Лорен Оливер - Аннабель

• Название: Аннабель
• Автор: Лорен Оливер
• Жанр: Любовно-фантастические романы

---

Лорен Оливер - Аннабель

1 Глава (Сейчас)

  Когда я была моложе, все лето шел снег. 

  Каждый день солнце поднималось в сером небе и скрывалось за его дымкой, по вечерам оно тонуло в оранжевом, как раскалённые угли, пламени. 

  А хлопья всё падают вниз и вниз. Не холодные, но обжигающие, как ветер приносящий запах гари. 

Каждый вечер мои родители усаживали нас, чтобы посмотреть новости. Все картинки были одинаковыми: аккуратно эвакуированные города, закрытые города, благодарные граждане машут из больших окон, блестящие автобусы, которые увозят в новое будущее, жизнь совершенного счастья. Жизнь без боли. 

- Видите?, - улыбаясь, говорила мама мне и моей сестре, Кэрол, - Мы живем в величайшей стране на Земле. Видите, как нам повезло? 

  И всё же пепел продолжает падать вниз. Запах смерти пришел через окно, пролез под дверь, впитался в наши ковры и шторы, и кричал ей ложь. 

  Возможно ли быть честным в обществе лжецов? Или ты тоже должен постоянно лгать? А если ты лжешь лжецу этот грех с тебя как-то снимается или прощается? 

  Этого рода вопросы я задаю себе сейчас, в эти тёмные, водянистые часы, когда день и ночь сменяют друг друга. Нет. Не правда. В течении дня приходят охранники, чтобы принести еду и забрать еду, а ночью другие стонут и кричат. Они счастливчики. Они те, кто верит, что звучание голоса может принести какую-то пользу. Остальные из нас научились жить в тишине. 

  Интересно, что сейчас делает Лина. Мне всегда интересно чем она занимается. И Рэйчел тоже. Они обе мои девочки, мои красивые девочки с большими глазами. Но о Рэйчел я беспокоюсь меньше. Она всегда была твёрже Лины. Более дерзкая, более упрямая, менее чувствительная. Даже как девочка, она пугала меня, жестокая, с огненными глазами, с характером, как у отца.  

  Но Лина... маленькая, милая Лена, с её клубком темных волос, с раскрасневшимися, пухлыми щечками. Она спасала пауков с тротуара, чтобы спасти им жизнь; тихая, задумчивая Лина, сладко сюсюкается, чтобы разбить сердце. Чтобы разбить мое сердце: моё дикое, не исцелённое, неустойчивое, непонятное сердце. Мне интересно так же ли её передние зубы перекрывают друг друга; так же ли она до сих пор иногда путает слова кренделёк и карандаш; растут ли её тонкие каштановые волосы длинными и прямыми, или они начали виться. 

  Мне интересно верит ли она в ложь, которую они ей говорят. И я тоже, потому, что теперь я лгунья. Я стала ею по необходимости. Я лгу, когда улыбаюсь и возвращаю пустой поднос.

Я лгу, когда прошу "Книгу Тссс", притворяясь раскаявшейся. 

Я лгу просто прибывая здесь, на моей раскладушке, в темноте. 

Скоро это закончится. Скоро я сбегу. 

И тогда лжи придет конец.

2 Глава (Тогда)

Когда я увидела отца Лины и Рейчел в первый раз, я знала: знала что выйду за него замуж, что буду в него влюблена. Знала что он никогда меня не полюбит, но я об этом не беспокоилась. 

  Представьте меня: семнадцатилетняя, тощая, напуганная. Одетая в слишком большую, потрепанную джинсовую куртку, которую я купила в дешевом магазине, и в вязаный вручную шарф, который даже близко не был достаточно теплым, чтобы защитить меня от холодного декабрьского ветра, который пришел с Чарльз Ривер, разбрасывая снег по сторонам, забирая у людей все цвета их одежды. Поэтому они шли улицами, белые как привидения, склонив головы. 

  Это был тот вечер, когда Миша взял меня с собой на встречу с кузеном друга его друга, Ровлзом, который управлял магазином по улице Девятой. 

  Такие магазины мы называли "темными центрами", которые распространились в течении десяти лет после принятия закона об Исцелении: Мозговые магазины. Некоторые из них кажутся, как минимум, наполовину законными, с комнатами ожиданий, похожими на приемные докторов и столами, чтобы прилечь. В других же, человек с ножом всегда был готовым забрать ваши деньги и оставить вам шрам, который, к счастью, выглядел достаточно правдоподобно. 

  Магазин Ровлза был именно таким. Низкая подвальная комната, выкрашенная в черный цвет, Бог знает зачем, провисший кожаный диван, небольшой телевизор, откидной деревянный стул, и обогреватель - все бы выглядело довольно мило, если бы не запах крови, несколько ведер и отделенная занавесом область, где он фактически и занимался своей работой. 

  Помню, меня чуть было не вырвало, настолько я нервничала. Впереди меня была еще пара детей. На диване не было мест, и мне пришлось стоять. Я думала, стены сговорились, я боялась, что они рухнут, похоронив нас там. 

  Я убежала из дома почти месяц назад. Я экономила и еле наскребла деньги на эту подделку. 

  В те дни было легче путешествовать. Спустя десять лет лечение было доведено до совершенства, стены по-прежнему устремлялись вверх, а регуляторы были не так строги. Тем не менее, я никогда не была дальше, чем на двадцать миль от дома, и почти всю поездку на автобусе до Бостона я провела, либо прижавшись носом к окну, наблюдая, холодные пятна бедных зимних деревьев и дрожащие пейзажи и сторожевые башни - новые и строящиеся, либо в ванной комнате, нервничая и пытаясь задержать дыхание против резкого запаха мочи. 

  Последний коммерческий рейс - это то, что я смотрела по телевизору в магазине Ровлза, дожидаясь своей очереди. Новости о том, что экипаж готовит взлетно-посадочную полосу, рев самолета, который шел по полосе, и наконец взлет: нереальный взлет, как у птиц, такой прекрасный и легкий, что хочется заплакать. Я никогда не летала самолетом и теперь уже никогда не смогу. Взлетно-посадочные полосы будут демонтированы, а аэропорты - заброшены. Слишком мало газа, слишком большой риск заражения. 

  Помню, мое сердце подступило к горлу, и я не могла отвести взгляд от телевизора, от изображения самолета, который на глазах менялся и становился все меньше, пока не превратился в маленькую черную птичку на фоне облаков. 

  Вот когда они пришли: солдаты, молодые новобранцы, только что из учебного лагеря. Накрахмаленная новая форма, ботинки блестящие, как нефть. Люди пытались бежать через задний выход, и все кричали. Шторы распахнулись, я увидела хлипкий складной стол, покрытый простыней, и девушку, вытянувшуюся на нем, с кровоточащей шеей. Ровлз, должно быть, был на полпути до завершения ее процедуры. Я хотела помочь ей, но на это не было времени. 

  Задняя дверь распахнулась и я вышла на алею, покрытую льдом, заваленную грязным снегом и мусором.  Я упала, порезав себе руку льдом, но продолжала идти.  Я знала, что если попадусь - это будет концом - меня вернут родителям, шанс попадание в лабораторию сводился к нулю. 

  Это был первый год после установления по всей стране Национальной Системы Оценивания. Начался подбор пар.   Нормативные советы были повсюду, и маленькие детишки говорили об прохождении эвалуации когда подрастут.   

  И никто бы не выбрал девчёнку с записью.   

  Я была на углу Линден и Адамс, когда увидела его. Я столкнулась с ним, на самом деле, увидев его передо мной с вытянутыми руками, кричащего: "— Стой!"  Пытаясь увернуться, потеряла равновесие, наткнулась прямо на его руки. Я была настолько близка, что могла видеть снежинки в его ресницах, чувствовать запах влажного шерстяного пальто и средства после бритья, видя где он пропустил немного щетины.  Так близко, что шрам на его шее казался мелкой звездочкой.   

  Я никогда до этого не была так близко к парню.   

  Солдаты позади меня все еще кричали: "— Стой!" и "— Не дайте ей сбежать!"  

Я никогда не забуду как он на меня смотрел - странно, почти забавляясь, будто бы я была странной разновидностью животного в зоопарке. 

   А потом он позволил мне уйти.  

3 Глава (Сейчас)

Шпилька - это все, что у меня осталось. Я чувствую и боль, и умиротворение; она напоминает мне о том, что у меня было и что у меня забрали.  

  Это и моя ручка. С ее помощью я пишу на стенах мою историю. Снова и снова.  Поэтому я не забываю. Поэтому это стало правдой.  

  Я думаю о руках Конарда, темных волосах Рейчел, о прекрасном ротике Лины, о том, как когда-то, когда она была младенцем, я проникала в ее спальню и держала ее пока она спит.  Рейчел никогда не позволяла мне - с рождения, она кричала, толкалась, будила жителей дома и улицу. 

  Но Лина лежала спокойно и тепло в моих руках, погруженная в свое тайное сновидение.  

  И она была моей тайной: те ночные часы, то двойное сердцебиение, темнота, наслаждение.  

  Я пишу об этом всем, и так правда освободит меня.  

  Моя комната была полна дыр. Дыры были там где камень становился пористым, изъеденный плесенью и влагой.  

 Дыры, которые мыши делали своими норками. Дыры памяти, где теряются люди и предметы.