Камил Икрамов - Улица Оружейников

• Название: Улица Оружейников
• Автор: Камил Икрамов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1967

Удивительные приключения, о которых рассказывается в этой книге, начинаются в первой четверти XX века на улице, где еще во времена хромоногого Тамерлана жили ташкентские оружейники. Эта история мальчика Талиба, сына кузнеца Саттара, сохранившего секрет изготовления настоящий дамасских клинков… Приключения героя книги, удивительные люди, с которыми сводит его судьба, и индивидуальность, образность авторского языка, повествующего об этом, не оставят вас равнодушными.

---

Зиядулла был первым, кто, зная судьбу мальчика, не скрыл, что узнал его, и Талиб благодарно посмотрел на купца. Он даже простил ему, что тот совсем недавно выгнал их с дядей из дома в страшный день эмирской расправы.

— Я не должен долго говорить с тобой, ибо могут зайти приказчики, которые знают тебя. Вот тебе еще рубль, спрячь, пригодится. Беги к нищему и скажи, чтобы он скорее уходил отсюда. Я не хочу, чтобы тебя видели.

Зиядулла отдал Талибу конец веревки и подтолкнул к выходу.

— Ты долго торчал там, негодный, — зло сказал старик, когда Талиб подбежал к нему. — Почему купец отдал тебе веревку, а не вышел сам?

— Не знаю, — ответил Талиб. — Он сказал, чтобы мы скорее уходили отсюда.

— Он знает тебя? — Нищий не думал торопиться.

— Знает, — сказал Талиб.

— О! — воскликнул слепой. — И он не позвал стражу? Значит, он не чист перед аллахом.

— Пойдемте отсюда, — попросил Талиб.

— Погоди, — буркнул нищий. Он что-то обдумывал и потом пробурчал: — Хорошо, мы еще вернемся.

Пока они говорили, из-за поворота улицы показался Ширинбай. Талиб, не дождавшись приказания, отбежал от старика, веревка натянулась, и нищий, зацокав языком, стал погонять ишака.

Ширинбай увидел эту пару и, кажется, тоже узнал Талиба. Во всяком случае, он отвернулся, как только хорошенько рассмотрел его.

* * *

Талиб бежал из тюрьмы неделю назад.

Случилось это так. После того, как учителя с сыновьями и дядю Юсупа увели на казнь, Талиба бросили в большую камеру, где содержались самые различные преступники. Были среди них и конокрады, и грабители, и убийцы. Правда, постепенно, в связи с переполнением тюрьмы важными «государственными злодеями», носившими неправильные рубашки с пуговицами, читавшими газеты и учившими детей не так, как требовалось в Бухаре, уголовных преступников становилось все меньше. Часть из них тоже казнили, других выпустили, третьи пошли работать палачами.

Новые заключенные тоже быстро менялись. Особенностью Бухарского судопроизводства было полное отсутствие какой-либо волокиты. Судьи заботились о том, чтобы осудить как можно скорее. Правильно ли они судят или неправильно — это беспокоило их меньше всего.

«Если аллах не мешает нам судить так, значит, мы судим правильно», — утешали они себя.

Новички, едва осмотревшись в камере, обязательно обращали внимание на Талиба. Щуплый мальчонка лет десяти (Талиб теперь скрывал, что ему двенадцать лет) вызывал удивление и интерес.

Талиба расспрашивали, выслушав историю его злоключений, жалели и заботились как могли. Он охотно рассказывал о себе, о дяде, об отце, который, вероятно, уже вернулся в Ташкент, о русском мотоциклисте, о Рахманкуле.

Так получилось, что рассказы Талиба становились все более подробными. Всегда ведь находились люди, которые слушали его историю во второй или даже в третий раз, и для них Талиб добавлял новые подробности.

Однажды он рассказал о своем дедушке уста-Рахиме, которого называли еще и уста-Тилля, об исчезнувшей тетрадке и споре, который возник из-за нее между Усман-баем и кузнецом Саттаром.

Один из новичков слушал рассказ Талиба очень внимательно. К ночи, когда все легли спать, этот человек расстелил свой халат на полу и предложил Талибу лечь рядом с ним. Дождавшись, пока все уснут, он шепнул Талибу:

— Сынок, я знал твоего дедушку. Это был замечательный человек. Он был самый ученый из всех людей, кого я знал. Он умел считать без цифр, одними буквами, он понимал, как строить каналы, и в наших краях он побывал в поисках того, что прячет от людей земля. Его не зря звали уста-Тилля.

Сначала новичок не внушал Талибу особой симпатии. Рассказ о таинственной тетрадке волновал многих. Спрятанные клады и золотые россыпи, равно как и сказки «Тысячи и одной ночи», отвлекали людей от страшной действительности. Талиба расспрашивали с горящими глазами, с трепетом жадности или зависти.

— Вот видишь, — говорили ему. — Такое богатство пропадает. А? Эх, несчастный! Ты миллионером мог бы стать, если бы не уехал из Ташкента. А теперь все захватит Усман-бай.

Новый сосед по камере не говорил ничего, что походило бы на эти слова. Он говорил не о кладе, не о золоте, а только о дедушке Рахиме. О том, какой это был добрый и скромный человек, какой он был вежливый и образованный, какие стихи он знал, какой замечательный он был кузнец.

— Я работал на хлопковом заводе, — рассказывал новичок. — Все звали меня Касым-полукузнец, потому что я хотел стать кузнецом, а на кузницу я смотрел только издали. Мое дело было мешки таскать. Твой дедушка тогда как раз в наших местах чего-то делал. Мы не знали, что он делал. Ходил собирал камушки, землю копал. Все один, все молчком. Вдруг сломался на заводе пресс, которым хлопок сжимают для упаковки. Пресс — такая сложная машина, из страны инглизов ее привезли, из-за моря. Сломалась у пресса большая шестерня. Никто это починить не мог. Твой дедушка зашел посмотреть, говорит: «Я могу».

Управляющий наш не поверил, но сказал: «Возьми шестерню, вот тебе все рабочие, и делай что хочешь. Все равно ее выбрасывать». Я подошел к твоему дедушке и попросил взять в помощники.

Касым-полукузнец стал подробно рассказывать, как они с дедушкой чинили шестерню, которая в рост человека, как построили большой горн и сваривали ее медью.

— С тех пор, — закончил он свой рассказ, — я стал работать на прессе и в кузнице теперь могу работать. Правда, зовут меня все равно, как и прежде, — Касым-полукузнец.

— За что вас арестовали? — спросил Талиб.

— За дружбу с русскими. Не за то, что я дружил, а за то, что наш управляющий дружил с русскими.

К Талибу в камере все относились хорошо, но с приходом Касыма-полукузнеца у Талиба появился настоящий старший товарищ. Когда его вызвали на суд, Талиб плакал. Однако тот вскоре вернулся. Его приговорили к десяти годам тюрьмы за то, что он своевременно не донес на управляющего заводом.

Еще несколько дней Касым-полукузнец и Талиб просидели в Обхане, как вдруг начальство решило всех осужденных перевести в Зиндан, другую тюрьму. Осужденных набралось человек тридцать.

Касым и Талиб держались вместе в толпе.

— Когда перегоняют с места на место, лучше всего бежать. Из тюрьмы бежать труднее, — шепнул Касым.

— А меня возьмете? — спросил Талиб.

Касым вздохнул, давая понять, что если бы удалось, они обязательно убежали бы вместе.

Заключенных вывели из цитадели поздно ночью. Тридцать человек, измученных тюрьмой и невероятно истощенных, шли под конвоем десятка дюжих стражников, вооруженных винтовками и саблями.

Луна освещала спящую Бухару. Стояла какая-то особая тишина, будто город погрузили в глубокое озеро, будто не было в нем людей, собак, ишаков, лошадей, будто все умерло. Пустые тихие улицы и глухие звуки шагов по пыльной дороге.

Вскоре показалась их новая тюрьма. Она, словно холм, возвышалась по правую сторону неширокой улицы и вся была залита холодным лунным светом. Талиб знал, что в этом холме под землей и находятся заключенные, здесь должны пройти годы его жизни.

Старший конвойный приказал остановиться. Заключенных согнали к стене, окружающей невидимый с дороги дом напротив тюрьмы, разрешили сесть. Было слышно, как журчит арык, выбегающий из отверстия в основании стены.

Старший конвоя стал подниматься по ступенькам, ведущим ко входу в тюрьму. Он долго стучал в дверь, о чем-то переговаривался с тюремщиком, а потом спустился вниз и, злобно ругаясь, сказал своим подчиненным, что придется будить начальника тюрьмы, который как раз и жил в доме, окруженном забором, у которого сидели заключенные.

Старший конвоя принялся стучать в калитку начальника тюрьмы. После долгих переговоров его впустили, и заключенные услышали недовольный сонный голос начальника, жаловавшегося, что ему житья нет, такая у него тяжелая служба — уж и ночью стали присылать арестантов, а в Зиндане и так слишком много злодеев, и лучше бы их всех казнить, чем кормить и содержать за счет милостивого эмира.

Один из заключенных тем временем попросил разрешения напиться из арыка. Конвоир махнул рукой в знак согласия, и люди стали наклоняться над ручейком, выбегавшим из-под стены. Они не только пили, но старались заодно и умыть лицо. Постепенно все придвинулись ближе к арыку, образовалась очередь.

Касым напился раньше Талиба и, прежде чем тот успел наклониться к воде, оттащил его за рукав.

— Погоди, — сказал он. — Арык протекает по кирпичной трубе. Взрослый не пролезет, а ты сможешь. Посмотри внимательно.

— Пролезть во двор? — удивился Талиб. — Там же живет начальник тюрьмы.

— Тем лучше, глупый. Никто не будет искать тебя во дворе начальника.

Тут хлопнула калитка, и из нее вышли два человека.

— Встать! — приказал старший конвоя.

Люди стали медленно подниматься, несколько человек, не успевших напиться, сгрудились у арыка, и никто из конвойных не заметил, как Талиб, опустившись в арык, ужом юркнул в кирпичную трубу.