта добрая и мудрая книга подарит каждому праздник.

---

Робер Бобер Залежалый товар

Посвящается Андре Шварц-Барту

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Мир изменился; оказалось,

у нас есть история.

Раймон Кено

1

Это случилось недавно. Но уже прошло добрых тридцать лет. А может, и больше. Да, если подумать, даже побольше. Но ненамного, потому что кое-кто еще помнит то время. Кстати, именно эти «кое-кто» и донесли до нас историю «Клетки», «Тонкого сукна» и «Шерстяного бархата». Историю трех названий. Историю трех жакеток — в тот год они висели на одной из стоек ателье женской одежды, расположенного в первом этаже здания по улице Тюренн в III округе Парижа.

К тому моменту, когда в июне начинается наша история, три эти жакетки вот уже полгода ждут, повешенные на плечики. То есть с декабря. С того самого времени года, которое принято называть мертвым сезоном, когда работы кот наплакал, и портные пользуются этим, чтобы продумать новые модели. Так что было бы правильнее сказать, что все началось зимой.

Пришел модельер — последний раз он заглядывал сюда по весне с выкройками зимней одежды — и на сей раз принес эскизы летних жакеток; к каждому эскизу на булавках были прикреплены образцы ткани.

Владелец ателье мсье Альбер посоветовался с супругой, мадам Леа, и выбрал четырнадцать моделей. Отныне для него наступал период особо тонкой работы, в которой он мог блеснуть приемами кроя, чем успешно овладел еще в Польше, в Радоме, когда был учеником портного.

Затем следовало разметить, раскроить, наметать, посадить на подкладку и прогладить, дабы эти рисунки воплотились наконец в подлинные вещи.

«Я дал им жизнь, — говаривал мсье Альбер. — Теперь надобно им дать имя».

Пока эти швейные изделия оставались всего лишь моделями, хотя и завершенными, они обозначались только по названию ткани, из которой были выполнены. Например, «Пепита», «Габардин», «Шотландка», «Ратин» или «Альпага». Так что в ожидании своего крещения три наших жакетки именовались попросту «Клеткой», «Тонким сукном» и «Шерстяным бархатом».

Наконец, дело дошло до мадам Леа — подобно представительнице отдела регистрации актов гражданского состояния, она была облечена властью давать имена швейным изделиям. Это приносило ей одновременно ощущение и удовлетворения, и ответственности. Например, в прошлом году она выбрала для каждой модели имя какого-нибудь острова Антильского архипелага: Мартиника, Гваделупа, Сент-Круа, Дезирад, Мари-Галант и еще что-то. Эти названия она обнаружила в учебнике географии своих детей. Мадам Леа была склонна к мечтательности.

В этом году она решила воспользоваться своим непосредственным опытом: оказываясь на кухне или в гостиной, мадам Леа немедленно включала радио, поэтому ей в голову пришла мысль дать каждой модели нового сезона название одной из своих любимых песен.

Итак, по порядку:

«Мое сердце как скрипка»,

«Не зная весны»,

«Когда улетает почтальон»,

«Я пою»,

«В Париже»,

«Мои юные годы»,

«Шарманка влюбленных»,

«Месье ожидал»,

«Большие Бульвары»,

«Луна-Парк»,

«Один в ночи»,

«Дурацкий колпак»,

«Забудь меня».

С каждой песней у нее было связано особое воспоминание, но речь не об этом.

Говорят, одному образцу она хотела дать название песни «Вытащи булавку, детка». Ее пела Рене Леба. Но по причине, оставшейся неизвестной, мсье Альбер крайне энергично воспротивился этому. Так четырнадцатая модель получила название «Без вас».

В результате каждое швейное изделие оказалось снабжено названием песни, приколотым к нижнему краю левого рукава.

Теперь пришла очередь коммивояжеру в поисках заказов прошерстить Францию во всех направлениях — что он и сделал согласно строгому, почти прочерченному маршруту. И для начала прислал открытку с гербом Нанси, откуда был родом, изображающую площадь Станисласа, а на обороте написал: «„Я пою“ пользуется большим успехом».

Спустя два дня почтальон опустил в почтовый ящик ателье на улице Тюренн другую открытку. С таким текстом: «„Мои юные годы“ тоже». В этот раз на ней была изображена долина Соны.

Открытки приходили почти каждый день. То полет журавлей, то картинка с рыбаком на притоке Ду. Они размещались рядом с предыдущими, мсье Альбер прикалывал их прямо над своим кроильным столом, где были разложены выкройки из плотного крафта, будущие четырнадцать моделей предстоящего сезона.

Этим открыткам и написанным на обороте указаниям предстояло стать точкой отсчета той жизни, которой до июня будут жить шесть человек, составляющих ателье мсье Альбера. А именно: два пошивщика-моториста, Шарль и Морис; две отделочницы, Жаклин и Андре; гладильщик Леон и сам мсье Альбер.

2

Парижские клиенты, торговавшие, к примеру, на Больших Бульварах и, следовательно, не имевшие нужды в торговом представителе, приходили, чтобы передать свой заказ, прямо на улицу Тюренн к мсье Альберу или другим портным поблизости. Подобно торговцам мебелью, каковые обосновались в предместье Сент-Антуан, почти всех производителей готового платья можно было обнаружить в районе улицы Тюренн.

Такая сильная конкуренция ни на минуту не позволяла мсье Альберу расслабиться. Ему было необходимо приручить, прельстить, а затем и покорить своих клиентов. Это требовало таланта и опытности. Можно было бы даже добавить: и знания психологии. Аргументы, которые он долго и тщательно вынашивал и старательно готовил, отбирались, разворачивались и со всеми мелочами представлялись в зависимости от того, имели ли клиенты магазин в районе площади Насьон или около Опера. Так что его слова были продиктованы не случайностью, но знанием дела.

Перед каждым клиентом, дополняя свои комментарии жестами, он одну за другой хватал каждую из четырнадцати моделей сезона с плечиков и надевал их на стремительно вращающиеся в его руках манекены. Порой это напоминало балет, в котором он выступал одновременно и как постановщик, и как исполнитель. Глядя на него, можно было подумать, что производство моделей не имеет иной цели, кроме презентации.

Одному он говорил о мягкости ткани, другому — об изяществе силуэта, третьему — о привлекательном вырезе, четвертому — о линии груди или о том, как вещь сидит: не мешком и не слишком тесно, а как раз по фигуре, о точном расположении вытачек, незаметно подчеркивающих очертания плеча. Так что все его модели имели право на признание дополнительных достоинств, подчеркивающих их совершенство.

Убежденный в таланте своего модельера и верности собственных суждений, мсье Альбер тем не менее по опыту знал, что каждый сезон приносит свою партию неликвида.

Клиенты сменяли друг друга, и все единодушно были очарованы одними и теми же одиннадцатью моделями; лишь «Клетка», «Тонкое сукно» и «Шерстяной бархат» вызывали весьма умеренный интерес. И если я рассказываю их историю, то именно потому, что в этом сезоне неликвидами стали они.

Подобно любой одежде, жакетки шьются для того, чтобы их носили. Эти три, казалось, были созданы для чего-то иного.

Почему так? Почему именно эти? Кто так решил? У них, как и у всех остальных, были рукава, воротник, карманы, петли и пуговицы. И что же?

А ничего. Какие-то модели выбирают, какие-то нет, и с этими тремя произошло то, что бывало с другими прежде. Умудренные старожилы поговаривали, что такое случается.

Итак, ответа не было, разве что такой: все равно никогда не узнать почему. Ладно. Но мсье Альбер настойчиво продолжал вопрошать. Почему каждый сезон чему-нибудь, вышедшему из его рук, отказывали в месте под солнцем, то есть — на городских улицах? Словно существовал какой-то запрет для некоторых моделей находиться среди множества тех, кому предстояло покинуть ателье. В этом еще угадывался бы какой-то резон, будь все вещи сделаны из одного материала; но они были сшиты из разных тканей, и именно эта разница, казалось, решала все.

Шло время. Неделя, потом еще одна, потом еще. И тогда мсье Альбер понял, что бесполезно лишний раз вывешивать эти три жакетки среди тех, кто не задерживается ненадолго. В конце концов он отказался от мысли выставлять их, так что они на непредсказуемый срок заняли место на верхнем стеллаже, куда никто никогда не поднимал головы. Да и к чему бы поднимать голову? Был разгар сезона, то время, когда у персонала ателье только и выбора, как сидеть носом в работу.

Чтобы не видеть, достаточно не смотреть. С глаз долой, из сердца вон. Затянувшееся присутствие «Клетки», «Тонкого сукна» и «Шерстяного бархата», разумеется, сначала вызывало раздражение, но оно быстро сменилось безразличием. Возможно, о них еще изредка говорили, а затем перестали обращать внимание. Чтобы забыть, наконец. Будто их больше не существовало.