Николай Панов - Морские повести

• Название: Морские повести
• Автор: Николай Панов
• Издательство: Военно-морское издательство Военно-морского министерства СССР
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1951

---

— Хелло! — негромко окрикнул боцман.

Летчик вскочил, вскинул револьвер.

— Дроп юр ган! Ай эм рашн! — эти слова боцман долго обдумывал и подбирал. Будет ли это значить: «Положите револьвер. Я русский!» Повидимому, слова дошли.

Поколебавшись, летчик положил револьвер на плоскость.

Боцман вышел из-за камней. Трудно передать тот ломаный, отрывистый язык — жаргон иностранных портов, с помощью которого боцман сообщил, что здесь территория врага, что он послан оказать англичанину помощь. Агеев закончил тем, что, несмотря на протестующее восклицание летчика, взял с крыла револьвер, засунул за свой краснофлотский ремень.

Летчик протянул к револьверу руку. Агеев радостно ухватил ее своими жесткими цепкими пальцами.

— Хау-ду-ю-ду? — произнес он фразу, которой, как убеждался не раз, начинается любой разговор английских и американских моряков.

Летчик не отвечал. Высвобождал руку, кивая на револьвер, протестуя против лишения его оружия, будто он не союзник, а враг.

Агеев пожимал плечами, примирительно помахивая рукой.

— Донт андестенд![1] — сказал он, засовывая револьвер глубже за пояс.

Летчик перестал волноваться. Он весело захохотал, хлюпнул боцмана по плечу. По-мальчишечьи заблистали выпуклые голубые глаза над розовыми щеками, маленькие усики, как медная проволока, сверкнули над пухлыми губами. Махнул рукой: дескать, берите мой револьвер. Он казался добродушным, покладистым малым, смех так и брызгал из его глаз.

Но боцману было совсем не до смеха в тот критический момент. Десятки раз в пути с морского поста он обдумывал, как должен поступить, и не мог ни на что решиться. Больше всего не хотелось приводить постороннего на Чайкин клюв.

Не найти самолет? Пробродить по скалам и доложить, что поиски не привели ни к чему? Эта мысль забрела было в голову, но он отбросил ее с отвращением. Во-первых, — приказ есть приказ, а во-вторых, — как не помочь товарищу по оружию?

Боцман был уверен: захвати фашисты англичанина, — убьют, несмотря на все международные правила, а, может быть, примутся пытать…

Следовательно, первая мысль исключалась.

Нельзя было и отправить летчика одного через линию фронта. Это значило опять-таки отдать человека в руки врага. Ему не миновать всех патрулей и укреплений переднего края. И, еще не найдя самолета, Агеев чувствовал — не бросит он союзника на произвол судьбы.

Но летчик, видимо, совсем не был уверен в этом. Может быть, за его внешней веселостью скрывалась тревога. Он заговорил раздельно и убедительно.

— Уиф ю! Тугевер![2] — неоднократно слышалось в этой речи.

— Ладно, — сказал Агеев. — Кэм элонг![3]

Быстро обернулся, выхватил из кобуры свой верный короткоствольный «ТТ». В кабине что-то зашевелилось. Агеев отскочил в сторону.

Под полупрозрачным колпаком, тяжело опираясь на козырек смотрового стекла, стояла женщина в белых лохмотьях. Золотистые волосы падали на бледное лицо.

Так странно и неожиданно было это появление, что боцман потерял дар речи. Смотрел на женщину, не выпуская летчика из виду, и она глядела на них большими серыми глазами; тонкие губы вздрагивали, как у ребенка, готового заплакать. Единственное, что пришло боцману на ум, — произнести по-английски какую-то вопросительную фразу.

— Я русская, — сказала женщина глубоким, испуганным голосом и прижала руки к груди. — Помогите, ради бога, я русская…

Легким движеньем, как-то не соответствующим его массивной фигуре, англичанин шагнул на крыло. Женщина отшатнулась.

— Вы-то как оказались здесь? — спросил Агеев.

Англичанин мягко и бережно взял незнакомку за локоть; помог выбраться из кабины. Бросил ей несколько добродушно-недоумевающих слов вполголоса.

— Я не понимаю, что он говорит, — губы женщины снова задрожали, сухо блестели огромные глаза.

Летчик все еще поддерживал ее под локоть.

— Как вы попали на этот самолет? Откуда он взял вас?

— Он даже не знал, что я в его самолете, — быстро произнесла женщина.

— Не знал, что вы в его самолете? — только и мог повторить Агеев.

— Это случай, это только счастливый случай, — почти шептала незнакомка. — Когда он сел недалеко от бараков, я пряталась в скалах. Слышу шум мотора, спускается самолет. Летчик выбрался из кабины, ушел за скалы. Смотрю — английские цвета на хвосте. Такие самолеты нас бомбили в дороге. Что мне было делать? Все равно погибать! Подкралась, забилась в хвост. Лежу. Слышу — снова загремел мотор, все зашаталось, меня стало бить о стенки. Потом перестало. Потом опять бросило. Самолет опустился… — шопот женщины стал совсем беззвучным.

— Кто вы такая? — отрывисто спросил Агеев.

Женщина молчала, стиснув бледные губы, будто не поняла вопроса.

— Кто вы такая, как ваша фамилия? — повторил Агеев.

— Я… — она переводила с Агеева на летчика огромные светлые глаза. — Я жена советского офицера, он служит на севере… Медведев…

— Вы жена старшего лейтенанта Медведева? — почти вскрикнул Агеев. Обычная выдержка изменила ему.

— Да, я жена Медведева, — повторила женщина, как эхо.

Она зашаталась. Боцман бережно подхватил ее, опустил на камни. Она была необычайно легка, с тонкой морщинистой шеей, с ввалившимися щеками.

— Хэв сем дринк![4] — сказал заботливо англичанин. Развинтил висевшую на поясе фляжку, большой ладонью приподнял голову женщины, влил ей в рот несколько капель. Она проглотила, закашлялась, оттолкнула флягу. Села, опершись худыми руками о камни.

— Уведите меня! — умоляюще посмотрела она на Агеева. — Они нагонят, убьют вас, меня будут мучить снова…

Летчик быстро заговорил. Боцман вслушивался изо всех сил. Ждал услышать что-нибудь о жене Медведева. Но летчик говорил совсем о другом: он тоже торопил итти.

— Джермэн, джермэн, — произнес он несколько раз, указывая на скалы.

— Итти-то вы можете? — с сомнением взглянул на женщину Агеев.

— Я могу итти, я могу! — вскричала она. Вскочила, пошатнулась, запахивая халат на груди. Это был именно халат — из грубой дырявой холстины. Напряженный свет излучали ее широко открытые глаза.

— Никогда не видел раньше таких глаз, — рассказывал потом Агеев. — Прямо они меня по сердцу резанули…

Да, положение становилось невероятным, как в сказке. Он приведет на пост не только летчика, приведет жену командира. Такое совпадение! Кому-нибудь рассказать — засмеют, скажут: «Трави до жвака галса!»

— Ну что же, итти так итти! — сказал, наконец, боцман.

Он пошел не по прежней дороге. Повернул к берегу фиорда, неловко подхватил женщину под руку. Она торопилась, скользя по камням. Англичанин шел размашистым, твердым шагом.

Из-за скал доносился шелест волн. Они вышли к синей, вскипающей пенными барашками воде за лаковой черной линией камней. Туман рассеялся, светило высоко поднявшееся солнце, блестело на серой скорлупе раковин, на мокрой морской траве, опутавшей камни.

В одном месте осушка вдавалась глубоко в берег. Здесь море в час прилива билось, видно, в самое подножье отвесных утесов. Летчик стал огибать мокрые камни.

— Хелло! — окликнул Агеев.

Летчик оглянулся.

— Прямо! — Агеев искал нужные английские слова. — Стрэйт эхед!

Уже начинался прилив, небольшие волны, вскипающие пеной, набегали все ближе. Агеев снова сделал знак — итти прямо по обнаженному дну водной излучины.

Но теперь летчик, казалось, потерял способность понимать разведчика. Пошел, тщательно огибая излучину, карабкаясь по скалам.

— Ну, мистер, если боишься ноги промочить, нам с тобой не по пути, — пробормотал Агеев.

Отпустил руку женщины, взял своими сильными пальцами летчика за предплечье. Повел его, слегка сопротивляющегося, прямо по мокрым камням. Женщина шла следом.

— Так-то лучше, — боцман выпустил руку летчика. — А теперь прибавить шагу надо.

Он почти бежал по неглубокой впадине вдоль отвесного темного утеса. Волны набегали все ближе, они почти прижали трех пешеходов к камням. Казалось, сейчас ударят под ноги, — придется итти уже по воде.

— Вот и порядок! — сказал, наконец, Агеев.

Он ухватился за выступ утеса, подтянулся, поднялся на выступ. Подхватил женщину, поставил рядом с собой. Брызги волн хлестнули по мохнатым унтам летчика. Он подтянулся тоже, стал рядом с Агеевым, с улыбкой глядя вниз.

В излучине, которую только что пересекли, плескались темносиние беспокойные волны, пузыри пены лопались на камнях.

— Олл раит! — сказал летчик.

— То-то — «олл раит»! — ответил боцман.

Снова подхватил женщину, подтянул ее на следующий выступ утеса. Подсадил англичанина, легко подтянулся сам.

Так они карабкались — все вверх и вверх. Англичанин тяжело дышал и уже не улыбался. Женщина бледнела все больше.