Дороти Вернон - Обретенный рай

• Название: Обретенный рай
• Автор: Дороти Вернон
• Издательство: Редакция международного журнала «Панорама»
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7024-0479-3

Любовь. Что это — бурная страсть, которая внезапно вспыхивает, как метеор и столь же быстро сгорает, обрекая два сердца, захваченных ею в плен, на одиночество? Или она сродни Луне, с ее спокойствием, тихим свечение, постоянством, вечностью? Эти вопросы волнуют героиню романа. Пройдя через душевные страдания, разочарования, сомнения, раздумья, она в конце концов находит не только ответы на эти вопросы, но и настоящую земную любовь.

---

— Нет, не знаю.

— Нерон казнил в Пизе христианина Торпеция, а труп его положил в лодку, посадив туда петуха и собаку, чтобы во время плавания они его съели за неимением другой пищи. Как говорится в легенде, лодку прибило к берегу много месяцев спустя, но тело Торпеция оказалось нетронутым. Рыбаки сочли христианина святым и назвали его именем свою деревушку, состоявшую всего из нескольких хижин. Так и появился Сен-Тропе — Святой Тропе.

— Как это интересно, — пришла в восторг девушка.

Похоже, между нею и Мэтом установилось удобное обоим перемирие, подумала Зу и очень удивилась, когда Мэт — совершенно неожиданно — зло взглянул на нее и резко спросил:

— Когда же вы собираетесь кончать с этим фарсом — с вашей помолвкой? Ваше притворство выглядит просто смехотворно!

— Я нисколько не притворяюсь, и ничего смехотворного здесь нет, — взорвалась невеста. — Это самая настоящая, нормальная помолвка.

— Вы за Тони никогда замуж не выйдете!

— Выйду! — настаивала Зу, но не понимала причину своей непреклонности: действительно ли она была в этом так уверена, как заявила Мэту, или просто хотелось защитить себя от него в силу уже сложившейся привычки.

Зу даже себе не желала признаться, что существовало и еще одно объяснение ее настойчивости: весь поднятый ею шум имел лишь одну-единственную цель — разозлить Мэта. Так разозлить, чтобы он впредь никогда не касался этой темы. У него одна альтернатива — признать факт ее замужества и не думать о ней совсем. Мысли такого рода заранее не стучатся и вежливо не просят их впустить, они возникают в голове без приглашения.

Ну зачем ей себя терзать? Ведь один раз ее уже обидели и унизили. Тогда Мэт уехал, даже не простившись с ней. Точно так же поступит и сейчас. Она, наверное, сошла с ума. Перегрелась на солнце.

Вдруг лоб Зу резко пронзила острая боль. Вот в чем причина: видимо, она и впрямь перегрелась на солнце. Это предположение опроверглось ощущением тяжести в желудке. Ей гораздо больше хотелось объяснить свое состояние какой-то чисто физической причиной. Но понимала: все связано только с эмоциями и обманывать себя, что-то придумывать бессмысленно.

К машине они возвращались молча. Зу, снедаемая своими тревожными раздумьями, не проронила ни звука. Лицо Мэта было непроницаемо, оно оживлялось лишь циничным выражением его глаз. Казалось, с того момента, как они беззаботно играли в воде, отбросив все разногласия, прошел миллион лет. А в те прекрасные мгновения настроение у обоих было таким же радостным, как у морских волн, в которых они, дурачась, попеременно топили друг друга.

Когда машина подъехала за Тони и Камиллой, Зу почувствовала облегчение. У юной француженки исчезли признаки какого бы то ни было недомогания. Здоровье и настроение девушки снова были преотличными. По дороге к дому именно веселая болтовня Камиллы разрядила накалившуюся атмосферу, созданную Мэтом и Зу, и на это потребовалось немало времени.

Они остановились не очень далеко от Ле-Пэна, чтобы перекусить. На сей раз девушки поменялись ролями. Зу едва притрагивалась к еде, а Камилла, словно набирая упущенное за ленчем, ела с большим аппетитом. Мэт высадил жениха и невесту у виллы и повез Камиллу домой.

Хотя было уже поздно, молодые идти спать не торопились. Хэндзл оставалась наверху, и они втроем долго болтали, распивая чай. О чем шла речь, Зу не помнила. В висках по-прежнему стучало, голова раскалывалась, она никак не могла сосредоточиться. Когда ей в конце концов удалось удрать в свою комнату, Мэт от Камиллы еще не вернулся…

9

На следующий день Мэт отправился в обратный путь. Зу видела, как он уезжал. С одной стороны, она почувствовала облегчение, но с другой — какую-то странную грусть. Уехал он на своем грузовике без официальной церемонии прощания, точно так же, как и приехал.

На сей раз, правда, на секунду зашел к Зу проститься. Мне от этого стало лучше или хуже? — размышляла она. В глазах Хантера не было ровным счетом ничего, что говорило бы о возможности его скорого появления в Ля-Шарметт.

Камилла с ним не уехала, как позже выяснила Зу. Очевидно, Андре Дюпон уговорил внучку еще немножко погостить у него. Но Зу очень хотелось верить, что все было иначе: Камилле просто не удалось уговорить Мэта взять ее с собой.

После отъезда прошло несколько дней, прежде чем гостье представилась возможность расспросить Хэндзл о том, что уже давно не давало девушке покоя.

— Хэндзл, — начала она, — пока здесь нет Тони (он в это время наверстывал упущенное: отвечал на давно полученные письма), я хотела бы вас кое о чем спросить. Скромен ли мой вопрос, решите сами. У меня нет права вас спрашивать, потому что это вроде бы ваши семейные дела, но…

— Вы не правы, милая, ведь скоро вы будете членом нашей семьи. Не стесняйтесь и спрашивайте о чем хотите. Я лишь сохраняю за собой право не отвечать вам, если сочту вопрос слишком тягостным.

— По правде говоря, я хотела спросить о Мэте.

— О сыне, сейчас? — удивилась Хэндзл. Ее проницательные глаза прямо смотрели в озабоченное лицо гостьи.

— Меня волнует одно высказывание Тони о Мэте. Естественно, это версия самого Тони. Мне интересно, придерживаетесь ли такого же мнения и вы.

Во взгляде Хэндзл отразилось глубокое раздумье. Если девушка поняла правильно, то, по-видимому, не должна была подвергать сомнению какие бы то ни было дела и слова жениха. Видимо, Хэндзл придерживалась мнения, что Зу, как и всякой любящей невесте, следовало верить, что все, сказанное Тони, — чистая правда, не требующая никаких подтверждений. А Зу ищет подтверждения. И это не потому, что она такой недоверчивый человек. Ей никогда не пришло бы в голову усомниться в подлинности слов Мэта, что бы и о чем бы он ни говорил. О Боже! Но она зашла уже так далеко, что теперь остается только продолжать.

— Мне известно, что Мэт и отец Тони начинали свое дело как партнеры. А потом Мэт выкупил у мистера Толбота его долю.

— Да, именно так.

— У Тони сложилось впечатление, что Мэт обманул его отца, и поэтому себя Тони тоже считает обманутым. Ему кажется, что они с дядей должны быть равными партнерами, а свое положение простого служащего у Хантера считает несправедливым.

— О Бог мой! Все это очень неприятно. Вряд ли вам понравится то, что я сейчас вынуждена буду сказать. Мои слова, — уточнила Хэндзл, — представят Тони отнюдь не в самом выгодном для него свете.

— Ничего не поделаешь!

— Думаю, вы правы.

Хэндзл глубоко вздохнула.

— Я должна вам немножко рассказать об отце Тони, моем покойном зяте. Не люблю плохо говорить об умерших, но Эдвард Толбот был человеком слабохарактерным. Вне всякого сомнения, он был очень хорош собой, обладал огромным обаянием, умел так красиво говорить, что на его трели откликалось множество пташек. Поэтому я понимала, что нашла в нем Нерисса. Он надеялся получить от жизни все, что только возможно. Вкусы у него были самые изысканные. Иметь все земные блага ему хотелось, но работать ради них — никогда. Эдвард был беспредельно ленив. Когда они с Мэтом начали общее дело, всем это казалось прекрасным. Оглядываясь назад, я вижу, что у Мэта уже тогда возникли какие-то опасения, но он никому ничего не сказал. Кто из них двоих по-настоящему трудился, выяснилось лишь тогда, когда сын ушел из фирмы.

— Ушел из фирмы?

— Как-то, ведя грузовик, Мэт попал в аварию. Говорят, что более половины всех дорожных происшествий, в которые попадают английские водители в Европе, случается в пределах ста пятидесяти километров от Ла-Манша из-за весьма жестких графиков и плохого знания англичанами французских дорожных правил. Но в случае с Мэтом вина была не его. Он никогда не ставил перед собой безрассудных целей, да и ездить по французским дорогам давно привык. Навстречу ему мчался какой-то сумасшедший курортник, который спешил на паром, чтобы вовремя попасть домой. У этого идиота в машине было трое детей, а он, не видя дороги, несся с бешеной скоростью. Мэт чуть было не врезался в эту машину. Она была гораздо меньше, чем его грузовик, и при столкновении мой сын остался бы невредим. Но можно было рискнуть и попытаться проскочить со стороны. Если за то время, что вы у нас, уже успели узнать Мэта, вам не надо говорить, какое решение он принял.

— Пойти на безрассудный риск?

Это была единственная ложь, в которой Зу могла его обвинить. Ведь совсем недавно Мэт сказал ей: «Я могу пойти на самый странный, но рассчитанный риск, но никогда не пойду на риск безрассудный».

И все-таки на такой риск Мэт пошел — один-единственный раз.

— Он резко свернул в сторону и опрокинул грузовик. А потом провел полгода в больнице. Самое большое беспокойство вызывал его правый глаз.

— Этот легкий шрам через все веко и щеку?

— Да. Мэта оперировали выдающиеся хирурги. Потом ему прописали полный покой. Следуя распоряжениям врачей, делая все для спасения глаза, сын чуть было не упустил дела на фирме. Без него у Эдварда все развалилось. Был бы Мэт здоров, он работал бы не жалея сил и все наладил бы. А Эдвард, с его ленью и беспечностью, без компаньона не мог справиться с ситуацией. И тогда Мэт решил: если он и будет работать день и ночь, чтобы выбраться из тупика, то только ради себя самого, а не ради кого-то, кто этого вовсе не заслуживает. Если считать обманом то, что Мэт предъявил Толботу ультиматум: либо принять его, Мэта, условия, либо они оба будут бездельничать в ожидании судебного исполнителя — тогда я согласна, сын обманул Толбота. Но в моей книге памяти все как раз наоборот. Эдвард был с самого начала связан с семейным бизнесом, поэтому Мэт считал, что обязан предоставить Тони возможность служить в агентстве и стабильный заработок. Мне кажется, внук не прав и по отношению к Мэту проявляет обыкновенную неблагодарность. Вместо того чтобы жаловаться на несправедливость, ему следовало бы быть более лояльным. И если уж Тони хочется иметь то, что имеет Мэт, он должен делать то, что в свое время сделал сын, — начать с отправной точки и всего добиться самому, а не искать легких путей. Тони — мой единственный внук. Я его очень люблю, но закрывать глаза на его недостатки не могу. Вы задали мне вопрос, лгать вам я не хотела. Мое молчание могло бы вам показаться подтверждением правоты Тони. Я решила ознакомить вас только с фактами. Альтернативы у меня не было, вы согласны? Очень надеюсь, что жених не упал в ваших глазах слишком низко.