Джеймс Блиш - «Если», 2002 № 06

• Название: «Если», 2002 № 06
• Автор: Джеймс Блиш
• Издательство: ООО "Любимая книга"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 0136-0140

ФАНТАСТИКА
Ежемесячный журнал
Содержание:

Джеймс Блиш. БИ-И-ИП! рассказ

Вл. Гаков. МИССИОНЕР (статья)

Джин Вулф. ПОДМЕНЫШ, рассказ

Шон Макмаллен. БАШНЯ КРЫЛЬЕВ, рассказ

Мэри Терзиллоу. ДЕСЯТАЯ ЖИЗНЬ НЕФЕРТИТИ, рассказ

Видеодром

*Рейтинг

--- Дмитрий Байкалов. ЭЛОИ ПРОТИВ МОРЛОКОВ (статья)

*Премьера

--- Тимофей Озеров. УДАР ПО КАРМАНУ (статья)

*Рецензии

*Экранизация

--- Вл. Гаков. ЧУЖАК В СВОЕЙ СТРАНЕ (статья)

Алексей Калугин. РАССВЕТ ПОТЕРЯННЫХ ДУШ, рассказ

Раджнар Ваджра. ДЖЕЙК, Я И ЗИППО, рассказ

Святослав Логинов. ДОЛИНА ЛОРИЭН, рассказ,

Алексей Зарубин. КРАСОТА ОПЛАЧЕННОГО ДОЛГА, повесть

Кэрол Карр. И ВАМ ЕЩЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО У ВАС НЕПРИЯТНОСТИ? рассказ

Дмитрий Володихин. КАРАУЛ УСТАЛ (статья)

Сергей Питиримов. МОРЕ ВОЛНУЕТСЯ РАЗ… (статья)

Рецензии

Олег Дивов. БЕЛЫЙ КВАДРАТ НА ЧЕРНОМ ФОНЕ (статья), стр. 280-291

Владислав Гончаров. ДО АПОКАЛИПСИСА ЕЩЕ ПОЖИВЕМ! (статья)

Виталий Пищенко: «ПРИЯТНО НАЙТИ ПРОРОКА В СВОЕМ ОТЕЧЕСТВЕ»

Курсор

Personalia

_{Обложка Игоря Тарачкова к повести Алексея Зарубина «Красота оплаченного долга».Иллюстрации: А. Балдин, В. Овчинников, А. Филиппов, Т. Филиппова, С. Голосов, С. Шехов, И. Тарачков.}

---

Рот ее вдруг превратился в пасть, а пасть — в огромную щель, и распахнулась черная бездна долгих снов без сновидений. □

Кэрол Карр И ВАМ ЕЩЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО У ВАС НЕПРИЯТНОСТИ?

 Иллюстрация Андрея БАЛДИНА

Сказать по правде, в старые времена мы приходили бы в себя целую неделю. Моя так называемая дочь выходит замуж, а он не только что не похож на еврея, он даже не человек.

— Папа, — это она говорит мне спустя две секунды после того, как я отказался разговаривать с ней до конца дней своих, — ты сразу полюбишь его, едва познакомишься с ним получше, обещаю тебе.

И что я могу ей ответить? Только чистую правду, как поступал всегда: едва я познакомлюсь с ним получше, меня уж точно вывернет наизнанку. А что мне еще делать? От одного вида марсиан меня тошнит.

Но с этой девчонкой приходится обращаться в шелковых перчатках, как и с ее матерью. Я просто говорю ей то, что чувствую, прямо и от всего сердца, а ее лицо тут же превращается в печеное яблоко, и хлынувшие из расщелин воды Атлантического океана превращают в грязь ее косметику. Такой я и вспоминаю ее через шесть месяцев — стоящей передо мной с мокрым от слез лицом, заставляющим меня считать себя чудовищем (это меня-то!) — когда на самом деле им является ее, с позволения сказать, муж.

Потом она отправляется к нему — жить вместе с ним (в Нью-Горизонт Виллидж, Крэг-Сити, Марс), а я все пытаюсь сказать себе: не мое это дело — ну как бы это правильно сформулировать — разбираться с ним лично; если моя дочь в состоянии терпеть своего мужа, то чего жаловаться мне? И не то чтобы мне нужен был зять, способный продолжить мое дело; мой бизнес будет процветать и без всякого моего присутствия. Только мне не до радости. Сэди не оставляет меня ни на минуту. Она называет меня преступником, не способным ни на что хорошее, человеком с камнями в печени вместо сердца.

— Гектор, где твоя голова? — спрашивает она, оставив наконец в покое мои чувства. И что я могу ей ответить? Я только что потерял дочь, зачем мне теперь думать еще и о голове. Я молчу, как могила. Мне в рот ничего не лезет. Я пуст… выжат досуха. Словно бы жду какого-нибудь события, только не знаю какого. Я сижу в кресле, которое нежит меня, как цветок пчелку, и укачивает под электронные ритмы, когда меня клонит в сон, но как уснуть в такое время? Я смотрю на свою жену, а кого вижу? Леди Макбет! Однажды я услышал, как Сэди насвистывает, орудуя кнопками на кухне, и пригвоздил ее к месту взглядом, подобным сосульке, обмазанной мышьяком.

— И чему ты так радуешься? Представляешь себе внучка с двенадцатью пальчиками на каждой ножке?

Жена даже не вздрогнула. Железная женщина.

Когда я закрываю глаза, что случается нечасто, то вижу нашу дочь — еще четырнадцатилетней, уже веснушчатой, но пока без этого выражения лица. Я вижу, как она подходит к Сэди и спрашивает о том, как ей жить дальше, ведь она уже скоро станет взрослой. И моя драгоценная супруга, спутница моей жизни, отвечает дочке: «Только не выходи за урода; чтобы найти себе хорошую пару здесь, на Земле, нужно быть красавицей, но на Марсе на лицо не смотрят». «Как хорошо, что я могу положиться на тебя, мамочка», — отвечает она, приступает к действиям и выходит замуж за ходячее растение.

И так — невозможно подумать — проходит месяц за месяцем. Я теряю двадцать фунтов, душевное спокойствие, три зуба, чувствую, что вот-вот потеряю Сэди, когда однажды — динь-динь — звонит почтовый звонок, и мне вручают письмо от моей дочери. Я беру конверт за уголок двумя пальцами и несу на кухню жене, которая готовит соус, зная, что я все равно к нему сегодня не прикоснусь.

— Письмо от одной из твоих родственниц.

— Ох-ох-ох. — Жена хватает его, продолжая взбивать сливочно-томатно-мясной экстракт. Откуда тут взяться аппетиту?

— Вручаю тебе это письмо при одном только условии, — проговорил я, прежде чем отдать конверт в ее дрожащие руки. — Ты унесешь эту бумажку в спальню и прочтешь там, не открывая рта. Я ничего не хочу знать. Если — сохрани Господь — она умерла, пошлю открытку с соболезнованиями.

У Сэди очень выразительное лицо, только у всех ее мин есть одна общая черта: они желают мне несчастий и в настоящем, и в будущем.

Но когда она отправляется читать письмо, я вдруг обнаруживаю, что мне нечего делать. Журналы я уже просмотрел. Завтрак склевал (как птичка). Я одет и могу выйти из дома, но снаружи нет ничего такого, чего бы не было внутри. Откровенно говоря, мне не по себе… Я нервничаю, понимая, что наговорил много лишнего, и возможно, письмо принесло мне весть о том, что пора платить за собственную болтливость. Быть может, она заболела там… И вообще, Бог знает, что они там едят, какую воду пьют и с кем ей приходится иметь дело. Не желая более думать об этом, я возвращаюсь в кресло и переключаю его на массаж… Проходит совсем немного времени, и я погружаюсь в тревожный сон.

Вокруг меня песок, я сижу у младенческой колыбели и качаю на колене кенгуру в пеленках. Он пускает пузыри, зовет меня «деда»… и я не знаю, как поступить. Не хочется обижать дитя, но всяким кенгуру я не дедушка и не желаю иметь с ними ничего общего; я просто хочу домой, в кресло. Я вынимаю дайм из кармана и опускаю в кошелек. В кошельке полно крошечных мошек, которые жалят мои пальцы. Просыпаюсь я в холодном поту.

— Сэди! Ты еще читаешь или уже переставляешь предложения? Принеси письмо сюда, чтобы я мог увидеть, что ей нужно. Если раз-вод, я знаю подходящего адвоката.

Сэди является в комнату походкой «ну что я тебе говорила», выдает мне короткий мокрый поцелуйчик в щеку, — так сказать золотую звезду за то, что вел себя как настоящий менш, — и я начинаю читать письмо громко и монотонно, всем видом показывая, что все это мне безразлично.

Дорогой папочка, прости, что не написала тебе раньше. Наверное, потому, что хотела, чтобы ты успел сперва остыть. (Неблагодарная! Сколько же можно остывать?) Я знаю, что тебе не было бы весело на нашей свадьбе, но мы с Мором надеялись, что ты пришлешь нам письмо, дашь знать, что с тобой все в порядке и, невзирая на все, ты по-прежнему любишь меня.

И тут я затылком ощущаю горячий вздох, за которым следует короткое, но душераздирающее рыдание.

— Сэди, слезь с моей головы, предупреждаю тебя…

Взгляд ее перепрыгивает над моим плечом от листка бумаги к моему лицу, потом опять к письму и так далее.

— Все в порядке. — Утихомиривает она меня. — Я уже все прочла. И теперь твоя очередь узнать, насколько ты бестолковый папаша.

А потом она возвращается в спальню, постаравшись осторожненько так прикрыть за собой дверь, словно она у нас обита белым бархатом.

Убедившись в том, что она ушла, я сажусь на нелепый топчан, который жена моя называет тахтой, и нажимаю расположенную на рукоятке кнопку, где написано: «Полуклассика от Фельдмана до Фримла». Из динамика, откуда-то у меня из-под мышки начинает выползать музыка. Правый давно уже умер, а длинный и узкий, расположенный в основании, пришлось отключить еще несколько лет назад из-за пса, так до сих пор и не научившегося сдерживать свои чувства при звуках «Пустынной песни».

На сей раз мне повезло: включается отрывок из Фельдмана. Я продолжаю читать, успокоенный музыкой.

Впрочем, папа, могу переходить прямо к делу, потому что — насколько мне известно — ты до сих пор такой сердитый, что порвал мое письмо, даже не читая его. У меня и Мора будет ребенок. Пожалуйста, прошу тебя, не бросай это письмо прямо в утилизатор. Дитя появится на свет в июле, поэтому у вас есть больше трех месяцев на путешествие сюда. У нас очаровательный дом, есть и комната для гостей, в которой вы можете оставаться столько, сколько потребуется.

Здесь мне приходится остановиться, чтобы задать пару вопросов, поскольку дочь моя никогда не была сильна в логике, я же в этом преуспел.

Во-первых, будь она сейчас здесь, перед моими глазами, я бы спросил ее, как надо понимать слова: у меня и Мора будет ребенок? У кого именно? У нее? У него? Или у обоих сразу? Во-вторых, как понимать употребление среднего рода? Как проявление неграмотности или сомнения? И насколько очаровательной может быть гостевая комната, когда воздух в нее закачивается насосами, а над головой нет неба, а под ногами травы — просто потому, что ее там нет вообще, а все имитировано и заменено чем-то похожим?

Но, не обращая внимания на все это, я продолжаю читать.

Кстати, папа, должна объяснить тебе кое-что, чего ты, наверное, не понимаешь. Мор, известно тебе это или нет, такой же человек, как ты или я, у него есть все важное с человеческой точки зрения, и — откровенно говоря — куда более умный.

Я опускаю письмо, чтобы из утробы моей вылетели все забравшиеся туда мурашки, прежде чем переходить к ее проявлением любви, лучшим пожеланиям, поцелуям и надеждам на скорую встречу. Лоринда!