Леэло Тунгал - Товарищ ребёнок и взрослые люди

• Название: Товарищ ребёнок и взрослые люди
• Автор: Леэло Тунгал
• Издательство: КПД
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 9789985899762

Сколько написано книг-воспоминаний об исторических событиях прошлого века. Но рассказывают, как правило, взрослые. А как выглядит история глазами ребёнка? В книге «Товарищ ребёнок и взрослые люди» предстанет история 50-х годов XX столетия, рассказанная устами маленького, ещё не сформировавшегося человека. Глазами ребёнка увидены и события времени в целом, и семейные отношения. В романе тонко передано детское мироощущение, ничего не анализирующее, никого не осуждающее и не разоблачающее.

Все события пропущены через призму детской радости — и рассказы о пионерских лагерях, и о спортивных секциях, и об играх тех времён. Атмосфера романа волнует, заставляет сопереживать героям, и… вспоминать своё собственное детство.

---

Но тётя Анне, к сожалению, оказалась недогадливой. Она положила свою ношу на стулья, поправила свою серую войлочную шляпу, которая сползла ей на глаза, и сразу бросилась меня обнимать:

— Ах ты мой цыплёночек! Мой лоскуточек! Солнышко моё! Как вы тут вдвоём с татой справляетесь?

— Хорошо! Тата скоро вернётся из коровника, и тогда у нас будет королевский холостяцкий обед! — попыталась я выбраться из тётиных объятий.

— Из коровника? Это ещё что? Значит, ты совершенно одна дома? И почему отец в коровнике — его тоже выгнали из школы? — испугалась тётя.

— Не выгнали, он пошёл посмотреть руку одной тёти.

— Руку? Это ещё зачем? Жены нет дома — а он смотрит чужих женщин? Ну, этого я от Феликса никак не ожидала! — рассердилась тётя, оглядывая кухню. — Господи, боже мой, — огонь в плите, ружьё в углу, ножик на столе — и ребёнок тут один-одинёшенек! Этого так оставить нельзя!

Я попыталась успокоить тётю Анне, мол, я уже большой ребёнок и к тому же хороший и примерный: видишь, даже книжки читаю, но она меня и слушать не стала, а кинула пальто и шляпу на вешалку, закатала рукава жакета и принялась буйствовать в кухне. Грязная посуда отправилась в таз для мытья, половики были свёрнуты в рулоны, она и огонь в плите раздула. Сирку она выгнала на двор, меня с букварём и Кати отнесла в большую комнату.

Из кухни стало доноситься так много звуков — потрескивание горящих дров, громыхание посуды, шорох половой щётки, плеск воды, хлопанье наружной двери, что я время от времени подходила к двери комнаты и подсматривала в щелочку, не появились ли откуда-то у тёти Анне помощники. Но их не было, и, честно говоря, в кухне больше никто бы и не поместился, потому что руки и ноги тёти действовали так проворно повсюду, словно у неё их было столько, сколько у какого-то огромного паука.

Почти сразу я сочла, что лучше мне свой нос в кухню и не высовывать, потому что, заметив мои глаза, подглядывающие через чуть приоткрытую дверь, тётя Анне задавала мне странные вопросы: «Где половая тряпка? Разве таза больше в доме нет? А этой финдипендяпкой у вас что — пыль выбивают? Каким ножом у вас чистят картошку? А эта синяя курица на плите, она что — умерла естественной смертью или утонула в жаровне?»

По рассерженному тону тётиного голоса можно было догадаться, что ей наше житьё не слишком нравится. С тем, как она обращалась со мной, я примирилась бы, но то, что она обозвала королевское тетеревиное жаркое синей курицей, я вытерпеть не могла.

— Да это наш королевский холостяцкий обед, и ты его не получишь, раз ты такая злая! — крикнула я.

Тётя Анне рассмеялась, ворвалась в комнату, подняла меня с дивана и приблизила своё лицо к моему.

— Солнышко ты моё! Мой маленький цыплёнок! Я ведь с тобой не ссорюсь! Я говорю, что ваше житьё тут, будто Содом и Гоморра, в кухне полно мусора, хоть перепрыгивай через него на костылях! И в комнате, боже мой, холодно, как в волчьем логове. Да как вы тут живёте?

— Мы хорошо живём! — запротестовала я. — И скоро мама вернётся домой, будем жить ещё лучше!

Тётя Анне серьёзно посмотрела на меня в упор, и глаза её сделались мокрыми.

— Будем надеяться на самое лучшее, — произнесла она очень тихо и опустила меня обратно на диван.

Теперь было самое время продемонстрировать своё умение читать.

— Знаешь, тётя Анне, я уже умею читать! — И я показала ей букварь.

— Красный, как мартышкин зад, — определила тётя. — Ишь ты, и на обложке детишки с красным тряпочками на шее! Чисто русские дела! Ну что ты скажешь: Ленин сразу на первой странице, и Сталин в придачу! Бандитская шайка в сборе — один лучше другого!

— Тут, где цветные картинки, читать нечего, рассказы, видишь, во второй половине, где серые картинки! Я могу почитать тебе на любой странице, честное слово! — не смогла я удержаться от хвастовства.

— Да что ты говоришь? — изумилась тётя Анне. — Ну, читай вот тут, с этой страницы комми не смотрят, — показала она на страницу с буквой «К».

Я принялась читать:

— Кролики. Какие красивые кролики. Калев наливает кроликам молоко. Куле даёт кроликам корм. Какой корм у кроликов?..

Окончив читать, я стала ждать от тёти Анне похвалы. Я помнила, как она охала и ахала и называла меня чудо-ребёнком, когда я показала ей сложенную из кубиков картинку коровы. Но на моё складное чтение она лишь покачала головой и сказала пренебрежительно:

— Да-да, типичные русские дела: хвалят себя так, что дальше некуда, а есть нечего — ни людям, ни кроликам! Бьют в барабаны и дудят в трубы, чтобы не слышать, как в животе бурчит!

Вот так она обратила внимание на моё чтение: опять русские дела — и всё тут!

У нас о бурчании в животе и речи не было. Тётя Анне добавила в жаровню с тетеревом лук, сметану, перец и ещё всякую всячину, так что когда тата вернулся домой, мы сели втроём есть королевский холостяцкий обед. Кухня сияла чистотой, а тётя сияла от гордости, потому что тата хвалил её за работу и кулинарное искусство и велел мне тоже благодарить.

— Мы с Лийли договорились, что начинаем по очереди ездить к вам — помогать, — сообщила тётя. — Но, я вижу, этого будет недостаточно — тебе нужна приходящая домработница или няня.

В нынешние времена полно таких старух, которые ни пенсии и ничего другого не имеют, надо только посмотреть вокруг.

— Какой смысл на такое короткое время искать няню? — сомневался тата. — Адвокат сказал, что приехавший из Москвы русский следователь не нашёл никакой вины Хельмес, может, её завтра или послезавтра отпустят домой.

— Вчера он сказал совсем другое: этот следователь Александров, или Алексеев, уехал обратно в Россию, и дело опять у Варика, а из пасти этого шакала вырваться трудно… Не знаю, и откуда только такие мерзавцы берутся. Сам — эстонец, а такой комми, что хуже, чем все русские вместе взятые. Сможет ли адвокат Левин вправить Варику мозги, сказать не берусь. Хотя он и очень молодой, этот адвокат, но ведь еврей, и говорят, очень умный и смекалистый, с понятием… — говорила тётя Анне. — Что у Хельмес нет никакой вины, это он понял мгновенно, но сказал, что теперь, если попадёшь в Батарейную тюрьму, так просто не выпустят, меньше пяти лет не дадут…

— Как — пять лет ни за что? — испугался тата. — Это абсурд! Ты сама подумай, двадцатый век — это не времена инквизиции, когда самых умных людей отправляли на костёр как ведьм и колдунов!

— Пять лет — это ещё самая маленькая такса, в большинстве случаев дают и десять, а то и двадцать пять плюс пять!

— Ах, иди ты коту под хвост с такими разговорами! Это курам на смех!

— Ах, курам на смех! — разгорячилась тётя Анне и бросила нож и вилку на тарелку с жарким. — Я работаю среди женщин и жизнь знаю! Я и раньше бывала права, вспомни! Вспомни, как в сороковом году летом ты и Лийли не верили, что теперь мы под русскими. На площади Свободы собралось много людей с красными флагами и лозунгами, и когда я у одной размахивающей кроваво-красным платком женщины спросила, что здесь происходит, она ни слова не поняла, оскалила зубы и спросила: «Чего-чего?». Потом сказали, что ЭСТОНСКИЙ трудовой народ хотел объединиться с Россией. Этих объединителей привезли с другого берега Чудского озера, ясное дело! Возле Палдиски уже были большие русские военные базы, а вы с Лийли со мной спорили, что ничего случиться не может, что русские заключили с немцами договор о ненападении. Во время того большого красного митинга Лийли ещё и прошлась перед русскими мужиками возле горки Харью несколько раз туда и обратно, и её белокурые волосы эстонской девушки развевались на ветру. Но с дурочки какой спрос! Она думала, что русские снимают на площади Свободы какое-то кино — хотела тоже в фильм попасть! Лийли всю жизнь была большой задавакой и привыкла, что её считают красавицей! Это ещё божеское счастье, что один знакомый, Отто, увидел её и увёл из-под дула пулемёта — ну сам подумай, человек не видит разницы между киноаппаратом и пулемётом! Бот это было курам на смех, а не то, что я сказала!

— Ну да. Никто и предположить не мог, что дело обернётся таким сумасшествием… — грустно сказал тата, кивнув головой.

— И придумали термин — договор о ненападении! — продолжала сердиться тётя. — Этим договором было в самый раз подтереться, это я тебе сразу сказала. А сам образованный — ты был у дворца в Кадриорге и слышал, как Пяте сказал, что это не эстонский народ! Мог бы догадаться, что если комми схватили Эстонию своими когтями, они нас больше не выпустят!

— Ну да, пожалуй, Варес-Барбарус был очень наивным человеком — поэт! Ему в Москве показали майский парад: девочки в белых блузках маршировали по Красный площади и пели о большой свободе и равноправии — и он дал себя обмануть, — усмехнулся тата.

— Это ты теперь говоришь. Сам тоже был наивным: если бы я сразу не отвела тебя в магазин и не заставила купить отрез на костюм, ходил бы теперь с голой задницей! Ты не верил, что там, где прошли коммунисты, остаётся голая земля — как корова языком слизнула! — врезала ему тётя.