Владимир Макарычев - Автономный дрейф

• Название: Автономный дрейф
• Автор: Владимир Макарычев
• Жанр: Боевик
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-57392-9

Два верных друга, Алексей Коркин и Владимир Белов, после окончания военно-морского политического училища попадают служить на Тихоокеанский флот. Судьба молодых офицеров складывается по-разному. Белов попадает на корабль — и для него начинается череда долгих плаваний в далеких морях. Алексей тоже начинает службу на корабле, но затем в его жизнь врывается Афганистан. Там-то Коркин в полной мере познает, что такое офицерская честь и воинский долг…

---

Владимир Макарычев Автономный дрейф

Человек счастлив тогда, когда он любит женщину, свою землю и борется за все это.

Глава первая Училище

До выпуска оставалась неделя. Еще год назад всем курсантам четвертого курса Киевского высшего военно-морского политического училища выдали «мичманки» и присвоили старшинские звания. Кроме этого, произошли и другие изменения в курсантской жизни. Они уже не несли караулов и ходили в наряд по столовой только старшими смены. Женатых каждый день отпускали в увольнение с ночевкой. Холостяки же бегали в город самовольно, через забор.

Для Алексея Коркина последние дни до производства в офицеры тянулись утомительно. Новенькая форма морского офицера была пошита, белая и черная фуражки хранились в ротной баталерке. Все с нетерпением ждали дня, когда на торжественном построении каждому вручат кортик и погоны.

Погода стояла по-летнему жаркая и солнечная, но в тени каштанов, которые окружали училище и зеленым навесом накрывали весь Подол, зноя не чувствовалось. Голуби лениво ворковали и гулькали, при этом медленно и гордо прохаживаясь возле деревьев по выжженному яростным солнцем асфальту. Умные птицы, как и жители этого старинного городского района, предчувствовали приход новых событий. Громкая музыка флотского оркестра, стечение большого количества народа, звон монет, которые по традиции бросали над строем бывшие курсанты, вот-вот должны были взорвать размеренность и кажущуюся тишину большого города. Так происходило каждый год на пятачке, прозванном Красной площадью. Трудно сказать, что привлекало сюда пернатых со всей «сковороды». А сам Г. С. Сковорода[1], отлитый в памятник, безразличными чугунными глазами каждый год наблюдал за живой суетой «сковородинских» голубей и «красноплощадных» курсантов.

Без пяти минут лейтенанты в эти дни упивались наконец-то полученной свободой. Многие вели себя так, словно с окончанием училища жизнь остановилась в своем развитии. Каждый день случались происшествия как в личном, так и в общеучилищном масштабе. Смешное часто шло рядом с трагедиями.

Как-то ближе к обеду, когда будущие офицеры возле баталерки приводили в порядок парадную форму, вбежал курсант второго курса с известием:

— Второкурсников на речном вокзале бьют!

Второй и четвертый курсы являлись одним батальоном, поэтому многие курсанты не только общались, но и дружили. Традиционно перед производством в офицеры выпускники передавали свои расклешенные брюки младшим. Особенно ценились шитые из черной шерсти бескозырки. Не только за эстетичность, но и за дефицит. Выпуск такого морского головного убора был прекращен еще в 60-х годах. Носили старые бескозырки, как правило, на затылке или набекрень. Новые же никто не любил. Моряки пренебрежительно называли их «аэродромами».

В едином порыве выпускники бросились выручать младших собратьев. Смяв дежурившего на КПП мичмана дядю Мишу, толпа из человек сорока устремилась по набережной Днепра к месту происшествия. Многие даже переодеться не успели. Один бежал в огромной офицерской белой фуражке и курсантской форме, другой — в парадном кителе, одетом на голое тело. В это время над крышей курсантского клуба на шесте затрепетала огромная тельняшка, сигнал курсантской тревоги. Самовольщики знали, что если среди дня поднята тельняшка, следует срочно возвращаться в училище. Значит, ожидается внеплановая проверка или произошло чрезвычайное событие.

Все, увидевшие сигнал «курсантской тревоги», начали собираться на набережной Днепра рядом с речным вокзалом. Правда, потасовки не было. Просто два армейских патруля поймали нескольких моряков-самовольщиков. Но те не подчинились и вступили в перепалку с комендантским патрулем. Неприязнь между моряками и сухопутчиками существовала традиционно. Находясь в гарнизонном патруле, моряки придирались к курсантам-армейцам из высшего общевойскового командного училища, а те, в свою очередь, к «мореманам». Постепенно толпа зевак рассосалась, а незадачливых нарушителей воинской дисциплины отправили на гарнизонную гауптвахту. За такие проделки, особенно на первых курсах, из училища отчисляли. В этот раз все обошлось.

Но самые интригующие события в этот период происходили в киевских семьях. Все повторялось с завидной регулярностью, из выпуска в выпуск. Мамаши старались использовать последнюю возможность выдать своих дочерей за будущих офицеров. А завтрашние лейтенанты, особенно закоренелые холостяки, всячески стремились уйти от такой ответственности. Не всем это удавалось, многие попадали в удачно расставленные сети любви.

Матерей можно было понять с чисто практической стороны. Они все три года принимали потенциального жениха, кормили и пестовали его. В конце концов, просто желали счастья своему ребенку. Физически здоровые, с высшим образованием и офицерским будущим, курсанты военных училищ, как племенные бычки, являлись качественным товаром. И все знали его высокую цену. Из выпуска в выпуск передавалась ставшая хрестоматийной история. Мать незадачливой невесты пришла к начальнику политотдела училища со словами:

— Ваш курсант Иванов не хочет жениться на моей дочери, а она от него ждет ребенка. Примите меры и заставьте его стать отцом будущего гражданина Советского Союза.

Для большей убедительности добавила:

— Нужно будет, дойду до ЦК партии, до самого Брежнева! Все увидят, как вы готовите будущих защитников Отечества.

Голос ее звучал с безапелляционной убежденностью, а глаза горели справедливым гневом.

Начальник политического отдела училища повел себя странным образом. Не спеша налил из стоящего на столе графина воды в стеклянный стакан и протянул его сидящей перед ним даме. Увидев в его жесте желание примириться, она с благодарностью потянулась всем телом за стаканом. Убеленный сединой контр-адмирал, наверное, тоже воодушевился, когда увидел внушительную грудь дородной женщины, занявшую половину его огромного адмиральского стола. Но он неожиданно отодвинул стакан. Так повторилось несколько раз. Женщина протягивала руку, а начпо отодвигал стакан с водой. Увидев, что лицо посетительницы медленно, но уверенно покрывается малиновой краской, сказал:

— Вы желаете воды, а я дать не хочу. Вот и спросите у своей дочери, почему она дала?

После короткой паузы, выждав, чтобы женщина лучше поняла смысл его слов, продолжил:

— Все происходило между ними по доброй воле и в первую очередь с согласия вашей дочери. Поэтому я не имею права заставить будущего офицера жениться против его воли. Получается неравный брак. Все равно что при самодержавии. К тому же ваш жених — уже офицер и вышел из-под моего подчинения.

Подобные истории излагались по-разному, но приводили всегда к одному: побеждала офицерская и мужская солидарность. В жизни, однако, все оказывалось гораздо сложнее. Молодые офицеры тогда смутно понимали смысл стихов, которые с юмором читали им курсовые командиры в курилках. Про капитана, ожидающего решения партийного бюро за любовные связи вне брака:

Жизнь твоя тяжелая, нескладная,
Валится из рук твоих перо.
Позади беременная женщина,
Впереди партийное бюро.

Курсантские шалости с женщинами для офицеров частенько оборачивались личными трагедиями. У курсантов — юношеские проблемы, у офицеров — мужские, но все они исходили от женщин.

В один из этих утомительных в ожидании выпуска дней командир роты Щуп, он же капитан третьего ранга Шевляков, пригласил в ротную канцелярию Алексея.

— Скажите, Коркин, вы не передумали идти на Тихоокеанский флот? — сразу же, что называется с порога, спросил ротный.

Распределение прошло еще полгода назад. Оно, конечно, корректировалось, тут не было никакого секрета. В этот ответственный момент родители и близкие будущих офицеров пытались вносить свои изменения в планы отдела кадров, да и самого начальника училища, которые действовали по разнарядке Главного штаба ВМФ.

Алексея такие корректировки «знатных» родителей не очень беспокоили. Он знал, что за него просить некому. Отец и мать — простые нижегородские крестьяне. За все время учебы, в отличие от других курсантов, он не получал от них денег. Приходили лишь посылки с продуктами, которых больше, чем он сам, ждали его друзья. Таких деликатесов, особенно домашних колбас, не купишь ни за какие деньги. Родители с присущей им непосредственностью искренне считали, что будущие офицеры обеспечены всем необходимым. Что они самые уважаемые люди в нашем советском государстве.

Алексей понимал их гордость за сына и не хотел разубеждать сложившееся у них мнение о его житье-бытье. Их непонимание его истинной жизни одновременно и отдаляло Коркина от родных, и помогало. Он знал, что надеяться можно лишь на себя. Сам и определялся по жизни. Порой наугад, инстинктивно. Знал, что за допущенные ошибки останется винить только самого себя. А это уже не так обидно. И к вопросу своей личной жизни Алексей тоже подошел осторожно. Он не был готов на тот момент содержать семью ни морально, ни материально. Просто не знал офицерского быта, но догадывался о тяжелой гарнизонной жизни. Холостяком в разведку жизни идти проще. Да и не каждую девушку можно взять с собой в такой поход. Надежной, любимой женщины тогда он не видел и не знал. Поэтому предложение командира роты не смогло поколебать его настрой. Хотя и было неожиданным. Сам же он давно определился по месту своей будущей службы: здраво оценил свои личные качества, взвесил возможности далекого флота. Аргументом «за» служил объективный факт — все медалисты и краснодипломники рвались на Север, Балтику и Черное море. Особенно не хотели идти служить на Дальний Восток женатики.