Татьяна Шипошина - Звёзды, души и облака

• Название: Звёзды, души и облака
• Автор: Татьяна Шипошина
• Издательство: Оранта
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 90955438984

Татьяна Шипошина уже много лет работает участковым врачом.

В каждой из трех повестей, вошедших в книгу, («Звезды, души и облака», «Хождение по асфальту или опыт усыновления сирот», «Как мне хочется чистой воды…») автор делится своими переживаниями участкового врача, переживаниями человека который встречается с миром, охваченным самыми различными недомоганиями и наблюдает самое разное отношение людей к своим болезням.

Автор, как человек веры, смог многое почерпнуть и рассказать из своих наблюдений такого, что находится за пределом его должностных инструкций. В каждой из повестей есть своя внутренняя пружина, своя интрига, своя тайна спасения. Но главное — это слово ищущей души, обращенное к ищущей душе.

---

— Ну ладно, от такой зарплаты… От всей этой жизни… Куда нам деваться… А те, кто выше стоят? У них что, тоже — на хлеб не хватает?

— А я про них не знаю. Я тебе что сказала, то сказала. А им — Бог судья. Я ведь тоже крещённая. Поэтому я и пришла к тебе. Мне стыдно…

— Да, нам всем — Бог судья. Уж не знаю, что тебе и сказать. Спасибо, что ли?

— А ничего не говорите, Наталья Петровна. Я пошла.

В дверях Люда обернулась и сказала:

— Не хотела я этого говорить… Да ладно! Вы с санитаркой вашей… с Надеждой… Вы поосторожней с ней… Она и нашим, и вашим….

— Ну, уж это ты брось! — оборвала я Люду. — Это ты брось, слышишь!

— Как хотите, — сказала Люда. — Я пошла.

Глава 13

Люба ушла, а я ещё долго сидела, не в силах двинуться с места. Потом я поднялась, и пошла в столовую.

Обед был в самом разгаре. В столовой стоял весёлый шум, гомон детских голосов. Я постояла в дверях столовой, не успевая кивать головой и говорить всем: «Здрась…»

Как я их люблю! Честное слово как я люблю эту столовую, и всех, кто сейчас в ней!

«Господи, помилуй нас всех, сидящих и стоящих в этой столовой! Помилуй всех сирот, находящихся здесь!

Матушка Богородица, будь им матерью, не отдай их на поругание, сохрани их в этой жестокой жизни, ломающей не только слабых, но и сильных.

А всех тех, кто издевается над сиротами, всех, кто ворует от них — накажи, матушка. Ибо видно всё оттуда, с высоких небес. Кто сколько ворует, кто почему ворует. И помилуй нас всех, Матушка. Помилуй. Не забирай от нас покрова твоего…

И меня, грешную, помилуй. Вразуми меня, Матушка, как мне теперь быть, как поступать. Избавь меня от моей поганой трусости. Дай мне мудрости, хоть чуть-чуть. А то ведь — я дура, полная дура…»

— Добрый день, Наталья Петровна. Вы уже обедали? — это «старшая», и завуч, Ольга Сергеевна.

— Нет.

— Идёмте, идёмте.

— Да, конечно.

Гуляш на столах — максимально нейтрален. Огромное количество подливки из пережаренной муки. Мяса — понятно, сколько. Мало мяса. Но приготовлено приличнее, чем вчера. Люда готовит, вообще, лучше Светы.

А, может, у неё продуктов меньше забирают. Уж я теперь не знаю, где правда.

— Как там Протока? — спрашивает «старшая».

— Нормально.

Ко мне сегодня Елизавета Васильевна подходила. Давай, Наталья, с психиатром созванивайся, да будем Протоку на лечение отправлять. Директор в курсе.

— От него и учителя все плачут, — поддакнула Ольга Сергеевна. — Вроде он и успевает, на троечки, но поведение…

Тихая такая женщина у нас, эта Ольга Сергеевна. Тихая и неприметная, как тень. Или как эхо. То ли есть, то ли нет…

Директорское эхо.

— Что, все плачут? Все учителя? — спросила я.

— Да нет, не все. Большинство, — Ольга Сергеевна уткнулась в тарелку..

— Давай, Наталья, давай, — повторила «старшая». Завтра на пятиминутке соберёмся, и всё обговорим.

— Ладно.

Я опрокинула в себя компот, хотя мои коллеги только приступили ко второму. Почему-то сидеть за обедом мне было трудно, просто — невыносимо.

Кости, кости в холодильнике. Кости — вчерашние, а, может, и позавчерашние… Неужели правда? Неужели можно додуматься до такого?

— Побегу в изолятор, — сказала я и выскочила из кухни. Не через столовую, а через второй выход, для кухонных.

Скорее, скорее на воздух. Всё, не могу больше. Ух!

Ух! На улице уже весна, настоящая весна. Хочется расправить плечи, раскинуть руки и, — полететь. Полететь, полететь без оглядки…

«Господи, помилуй меня, грешную…»

Голова Тохи, замотанная бинтами, выглядывает в форточку изолятора.

— Тоха, а ну-ка, засунься! — кричу я со двора.

— Наталья Петровна, так ведь весна!

— Я тебе дам, весна! Голова ещё и не думает заживать!

— Уже не болит! — и Тоха постучал по бинтам.

— Я тебе дам, не болит! Ну-ка, засунься!

Тоха нехотя засунулся обратно в палату. Малышня, лежащая в изоляторе, с восторгом за всем этим наблюдала, и облепила Тоху, когда он слез с подоконника. Даже через стекло было видно.

Ещё день, и я не удержу Тоху в изоляторе. А ведь ему ещё рано выходить, рано. Эх, Тоха-братишка, знал бы ты, какие над твоей головой тучи собираются…

Глава 14

На следующий день я работала с двенадцати часов. Так и пришла, как обычно, к двенадцати, и сразу пошла на пятиминутку.

То, о чём я собиралась говорить на пятиминутке, я написала на листочке ещё вчера, перед уходом.

Бачки унитазов в спальне восьмого-девятого.

Плохо убранные спальни, практически все, особенно пятые-шестые классы.

Чтобы воспитатели тоже посмотрели вшей в своих классах, перед тем, как отпускать детей на майские праздники. Мы тоже будем смотреть, с Надеждой, но и они пусть смотрят. Мы не успеваем за всеми.

4) Лечение сирот — с энурезом и с другими болезнями, которые требуют стационара.

5) Кухня.

Кухня стояла в списке пятым номером. Она ворочалась в моей душе, вопила и кричала.

На пятиминутку собиралась вся администрация: директор, завуч, старший воспитатель, бухгалтер, шеф-повар, кладовщик, завхоз. И я, врач.

Когда я пришла, уже все расселись. Странное дело. Не смотря на то, что «шефа» так лихо обманула меня, мне все-таки легче было сидеть рядом с ней, чем с кладовщицей, или с бухгалтером. Или — даже со «старшей».

И я села рядом с «шефой», как всегда.

— Так, все в сборе, — сказала директор. — Начнём. Завуч, пожалуйста.

Ольга Сергеевна говорила о количестве потенциальных неуспевающих, о подготовке к выпускным экзаменам за де вятый класс, что в нашей школе-девятилетке было равносильно полноценным выпускным.

Директор вставляла свои замечания в её речь.

Я плохо их слушала.

— Старший воспитатель.

Как всегда. Воспитателей — не хватает, приходится ставить подменных. Бухгалтерия — не успевает за сменами графика. Кому-то — опять недоплатили.

Так. Кого — дети не слушают. Ясно, кого.

— Протока учудил опять. Что у него там, Наталья Петровна? Да, да. Надо что-то делать. Давайте отправим его в область, в психиатрию. В отделение… Как его, Наталья? Да, реабилитации.

Теперь — моя очередь.

— Насчёт Протоки. Я его сейчас подержу в изоляторе, до майских праздников. И учителя, и воспитатели отдохнут немного. А насчёт психиатрии… Я звонила уже. Не получится, отделения реабилитации — не получится. Ему уже будет пятнадцать, и он уже из детского возраста выйдет. Может быть только такое отделение: от пятнадцати до восемнадцати. А там — такие больные лежат… Даже психиатр не советует туда отправлять. Там — совсем другой режим. И пациенты — другие.

— Вот это вы нас огорошили, Наталья Петровна, — сказала директор. — Это — значительно хуже…

— Куда же нам его девать? — спросила «старшая».

— Подумаем, — ответила директор. — Держите его пока в изоляторе, и как можно дольше.

— Поняла. У меня есть ещё кое-что.

— Давайте.

— Бачки в туалетах. Это — просто ужас. Все унитазы загажены, бачки поломаны, двери выбиты.

— Завхоз. — Директор протянула карандаш в сторону завхоза. — Завхоз пошевелилась под пуховым платком.

— Я ходила… Я на базу ездила… ничего нет… запчастей нет… дверных петель нет…

Голосок слабый, затухающий.

Все молчат. Ждут, что скажет на это директор. Пауза затягивается.

— Я найду, кому поручить купить запчасти, — сказала директор. — Я найду того, кто починит унитазы и двери. Но я должна найти и того, кто ломает. И куда смотрят в это время воспитатели? И старший воспитатель — куда смотрит?

Всё, понеслось. Воспитателей можно ругать в полный голос. Их можно ругать вдоль, а можно — и поперёк. И всё будет правильно, всё — по существу. Потому что ругать завхоза — это всё равно, что ругать самого себя.

Неужели опять не починят?

— Галина Николаевна, давайте всё-таки купим эти запчасти… — вступаю я в поток обвинений. В адрес воспитателей, конечно.

— Всё, Наталья, я себе уже записала. Успокойся. У тебя всё, или нет?

Когда директор переходит на «ты» — это не так уж и хорошо.

— Нет. Я хочу завучу дать список сирот, которые пойдут по стационарам. Чтобы они потом аттестованы были. Потому что места будут давать в разное время.

— Хорошо, вы созванивайтесь. Всё?

— Ещё я хотела пару слов сказать. По уборке спален. Я не успеваю за уборщицами следить. А убирают они грязно. Туалеты моют плохо. Старший воспитатель со мной солидарна.

— Беру на контроль. А вы, Наталья Петровна, сами получше проверяйте, когда они моют. Почаще ходите по спальням.

— Я ведь проверяю по графику… Я хожу часто, но с проверкой уборщиц — раз в неделю.

— Этого мало.

Завхоз должен смотреть ежедневно.