Виталий Овчаров - Жестокие истины (Часть 1)

• Название: Жестокие истины (Часть 1)
• Автор: Виталий Овчаров
• Жанр: Научная Фантастика

---

  -Вот он - первый наш клиент, - сказал мастер Годар Уорту, указывая рукой.

  -Эк его! - крякнул толстокожий Уорт и отвернулся, сморкаясь.

  Каменные мячики стали летать чаще, и когда такой попадал в цель раздавался мокрый шлепок. Но колбаса всё ползла и ползла вперед, как будто и не чувствуя этих укусов. Когда она приблизилась к крепости метров на двести, ее начали пощипывать и стрелы. Теперь только зашевелился строй кравников. Колбаса стремительно превращалась в волну, и эта волна, вскипая по всему своему гребню блеском стали, катилась вперед. Приотставшие лучники, прячась за подвижные щиты, принялись торопливо обстреливать стены. Штурм начался. Подольники лили сверху горячую смолу, скатывали бревна и камни. Воздух был полон свистящими стрелами. Но кравники, приставив штурмовые лестницы, упорно лезли наверх. Кое-где курился дымок - и вот, глинянный горшок неслышно лопнул о стену: по ней потек вниз жидкий огонь.

  -Ты гляди, гляди! - хлопал себя по толстым ляжкам Уорт.

  Отсюда сражение казалось совсем не страшным: было в нем что-то игрушечное, несерьезное. Звон железа, стоны и крики сливались в общий колокочущий звук. В довершение ко всему, крепость скоро оделась в клубы дыма и пара, стелющиеся по земле, и что там творится, различить было трудно. Вот над стеной поднялась корчащаяся фигурка - Элиот увидел, что ее подпирают два копья, - и стремительно нырнула вниз. Вот мелькнуло в разрыве черное полотнище - но только для того, чтобы снова сгинуть в клубящайся мгле.

  Но, похоже, кравники одолевали. В иных местах длиннополые доломаны мелькали уже на самом гребне укреплений, среди желтых тулупов защитников. Сопротивление быстро слабело. Часть горожан обтекла крепость слева и засыпала железным дождем тех подольников, которые там еще находились. Вдруг длинные языки пламени взметнулись над самой стеной: ответом им был торжествующий рев кравников.

  -Горите, жабоеды! - кричали стрелки, стоящие на Крапивиной башне, и потрясали в азарте арбалетами.

  И в одно мгновение всё переменилось. Элиот, захваченный водоворотом сражения, совершенно забыл о кораблях подольников. Да и другие не обращали на них большого внимания: кто же мог подумать, что на палубах возможно разместить баллисты и катапульты! А тем временем, два десятка дромонов адмирала Сандро вплотную подошли к берегу и обрушили на головы атакующих ядра и длинные заостренные колья. Словно гигантские грабли прошлись по рядам кравников. Падали люди... Многие падали: иные вставали, но большинство осталось лежать на земле, мешая свою кровь с грязью и снегом. А метательные машины с дромонов беспощадно долбили метавшихся в поле кравников...

  Долго так продолжаться не могло. Часть кравников - кто похрабрее, сыпанула на стены, где можно было укрыться от обстрела с кораблей. Но остальные побежали обратно, к городу. Волна накатилась - и схлынула, оставив после себя сотни трупов, брошенные щиты и чадящие кое-где островки огня. Те, кто успел закрепиться на стенах, отчаянно рубились с воспрянувшими духом подольниками. А тем временем, дромоны разворачивались кормой к крепости: на них уже надвигался клин кравенских коггов.

  -Идем, юноша! - позвал мастер Годар, - Пришел наш час.

  Дальнейшее вспоминалось Элиотом уравками. Множество людей, сидящих и лежащих прямо на земле прошли перед его глазами - и исчезли, оставив после себя лишь смутные воспоминания. Некоторые, цепляясь, за соседей, порываются встать, идти куда-то. Люди и сама земля в крови. Стоны, хрип, отчаянная брань... У одного во рту торчит арбалетная стрела, и он только мычит, страдальчески выкатывая глаза. Другой придерживает рукой лоскут кожи, стесанный с плеча сабельным ударом. Вот человек без лица: слипшиеся сосульки волос бахромой нависли над мессивом из мяса и осколков костей. И еще какие-то: с застывшей на руках смолой, прокопченные, обгоревшие, безрукие, с распоротыми животами... Элиот смотрел на всё это круглившимися от страха глазами, и совершенно бессознательно выполнял команды лекаря: перевернуть вон того солдата на спину, подать банку со спиртом, или подержать бинт. И запах, запах! Запах крови, смешанный с вонью мочи и блевотины. Этот запах был хуже всего. Элиот старался дышать ртом, но окончательно избавиться от запаха не удавалось.

  Он совершенно потерял чувство времени. Ему казалось, что эта пытка длится целую вечность, и никогда не придет ей конец. Взваливая на носилки очередного раненого, он думал: ну вот, этот, похоже, всё. Что - всё? Почему всё? Откуда вообще взялось это дурацкое "всё"? Но потом в поле зрения вплывал новый раненый, и Элиот так же думал о нем равнодушное всеохватывающее слово: с этим - всё...

  Каким-то краешком сознания он понимал, что битва еще отнюдь не закончилась. Ее шум то приближался, то становился совсем неразличимым. В один из таких моментов наверху закричали особенно яростно, и прямо перед Элиотом рухнул с десятиметровой высоты солдат: из горла его хищно выставила жало свое стрела. Другой, часто оглядываясь, кричал секущимся от волонения голосом:

  -Санитара сюда!... Эй... вы, там есть кто-нибудь?

  Элиот, очнувшись от лазаретного кошмара, поспешил наверх. Перевязывая раненого в грудь офицера, он бросал торопливые взгляды за стены: всё-таки, любопытно было. Сеча шла уже у самого рва, и имперские лучники посылали стрелы сюда, на стены. Сражение запечатлелось в его памяти как отдельные картины, не связанные друг с другом. Вот кравенский когг ловко уворачивается от направленного на него таранного удара, и галера на полном ходу проскакивает мимо. А рядом пылает, чадя и рассыпая искры, еще один когг... Вот сидит на земле и харкает кровью подольник: его лошадь стоит рядом, низко опустив голову... Вот кто-то целится в него, Элиота, и стрела, словно шмель, жужжит над ухом...

  Перевязав офицера, Элиот спустился вниз. Мастер Годар выразил свое недовольство по поводу его отсутствия, и он выслушал учителя с полнейшим равнодушием.

  

  Сражение кипело до вечера. Флот кравников, как и пехота, был разбит совершенно. Из сорока двух боевых кораблей обратно, в гавань вернулась едва пятая часть. Деревянная крепость, прокопченная, и местами обуглившаяся, продолжала стоять незыблемой твердыней. Трупы возле нее лежали особенно густо: ковром. Кравники трижды ходили на приступ, и все три раза были отбиты с большим для себя уроном. Мертвецы, впрочем, валялись и в городском рву тоже: последняя контратака подольников докатилась до самых кравенских стен. Вдоль морского берега высовывали из воды свои ребра сгоревшие корабли: некоторые из них были выброшены на сам берег, и лежали там, подобно огромным рыбинам.

  На ночь было объявлено перемирие. Гирлянды движущихся огней усеяли всё поле между Кравеном и крепостью подольников. Жены искали мужей, матери сыновей. И когда находили - опускались рядом и выли, покачиваясь из стороны в сторону, или просто стояли над мертвецом, окаменев. У подольников ходили по полю похоронные команды: убирали своих быстро, деловито: без слез.

  Элиот не спал всю ночь. Больница была переполнена ранеными, и мастер Годар не отходил от залитого кровью стола. Руки у него тоже были по локоть в крови, как у мясника на скотобойне. Неизвестно, откуда черпал он силы. Элиот, таскавший раненых, совершенно изнемог. Разносцветные круги плавали перед глазами, появлялись какие-то люди, говорили что-то... Руки отказывались слушаться. После того, как он уронил носилки с раненым, мастер Годар прогнал его в коридор. Элиот так и сел в коридоре, у стены, ни на кого не обращая внимания. Несмотря на усталость, спал он урывками, вздрагивая во сне всем телом. Сквозь дрему слышал чей-то злой хриплый голос:

  -Кандцы, собаки, продали нас со всеми потрохами! Мы на крепость ополчась прем, а тут: вот они, из оврага подольники вылупились! Как муравьи! Кандцы их в грудь встретить должны были, да не на таковых-то напали! Глядим: что такое? Одни лошадиные зады на вал лезут! С-суки гнилые! Давить их! Да-авить!... Они храбрые только по трактирам глотки драть! Ну, подольники на нас навалились: было с чего! Тут меня копьем под ребро и подцепили!

  Элиот приподнимал тяжелые веки, смотрел на говорившего, и снова нырял в тяжелый бредовый сон.

  

  XIII

  Арбалетная стрела, прилетевшая невесть откуда, пробила кольчужную рубашку и впилась Рону Стабаккеру под ребро - в печень. Он уже собирался сойти вниз... Стоявший тут же седобородый приказчик рассказывал потом, что купец вдруг быстро отвернул плащ, посмотрел, что у него там такое, и сказал:

  -Постой, Экки, не спеши! Кажется, меня подстрелили!

  Больше всего приказчика поразило то, что голос купца был чист и тверд, будто бы ничего такого и не случилось.

  Рон Стабаккер умирал. Он лежал в спальне своего дома. Окна по обычаю прикрыли: в изголовье кровати горели две свечи, бросавшие на стены недобрые красноватые отблески. Умирающий лежал на спине, обнаженной по пояс. На его мохнатой груди покоился Псалтырь. Почему-то именно эта книга, судорожно опускавшаяся и поднимавшаяся в такт неровному дыханию, приковала взор Элиота. Наверное, потому, что смотреть на заплаканное лицо Альгеды ему было невмоготу. По той же причине пытался он с надлежащим старанием вникать в бормотание бродячего монаха, который читал молитвы.