Анатолий Афанасьев - Против всех

• Название: Против всех
• Автор: Анатолий Афанасьев
• Издательство: Мартин
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1999
• ISBN: 5-900033-78-3

Небольшой российский город захвачен криминальными структурами: пытки, страдания, массовое зомбирование, смерть…

Кто прервет этот ад?

На сей раз в жестокую схватку с мафией вступают не элитные силы спецназа, а «обыкновенные» местные жители…

---

Сержант Жуков перво-наперво направился на речную Заимку, где на арендованном хуторе обустроился Иван Сергеевич Костюков со своим многочисленным семейством — супругой, двумя взрослыми сыновьями и их женами. В прежней жизни Костюков был искусствоведом, кандидатом наук, вел семинар в свердловском университете, короче, Жуков всегда начинал обход с него, потому что душевно тянулся к умным, образованным людям. У них всегда находилось, о чем поговорить за рюмочкой свекольной. При этом, будучи интеллигентом, Костюков подать платил исправно, никогда не артачился, как некоторые другие, встречавшие сержанта чуть ли не в штыки. Не всякому нравилось отстегивать процент Сике Корявому, хотя никто не спорил, что это делается для их же пользы. К иным, чтобы вразумить, приходилось применять строгие меры, но это все в прошлом. У тех шести-семи фермеров, которые уцелели, амбиции не простирались дальше того, чтобы немного словчить на биржевом курсе доллара, и Жуков по доброте сердечной частенько им это спускал, не ловил за руку. Что взять с бедолаг, которым прокормиться удается еле-еле. Вдобавок сержант сознавал, что не следует долавливать подневольного человека до последней черты, где он может натворить глупостей даже себе во вред. В последние год-два, когда люди окончательно приспособились к цивилизованному образу жизни, Сор податей стал для него чем-то вроде увеселительной прогулки, не более того.

И вот на тебе — медведь-людоед. По всей видимости, зверюга подстерег сержанта в березовой рощице уже в виду хутора и, как в прежних случаях, расправившись с жертвой, не оставил практически каких следов. Единственное, что пацанята (внучата) фермера Костюкова нашли в рощице, — пустую кобуру от пистолета и милицейскую фуражку с околышем.

— Неужели, Федор Игнатьевич, вы тоже верите во всю чепуху? — спросил Егорка. — В оборотней и прочее.

— А ты нет?

Егорка третий стакан чаю допивал с одним кусочком сахара, как приучил Жакин.

— Конечно, не верю. С милиционером вообще туфта. При чем тут медведь? Ясно же, что его фермеры замочили.

— Верить можно и не верить, — Жакин смотрел на него насмешливо, — только оборотень в каждом человеке живет в скрытом виде. Никогда не говори, о чем не знаешь.

— Если вы имеете в виду философский, иносказательный смысл…

— Я имею в виду, в зеркало надо внимательно смотреть.

Егорка чувствовал, что разговор о медведе не кончится добром, так и случилось.

— Не пойду, — сказал он твердо. — Как хотите посылайте, не пойду.

— Почему? Оробел, что ли?

— Не хочу — и все. Это выше моих сил.

— Не упрямься, Егорка. — Жакин слез с табуретки, прошел к полке, закурил и вернулся на место, но Егорке показалось, надолго куда-то отлучался. — Ты, сынок, больших успехов добился, я тобой горжусь, но мужчиной еще не стал. До Харитона тебе далеко. А должен стать крепче, чем он.

— Почему должен? Кому должен? Разве нельзя без напряга пожить, отдохнуть немного?

— Нельзя, — грустно ответил Жакин. — Сам знаешь.

Егорка действительно знал. За долгие месяцы упорный Жакин вдолбил ему в голову много странных мыслей, которые легли на благодатную почву. От них теперь не избавишься. Но встречаться с людоедом он все равно не хотел. С какой стати?

— Я вам никогда не перечил, Федор Игнатьевич, и науку перенимал с благодарностью. Уступите и вы хоть разок.

— Нельзя, — возразил Жакин. — Сомневаешься насчет оборотней — пойди и проверь. Другого пути к истине нету.

Сомнения выжигают человечью душу дотла… Через часок, под сумерки, и отправишься.

— Один?

— Зачем один, с Гиреюшкой. Он на медведя и выведет. Ему — раз плюнуть. Но шибко на него не надейся. Коли он в свару ввяжется, ему конец. Против оборотня минуты не устоит.

— С карабином идти?

— Нет, это нечестно. У медведя карабина нету. Ты же не Черная Морда. Тесак возьмешь, который в кладовке. Хороший инструмент. Я тебе про него рассказывал, помнишь?

Уже смирившись, Егорка поддался последнему толчку малодушия и сказал то, чего потом стыдился:

— Будто избавиться от меня хотите, Федор Игнатьевич?

У Жакина в ярких глазах вспыхнула укоризна.

— Ты же знаешь, это не так. Но надо прогнать зверя. Кроме нас, некому. Не мне же, старику, подыматься.

— Кому надо, кому? Нам с вами он не мешает.

— Тебе надо, сынок, никому другому.

— Ну и слопает меня за милую душу.

— Буду горевать, как ни о ком не горевал.

Искренность Жакина пронзила Егорку до слез. Он пошел на двор, чтобы встретить Ирину. Ее отправили в поселок за покупками, и уже половина дня прошла, а ее все нету. Конечно, медведь и ее мог задрать, но Жакин сказал, что оборотни своих не трогают, у них кровь гнилая, не для питья. Да и сама Ирина шатуна не боялась и к его появлению отнеслась как-то безразлично. Говорила, что ей страшен только пахан Спиркин из Саратова, который непременно вскорости вышлет гонцов, чтобы спросить с нее за все промахи.

Она жила у них третий месяц и вроде никуда не собиралась уходить. Куда я пойду, плакалась она, Спиркин везде достанет. Жить мне осталось недолго, а с вами хоть напоследок отмякну душой.

Хлопотала по хозяйству, обстирывала мужиков, готовила им еду, и Жакин постепенно смирился с ее присутствием. Яд у нее забрал, патроны спрятал — чем она могла теперь особенно навредить?! Да и пес за ней приглядывал неустанно.

После первой вылазки в горы Жакин водил Егорку еще к двум тайникам, в последний раз пришлось спускаться в заброшенный рудник, где они провели целую ночь, как в могиле. По словам Жакина, если бы все сокровища, которые он показал, принадлежали лично Егорке, он был бы самым богатым человеком в стране, наравне с Березовским и Черномырдиным, но это не принесло бы ему счастья. Кто присвоит чужое, вещал Жакин, тот обречен на пресыщение, а пресыщение хуже скуки и страха. По себе помню, вспоминал Жакин, бывало, нахапаешь столько, что девать некуда — деньги, бабы, власть, — и вдруг накатит такая тоска, хоть вой на луну. Пресыщение, понимаешь, Егорка? Самое лютое наказание человеку за дурь. Вроде ты еще живой, а как чинарик обсосанный в луже… Никогда не зарься на чужое, Егорка, и свое зря не копи.

— Напрасно проверяете, Федор Игнатьевич, — ответил Егорка в тот раз. — Я к деньгам равнодушный. Хуже другое, никак не могу понять, зачем я родился?

— Этого никто про себя не ведает, — утешил Жакин. — Может, так и к лучшему.

Домашняя философия Жакина часто склоняла Егорку к собственным маленьким открытиям. Мир соткан из конкретных событий, думал он, и туманных видений. Если угадать между ними границу, то это, наверное, и есть та тропка, по которой удобно идти.

Ирина их обоих жалела. Превратившись из отпетой бандитки в хлопотливую женщину, расторопную и услужливую, она иной раз, набегавшись по двору, подпирала кулачком подбородок и смотрела на Егорку глазами, полными слез. Она считала их обоих блаженными, помешавшимися на своем тайном богатстве, но с той разницей, что старик, по се мнению, был совершенно безнадежен, а у Егорки, если он прислушается к голосу разума, еще оставался шанс очеловечиться.

По женской линии она в конце концов добилась своего: в отсутствие Жакина заманила парнишку в сарай и чуть ли не силком склонила к греху. Утомленный своим затянувшимся бессмысленным сопротивлением, Егорка безропотно подчинился и в опытных руках легко поднялся к вершинам блаженства, где лишь пускал слюнки, как ласковый котенок над миской с теплым молоком. Довольная содеянным, Ирина строго спросила:

— Ну что, плохо тебе было? Скажи честно, плохо или хорошо?

Растроганный, Егорка признался:

— Как в баньке побывал, ничуть не хуже.

— Зачем же так долго тянул?

— Да стыдно как-то. У меня же невеста в Федулинске.

Заново возбудившись от этих слов, Ирина полезла с ласками, но Егорка вежливо ее отстранил.

— Нет, два раза подряд нельзя. Я же на режиме.

В дальнейшем их любовные отношения складывались урывками, и никогда Егорка первым не проявлял охоты. Ирину это озадачивало.

— Ты же здоровенный парень, вон какой богатырь. В чем дело? Или я для тебя старая?

— Как можно, Ира! Какая же ты старая, если моложе меня.

— Почему же каждый раз я тебя будто насилую? Обидно же. Другие мужики…

У Егоркиной мнимой пассивности объяснение было самое простое: ему нравилось усмирять свой пыл. Чем больше он томился по Ирине, тем холоднее делался с виду. Ей в голову не могло прийти, что молодой парень на такое способен. Постепенно она все больше проникалась к нему материнскими чувствами, что было для нее тоже совершенно ново. В самые страстные минуты в ее бесстыже остекленелых глазах внезапно вспыхивал огонек узнавания. Опять и опять улещала Егорку:

— Меня Спиркин не простит, я его вроде как кинула, но и тебя не пожалеет. Брось своего Жакина, зачем он тебе. Он как костерок догорающий, а у нас все впереди. Уйдем вместе. Возьмем тысяч сто, ну, самое большее — пол-лимончика, и айда! Европа, Азия — куда хошь. Всюду побегу за тобой, как собачонка.