Ян Отченашек - Хромой Орфей

• Название: Хромой Орфей
• Автор: Ян Отченашек
• Жанр: Проза

---

- Господи, - воскликнул Бацилла, которого ударило в жар. - Просто не верится, что такие вещи возможны.

Кружки стучали о залитые столы в заводской столовке.

- Знаете, что с Жабой? - спросил Густик, вдохновенно сияя.

Было известно только, что Жаба - к радости женщин - вот уже две смены не показывается в "Девине". Заболел, может.

- На ладан дышит, - воинственно фыркнул Густик. Самое простое сообщение звучало у него как призыв к ссоре с возможным оппонентом. - Получил по сопатке. Всю рожу ему раскроили. - Он наслаждался кровожадными оборотами, они придавали его тщедушной внешности боевой вид. - Мне ребята из амбулатории говорили... известно только, что их много было. Подстерегли ночью, когда он домой мимо моторного шел, затащили в проулок, а там... Еще увидите, что с другими двумя сволочами сделают...

- Заткнись, трепло, - одернули его. - Как бы самому по морде не схлопотать...

Как знать, не попадет ли легкомысленное слово не в то ухо, а тогда пойдут молоть жернова! Напряжение после взрыва подъездного пути не ослабло. Наоборот. Это событие послужило началом целой серии актов саботажа, и всем было ясно, что, несмотря на внешнее спокойствие живодерки и многочисленные аресты, подлинные виновники не обнаружены.

Из фюзеляжного притащился Пепек и остановился, прислушиваясь к болтовне собравшихся.

Хмурый веркшуц появился в дверях и оборвал разговор; под его грозным пристальным взглядом все поскорее разошлись.

- Что ты об этом думаешь? - спросил Гонза Войту, когда они брели по коридору в грохочущий фюзеляжный цех; он показал ему обрывок обыкновенной бумаги, на котором, явно второпях, было написано печатными буквами одно только слово: МОЛЧАТЬ!

Гонза оглянулся, сложил бумагу и сунул ее опять в карман.

Войта в нерешительности покачал головой, не замедляя шаг.

- Где ты, говоришь, нашел?

- У себя в шкафу, перед началом смены. Адресовано, ясно, мне...

Он был встревожен. Что это может значить? При ком молчать? Кому что известно? Почему именно в моем шкафу?

- Странно, - промолвил Войта. - Во всяком случае, надо обсудить. Может, это просто-напросто дурацкая шутка?

- Сильно сомневаюсь.

На пороге фюзеляжного они разошлись. Каждый из них терялся в догадках.

Мелихар смерил входящего Гонзу мрачным взглядом, сплюнул, но не сказал ни слова. Он сам сверлил отверстия и насаживал заклепки, видимо, спешил как можно скорей покончить с крылом, которое за ними оставалось, чтобы после полуночи заняться с другими "леваками" изготовлением электроплиток. Гонза слышал, как он тихо чертыхается, стуча молотком в коробке.

Дзуб... дзуб... Береги пальцы, Мелихар орудует молотком немилосердно, беспощадно. Что все это значит?

Дзуб... дзуб... Что-то висит в воздухе, дзуб... дзуб...

Вдруг - тишина, молоток разом умолк.

Выглянув из-под крыла, Гонза заметил, что Мелихар кивает кому-то в проходе за его спиной; повернул затекшую шею и увидел чьи-то пузатые сапоги. Сапоги стояли, ждали. А сверху глядело приветливое лицо певца-веркшуца Гавела, его сонные глаза смотрели испытующе.

Гонза выбрался не спеша из-под крыла, с недоумением стряхнул с одежды пыль, дюралевые стружки.

- Пошли со мной, амиго! - крикнул певец ему на ухо.

Это прозвучало скорей как дружеское приглашение.

- Куда? - Но он уже знал куда, понял сразу всем существом, испуг был похож на холодное оцепенение, отдался в голове и кончиках пальцев. Вот оно. Вот почему - молчать!

Эта разгадка принесла сомнительное облегчение.

- Сам знаешь.

- Ничего не попишешь! - Посмотрел по сторонам: разговор их не остался незамеченным; все остановили пневматические молотки и смотрели на них. Бежать? У конца крыла стоял другой веркшуц - тощий верзила с крысиными глазами, Гонза его плохо знал. Он небрежно упирался ногой в стапель и ковырял спичкой в зубах. Железный грохот терзал барабанные перепонки, глаза, щеки; Богоуш, полуоткрытый рот Бациллы, балагур Гиян, Маречкова зашмыганная физиономия похожа на сушеное яблоко, - Гонза с необычайной остротой воспринимал подробности и все отряхивался, словно это было страшно важно; наконец остановил взгляд на потном лице Мелихара. Что это? Тот еле заметно кивнул головой и облизнул губы.

- Пошевеливайся, не то влетит!

Смешно! А что смешного? Гонза шагал с двумя веркшуцами по бокам вдоль главного прохода и чувствовал свое сердце. Оно рвалось вон из груди, сдавленной стальными пальцами. Смотрят!

Он заставил себя выпрямиться, чтоб выдержать эти десятки взглядов. Покосился в сторону "Девина", позвал ее без слов, только волей и страхом, но она, с фонарем в руке, наклонилась над рулем и не видела его. Прядь светлых волос выбилась у нее из-под платка, и от этого все внутри него странно сжалось. Знаешь, почему я тебя так люблю? Потому что ты высший сорт... Умеешь говорить комплименты! Он целует ее в губы - ее дыхание пахнет яблоками, кончики их языков встречаются, непобедимое желание подымается в них с каждым вздохом, они сидят в "Итаке", печурка гудит за спиной, а за окошком падает на реку похоронный мрак. Глаза у нее зажмурены, ресницы дрожат. Он берет ее руки и касается губами открытых ладоней, они теплые, влажные, пальцы исцарапаны заклепками и жестью - живые, подвижные, милые пальцы. Вот они! Хорошо мужчине слышать от женщины, что она с ним счастлива? Хорошо? Это все на свете! Я с тобой счастлива. Ужасно. Грешно.

Вдруг она подняла голову, он отвернулся с виноватым видом.

- Можно мне... - с трудом выговорил он, - можно зайти в раздевалку? Мне бы...

Певец покачал головой и выразительно оглянулся на своего товарища.

- Ты что - спятил?

- Ну хоть в сортир!..

Некоторое колебание, потом Гавел кивнул и остановился у двери уборной. На окнах решетки.

- Только мигом... я ведь не один!

В тусклом свете его ждал Павел. Гонза облегченно вздохнул, но времени на разговоры не было. Он подошел к писсуару. Павел мгновенно понял и сделал то же самое. Никто из толпившихся в уборной ничего не заметил или сделал вид. Гонза и Павел встали вплотную друг к другу. Гонза говорил уголком рта, неподвижно глядя на исписанную похабными надписями стену.

- Я ничего не знаю. Из меня ничего не выжмут. Сходи к маме... и к ней. Осмотрите шкафы и ящики... Мне пора... пока...

Оглянулся - в полуоткрытой двери уже торчала нетерпеливая физиономия в фуражке с козырьком. Иду, иду, показал он кивком; почувствовал пожатие ниже локтя.

Держись! Темный коридор, ведущий к выходу во двор, дохнул ему в лицо. Держись! Он твердил это про себя, как заклинание, стараясь этой примитивнейшей заповедью выбить из головы все другие мысли; он их боялся. Держись! Молчать! Кто послал мне это? Почем знать? Он лязгнул зубами... Ребята! И она! Что она будет делать? Не думать об этом, держаться и ничего не знать! Все за-быть! приказывали напряженные губы. Мелихар. Стало легче? Нет, меня в самом деле ведут туда. С жестоким удовлетворением отметил, какая в человеке может вдруг возникнуть пустота. Он отрешался от всего и от всех. Взглянул в сумраке на постное лицо Гавела - кажется, даже улыбнулся отважно, но отвага эта только мелькнула и погасла, как блуждающий огонек.

Седой ночной туман поглотил три фигуры.

Удивительней всего было то, что Гонза, в сущности, не был особенно удивлен. Словно он уже бывал в этом помещении, обставленном с канцелярской скудостью: стол с глубокими выдвижными ящиками и покоробившейся столешницей, несколько простых стульев, картотечный шкаф со свертывающейся шторкой, умывальник на подставке. По стенам - плакаты с благородными, красивыми лицами солдат вермахта и два портрета: на более крупном всматривался в грядущее тысячелетие водянистым взглядом фюрер, на том, что поменьше, - физиономия какого-то вождя помельче. В чертах этого лица было что-то женственное, дряблое, но во взгляде сквозила затаенная жестокость слабого человека. Помещение было жарко натоплено.

Гонзу привели сюда по длинному коридору, мимо дверей других канцелярских помещений, и шаги стучали по деревянному полу, прогибавшемуся под ногами.

- Жди здесь,-сказал певец и, уже взявшись за ручку двери, прибавил: - И без глупостей, компаньеро. Салют!

Дверь захлопнулась, и шаги заглохли вдали.

Один. Вот арена борьбы, надо на ней освоиться. Но очень скоро не на что стало смотреть; Гонза с удивлением осознал, что он почти спокоен и что ему даже немного скучно. Сквозь деревянные стены сюда проникали отдаленные голоса, неторопливый стук машинок, смех и низкий, почти мужской голос певицы из радиоприемника: Зара Леандер поет хабанеру. У Гонзы был выбор: либо протереть глаза и постараться прочесть имя заправилы под портретом, либо глазеть на дверь и гадать, кто в ней появится. Я ничего не знаю, не помню. Сейчас полночь, ребята сидят в столовке, и еда не лезет им в горло. Совещаются. А что она? Уже все знает? Отдаленный гудок возвестил конец перерыва, но никто не пришел, и тело начало деревенеть. Он сунул руки в карманы и переложил всю тяжесть тела на другую ногу. Зачем его заставляют ждать, какую цель они этим преследуют? Ага, вот...