Вячеслав Пьецух - Рука

• Название: Рука
• Автор: Вячеслав Пьецух
• Жанр: Русская классическая проза

---

Пьецух Вячеслав Рука

Вячеслав Пьецух

Рука

1

В самом начале ноября 1992 года мастер производственного обучения Яша Мугер познакомился в привокзальной пивной с чемпионом Донецкой области по ручной борьбе, которого все называли не по имени, а по кличке; кличка была - Бидон. Хотя оба оставались сравнительно в своем виде, проговорили всего-навсего полчаса и вообще родственного между ними нашлось так немного, что, можно сказать, родственного не было ничего, они, бог весть почему, сошлись, и в конце концов Бидон пригласил Якова попариться в частной баньке. Якова потому это предложение обольстило, что о существовании таковых он даже не подозревал.

Банька находилась примерно в пяти минутах ходьбы от Северного вокзала, но располагалась так нарочито скрытно, что в другой раз найти ее без провожатых было бы мудрено. Сначала следовало поворотить с Железнодорожного проспекта в затхлую подворотню, затем миновать замкнутый, мрачный двор, который был уставлен мусорными контейнерами, источавшими кислый смрад, затем пересечь небольшой пустырь, захламленный какими-то ржавыми конструкциями, обветшавшими бетонными блоками и сносившимися покрышками, затем войти в одноэтажное кирпичное здание с решетками вместо окон, спуститься по металлической лестнице три пролета, толкнуть массивную дверь, обитую листовой сталью, за нею еще одну - красного дерева с позолотой, и только тогда в ноздри посетителю ударял сладостный банный дух. Общее впечатление было такое: словно вы в гостях у Хозяйки Медной горы, или вы волшебным образом угодили в гольф-клуб где-нибудь на Багамах, или вам просто снится прекрасный сон. Это впечатление потому охватывало всякого новичка, что стены тут были обшиты карельской березой, потолки в сенях и предбаннике обтянуты красным штофом, бассейн выложен крупной зеркальной плиткой, что там и сям стояли мягкие кожаные диваны, существовали для услуг массажистка Вера, молодой холуй в резиновом фартуке и официант при галстуке бабочкой, что на закуску подавали спаржу и запеченного судака. Перечисленные обстоятельства произвели на Якова такое сильное впечатление, что ему почему-то захотелось одновременно бросить курить и пить. А пил он, заметим, крепко; Яша по национальности был еврей, но, как бы это выразиться... не очень, то есть он настолько заматерел в русских нормах житья-бытья, что мог часами говорить о переселении душ, опять же крепко пил горькую и помаленьку таскал со своего завода измерительный инструмент.

Кроме причудливого желания покончить с алкоголем и табаком, в Якове вдруг пробудилось острое чувство злобы; ему было донельзя досадно, что вот одни роскошествуют в частных баньках, а другие, чтобы только свести концы с концами, вынуждены приворовывать измерительный инструмент. Правда, Яше ощутительно полегчало, когда он приметил ярко-рыжего таракана, прошмыгнувшего между серебряной солонкой и баночкой финикового варенья, тем не менее он напился и с досады решил как-нибудь насолить Бидону, например, овладев в парной массажисткой Верой. Массажистка, однако, сразу его отвадила, скомандовав:

- От винта!

И Яков озлобился еще пуще.

- Не понимаю, - с горькой усмешкой говорил он, - зачем это некоторые таскаются по пивным, когда в их распоряжении имеются целые подземные дворцы, французское шампанское и прислуга?..

- Да вот, все никак не могу отстать от старых привычек, - простодушно сказал Бидон. - Ты не поверишь: я даже иногда одеколон пью, с бичами в канализационных люках ночую, телок на вокзале снимаю по старым деньгам за три рубля!

- Если тебе так дорога прежняя жизнь, то к чему этот дорогостоящий романтизм?

- А из принципа! - почти закричал Бидон. - Если наши тузы кремлевские живут в хоромах с зеркальными стеклами, на "кадиллаках" ездят, харчуются чуть ли не у "Максима", то почему, собственно, я должен прозябать в своем низменном естестве?! Они что, умнее Иммануила Канта или по-древнегречески говорят? По моим сведениям, отнюдь... Просто-напросто валяют ребята дурака и, вроде меня, помаленьку обирают мирное население. Я, если честно, по-древнегречески тоже не говорю.

- Ну, положим, это еще не повод для того, чтобы встать на неправедную стезю.

- Очень даже повод, как ты, Яков, этого не поймешь! Почему, по-твоему, люди в политику лезут, сотни миллионов лепят из воздуха, на Северный полюс идут пешком? Я тебе скажу, почему: потому что они по-древнегречески не говорят... А которые говорят, - тем вообще ничего не нужно.

Яша Мугер в эту логику не проник, посему он решил, что Бидон строит над ним насмешки, и вызвал его из мстительного чувства на поединок. Ручной борьбой Яков сроду не занимался, но малый он был крепкий и однажды на пари прокусил насквозь николаевский пятачок.

Понятное дело, сил своих Яков не рассчитал; продержался он только секунд пятнадцать, и по той причине, что никак не хотел сдаваться, радея за свое мужское достоинство и честь трудящейся бедноты, поединок закончился маленькой катастрофой: вдруг в плече у Яши что-то оборвалось, и он завопил от боли.

Впоследствии, когда Яша Мугер явился на прием к хирургу в свою районную поликлинику, оказалось, что правая ножка бицепса оторвалась от плечевого сустава и конечности, скорее всего, суждено отсохнуть. Поначалу Яков не особенно огорчился, поскольку это было своего рода ранение, полученное в борьбе за мужское достоинство и честь трудящейся бедноты, однако дня через два он уже не держал в руке молоток и поэтому в конце недели пошел сдаваться, то есть он лег в хирургическое отделение 2-й городской больницы, которая существовала при медицинском институте имени Парацельса. Об этой больнице ходила дурная слава.

2

В середине пятидесятых годов в так называемой Коровинской слободе, примыкавшей к городу с северо-западной стороны, поселился Аркадий Мячиков, отпрыск старинного дворянского рода, записанного еще в "Государевом родословце" и оставившего кое-какие следы в отечественной истории, например, один из Мячиковых упоминается в составе посольства боярина Писемского, который ездил в Англию сватать за Иоанна Грозного принцессу Марию Гастингс. Однако род с течением времени захудал, лишился почти всех вотчин и к середине XIX столетия уже считался просто интеллигентным; и прадед Аркадия Мячикова был врачом Обуховской больницы для бедных, и дед был врачом, правда, тюремным, и отец был участковым врачом, и старший брат был военно-морским врачом, но сам Аркадий семейной традицией пренебрег он окончил Ленинградскую академию художеств и года два занимался оформлением детских книжек, пока его не упекли в лагерь за то, что кота Базилио он изобразил как две капли воды похожим на Лазаря Кагановича, который тогда был одним из главных столпов сталинского режима. Аркадий отсидел в лагере восемь лет, съездил в Ленинград проведать родню, помотался по России туда-сюда и осел в Коровинской слободе; в то время ее составляли несколько немощеных, странно широких улиц, застроенных оштукатуренными бараками, совсем деревенскими избушками да изредка двухэтажными бревенчатыми домами несколько финно-угорской архитектуры, и только в шестидесятые годы тут покрыли асфальтом улицу Карла Либкнехта и построили квартал мрачных, неказистых пятиэтажек, кое-как, словно через душу, слепленных из силикатного кирпича; населял слободу искони люд бедный и озорной.

С работой Аркадию Мячикову сначала не повезло - за неблагонадежность его взяли только приемщиком стеклотары, однако со временем он нашел себе необременительную должность стрелка военизированной охраны на хлебозаводе и стал подрабатывать своим ремеслом, именно он исполнял к большевистским праздникам транспаранты по кумачу. Впоследствии ему дали комнату в одной из неказистых пятиэтажек, и он зажил совсем безбедно.

Как раз на другие сутки пребывания Яши Мугера во 2-й городской больнице Аркадий Мячиков лежал у себя в комнате на диване, читал "Жизнь и нравы насекомых" Фабра, краем уха прислушивался к гармошке, на которой пиликал пьяный сосед-шофер, да время от времени поглядывал за окошко. Погода в тот день стояла в высшей степени ноябрьская, то есть пакостная, и за окошком бежали тучи по грязно-голубому небу, отдававшему в цвет милицейской формы, тучи какие-то скукожившиеся, словно им самим было зябко, шел мелкий снег вперемешку с дождиком и гулял отсыревший ветер, который то и дело стучал форточкой, обычно запираемой при помощи большой канцелярской скрепки; мало-помалу погода вогнала Аркадия в такое оцепенение, что даже форточкой заняться было невмоготу.

Около двух часов пополудни к Мячикову зашел старый его приятель Сергей Попов. Этот Попов отродясь нигде не работал, жил бог знает чем и почти каждый день приходил играть в "гусарский" преферанс по десяти рублей вист; не исключено, что на карточный выигрыш он и жил, поскольку Аркадий каждый раз нарочно ему проигрывал что-нибудь по тысяче целковых, а то и более, впрочем, у Попова был свой талант, доставлявший ему некоторые средства, он был превосходный ветеринар по собачьей части, даром что не имел специального образования, да и вообще никакого образования не имел, поэтому вернее его следовало бы назвать знахарем, ведьмаком; собак он пользовал травами, заговорами, сложными снадобьями, иной раз включавшими в себя совсем уж экзотический элемент, вроде отвара из цветков лотоса или толченой яшмы, в ста случаях из ста вылечивал энтерит и умел лаять на разные голоса; немудрено, что собаки по наитию перед Поповым благоговели, и даже вконец озверевшие кавказские овчарки, воспитанные в ненависти ко всякому чужаку, завидев его, сразу пластались ниц и жалобно стенали, как месячные щенки.