Марио Пьюзо - Арена мрака

• Название: Арена мрака
• Автор: Марио Пьюзо
• Жанр: Детектив

Этой блестящей книгой автор знаменитого 'Крестного отца' с легкостью разрушает сложившееся мнение о нем как о летописце итальянской мафии в Америке. История любви американского солдата и немецкой девушки разворачивается на кровоточащих руинах побежденной Германии. Немцы еще не забыли своего былого величия, они трепетно хранят память о фюрере и воспринимают новых хозяев жизни – американцев лишь как временных поставщиков сигарет и кока-колы… Драматизм, едва уловимая ирония – таков почерк настоящего Мастера, каковым бесспорно является автор этого романа Марио Пьюзо, признанный классик современной литературы.

---

Вольф заказал себе выпить и пристально рассматривал Моску, пытаясь понять, в порядке ли он.

Моска заметил его взгляд и улыбнулся:

– Да я приду в себя – два глотка свежего воздуха, и все будет о'кей. – Он старался говорить четко, но язык его не слушался.

Вольф с нескрываемым негодованием покачал головой.

Эдди, пьяно передразнивая его, тоже помотал головой.

– Твоя беда, Вольф, заключается в том, что ты думаешь, будто ты большой умник. Ты хочешь стать миллионером. Вольф, тебе это не удастся.

Хоть ты миллион лет будешь стараться. Во-первых, ты вовсе не умник – а так, просто хитроват.

Во– вторых, у тебя кишка тонка. Ты только и можешь, что бить по морде пленных фрицев. И все!

– И как ты можешь терпеть этого ублюдка? – спросил Вольф Моску нарочито спокойным, обидным тоном. – У него в башке столько девок, что его мозги давно уже размягчились.

Эдди вскочил и свирепо заорал:

– Ты, сраный охотник за окурками!

Моска усадил его на стул. Сидящие за соседними столиками обернулись.

– Спокойно, Эдди, он шутит. И ты тоже, Вольф, хорош! Не видишь, что он пьяный? Когда он напивается, он всех ненавидит. И к тому же он сегодня получил письмо от жены – она пишет, что скоро приедет с ребенком из Англии. Эдди переживает, что ему теперь придется расстаться со всеми своими дамами.

Эдди бросил на Моску пьяно-укоризненный взгляд.

– Это не так, Уолтер. Я действительно доставил ей немало неприятностей в жизни. – И печально уронил голову на грудь.

Моска, чтобы как-то подбодрить его, попросил:

– Расскажи-ка Вольфу о своей горилле.

Вольф выпил виски, и к нему вернулось благое расположение духа. Он усмехнулся, глядя на Эдди.

Эдди сказал торжественно, едва ли не почтительно:

– Я трахаюсь с гориллой! – И стал ждать реакции Вольфа.

– Меня это не удивляет, – сказал Вольф, и они с Моской рассмеялись. – Можно подробности?

Моска слышал, как Вольф что-то говорил, а потом представил его похожему на карлика немцу, и, хотя затхлая атмосфера комнаты опять вызвала позывы рвоты, он пытался вслушаться в разговор и сосредоточиться.

– Его интересуют, – говорил Вольф, – только деньги. Американские купоны.

Немец кивал.

– Я спрашивал, я у всех спрашивал. Но ни у кого нет таких денег. Это я знаю. Я могу купить несколько сотен долларов. Но не больше.

Моска, тщательно проговаривая слова, встрял в их беседу и сказал то, чему его научил Вольф:

– Нет, я хочу продать сразу большую партию.

Как минимум пять тысяч блоков.

Малютка-немец уважительно посмотрел на него, и в его голосе послышались завистливо-алчные нотки.

– Пять тысяч блоков?! Ox-ox-ox! – он мечтательно обдумал эти слова и потом сказал деловито:

– Тем не менее я буду иметь это в виду, не беспокойтесь. Хотите чего-нибудь выпить на дорожку? Фридль! – крикнул он. Из-за двери в соседнюю комнату показалась женская голова. – Шнапс! – выкрикнул немец таким тоном, точно обратился к собаке, приказывая ей сесть. Жена исчезла, потом появилась снова с тонкой белой бутылкой и тремя стаканчиками. За ней в комнату вошли двое ребятишек – мальчик и девочка, светловолосые, розовощекие, с чумазыми личиками.

Вольф присел на корточки.

– Ах, какие чудесные детишки! – воскликнул он, вытащил из своего необъятного портфеля четыре плитки шоколада и протянул каждому по две.

Отец встал между ним и детьми и забрал шоколад.

– Сегодня уже поздно есть сладкое. – И он отнес шоколад к тумбочке, а когда повернулся, руки его были пусты. – Завтра, дети мои!

Дети печально вышли из комнаты. Когда Вольф и Моска подняли свои стаканы, женщина произнесла что-то резкое на диалекте, которого ни Вольф, ни Моска не понимали. Муж бросил на нее угрожающий взгляд.

– Завтра, я же сказал, завтра!

Вольф и Моска вышли на темную улицу, которую освещал желтый свет из единственного окна.

Сквозь стекло до их слуха донеслись голоса мужчины и женщины, переговаривающихся друг с другом с гневом и ненавистью.

Домашний яблочный шнапс, почти такой же крепкий и ядреный, как виски, согрел Моску, но в то же время еще больше замутил его сознание.

Он шел нетвердо и часто спотыкался. Наконец Вольф остановился, взял его за руку и участливо спросил:

– Может, закончим на сегодня, Уолтер, и пойдем домой?

Моска взглянул на мучнисто-белое лицо Вольфа и помотал головой. Они двинулись дальше:

Вольф чуть впереди, Моска за ним, борясь с колким и морозным ветром и приступом тошноты. Он вспомнил, как в тот день Гелла сказала ему то же самое.

Она надела одно из платьев, которые он подарил ей на Рождество. Энн Миддлтон разрешила ему воспользоваться своей одежной карточкой в армейском магазине. Гелла видела, как он достал из шкафа маленький венгерский пистолет и сунул его в карман пальто. Потом спросила тихо:

– Ты не хочешь вернуться на родину?

Он понял, что она имеет в виду. За несколько дней до Рождества отменили запрет на брак с немками, и вот уже прошел месяц, а он еще ничего не сделал, чтобы оформить необходимые бумаги для получения разрешения вступить с ней в брак.

И она знала, что, как только они подадут заявление, им придется покинуть Германию и уехать в Штаты. Он ответил:

– Нет, сейчас я не могу. Мне еще надо отработать полгода по контракту.

Она смутилась и даже как будто оробела и, когда подошла поцеловать его на прощанье, как всегда делала, перед тем как он уходил хотя бы даже на несколько часов, спросила:

– Почему ты не читаешь письма от родных?

Почему ты всегда пишешь им только несколько строк?

Она прильнула к нему, и он почувствовал ее слегка вздувшийся живот и округлившиеся груди.

– Мы же все равно когда-нибудь уедем отсюда, – сказала она.

Он знал, что это так. Но не мог признаться ей, почему ему не хочется возвращаться домой. Что он равнодушен и к матери, и к Альфу, а читать их письма – все равно что слышать их голоса, зовущие его издалека. И что вид городских развалин доставляет ему удовольствие – эти зияющие раны улиц там, где когда-то стояли разбомбленные дома, и рваная, неровная линия городского силуэта на фоне неба, словно гигантский иззубренный топор снес городу полчерепа. И что неколебимый строй домов, подобный бесконечной неприступной стене, и улицы, чистые и ровные, рождали в его душе озлобление, выводя из душевного равновесия.

– У нас еще есть время, – сказал он. – Вот родится ребенок в июне, мы тут же оформим все бумаги и поженимся.

Гелла отошла от него.

– Я не об этом беспокоюсь. Но тебе не следует так обращаться со своими родными, ты должен по крайней мере читать их письма!

Он вспыхнул и сказал ей:

– Слушай, что ты все стараешься заставить меня делать то, что я не хочу?

Она снова поцеловала его и ответила:

– Будь осторожен сегодня.

Моска знал, что она не уснет, пока он не вернется, хотя он ей постоянно говорил, чтобы она его не ждала.

…Он услышал голос Вольфа:

– Ну вот мы и пришли, – и увидел перед собой его белое лицо.

Они стояли перед высоким крыльцом в круге света, отбрасываемом большой голой лампочкой, свисающей с козырька над входной дверью. Ее желтый свет слабо разгонял окружающий мрак.

Моска опасливо взобрался по лестнице, крепко держась за железные перила.

– Этот парень – большой пройдоха, – сказал Вольф, позвонив в дверь. – Но я хочу тебя с ним познакомить. Он ювелир, и, если ты хочешь купить что-нибудь для своей девочки, обратись к нему.

Над их головами распахнулось окно. Вольф откинул голову назад и крикнул:

– А, герр Фюрстенберг, добрый вечер!

– Пожалуйста, подождите одну минуточку, герр Вольфганг. – У хозяина был мягкий голос пожилого человека, голос с оттенком печали и давно ставшего привычным отчаяния.

Дверь отворилась, и на пороге появился лысый человек небольшого роста, темнолицый, с огромными черными глазами. Он поприветствовал гостей, и, когда Вольф представил ему Моску, немец щелкнул каблуками и поклонился.

– Пожалуйста, проходите, – сказал он, и они поднялись по внутренней лестнице в хорошо обставленную гостиную: здесь было два больших дивана, три или четыре мягких стула и рояль.

В центре стоял внушительного размера стол, у стены несколько столов поменьше. На диване сидели две девушки – обеим было лет по шестнадцать. Между ними оставалось достаточно свободного пространства, которое и занял герр Фюрстенберг.

– Прошу, – сказал он и пригласил вошедших сесть на два ближайших к нему стула. Вольф и Моска сели.

– Я хочу познакомить вас с человеком, о котором я вам рассказывал, – начал Вольф. – Он мой хороший друг, и, я уверен, если ему понадобится ваша помощь, вы обойдетесь с ним соответственно.

Герр Фюрстенберг, обхватив обеих девиц за талию, учтиво склонил свою лысую голову и произнес не менее учтиво:

– Можете не сомневаться, – и, обратив на Моску взгляд своих глубоких черных глаз, добавил:

– Пожалуйста, вы можете прийти ко мне в любое время.