Борис Ярочкин - Тайга шумит

• Название: Тайга шумит
• Автор: Борис Ярочкин
• Издательство: Свердловское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1958

---

— И нечего мне нотации читать! — грубо прервал ее Заневский.

Верочка вспыхнула, возмущенно сверкнула глазами, быстро поднялась с дивана и хотела выйти, но в кабинет вошел прораб, и она задержалась.

— Михаил Александрович, как быть с постройкой больницы? — начал тот.

— То есть?.. Строить да быстрее!

— Нельзя! — вмешалась в разговор Верочка. — Больница неправильно спланирована, и место выбрано негодное. — И она стала подробно излагать свои замечания.

Слушая ее, Заневский хмурился и нервно мерил шагами кабинет, потом остановился у окна, заложил за спину руки.

— Та-ак… — проронил он и зло посмотрел на дочь. — Все?

— Пока все.

— Отлично!.. А на чей счет прикажешь отнести заложенный фундамент?

— Это не мое дело, — спокойно пожала плечами Верочка.

— А чье, мое? — возмутился ответом Заневский. — Значит, я из своего кармана должен выкладывать деньги? Хватит! — крикнул Заневский и хлопнул ладонью по столу. — Ишь ты, учить меня вздумала, не выйдет!.. Радуйся тому, что выстроят, а то ничего не получишь. Поняла?

«Что он на меня кричит?» — оскорбилась Верочка.

— Папа, я разговариваю с тобой как заведующая врачебным участком!

— Вон что!

— Да! И предупреждаю: продолжать строительство по имеющемуся проекту и на том месте, где разбита площадка, нельзя. И я этого не допущу.

«Эге, однако же она зубастая, вся в меня», — уже удовлетворенно подумал Заневский.

— Ты, дочка, не горячись, — начал он спокойней. — Проект не я составлял и утверждал, из треста прислали. И место для строительства выбирал не я один. Со мной были замполит, технорук, начхоз, прораб. Как лучше хотели…

— А из санэпидстанции кто был? Принимать-то здание их представитель будет.

— Ничего, как-нибудь сдадим, — добродушно рассмеялся Заневский и подмигнул прорабу. — Уладим, а? — и подумал: «Общежития ведь сдали, а грозились, что не примут. И больницу сбагрим!»

— А люди должны будут расплачиваться своим здоровьем?

— Почему? — на широком лице Заневского искреннее недоумение.

— А представь себя больным. Тебе предстоит длительное лечение в больнице, и тебя кладут, — Верочка взяла у прораба чертеж проекта и, развернув, ткнула пальцем в одну из палат, — вот сюда. Приятно будет за все время лечения ни разу не увидеть солнечного луча?

«Вот ты о чем! — Заневский облегченно вздохнул и отошел от стола.

— Ты, дочка, по-своему, возможно, и права, — подумав, сказал он. — Что ж, пиши в трест, там разберутся. Прикажут переделать — я с удовольствием!.. Договорились?

А сам подумал.

«Пока туда дойдет, да ответ будет, мы до окон венцы подведем. А приказа ломать не дадут!»

— Хорошо, — неопределенно проговорила Верочка и, свернув в трубочку ватман, сказала прорабу: — Я чертежи проекта задержу до завтра. До свидания!

Заневский улыбнулся вслед дочери и хитровато подмигнул прорабу:

— Строй!

26

Рассерженная непогодой, шумит тайга. Резкие порывы ветра, набрасываясь на деревья, раскачивают их, гнут по опушкам молодняк. Над поселком — пыль. Ее клубы, поднятые с дороги ветром, носятся по улицам, пудря бревенчатые срубы, заборы, траву. Лениво накрапывает дождь. Капли, шлепаясь о землю, мгновенно обволакиваются пылью.

Верочка протирает запорошенные глаза и заслоняет лицо сумочкой. Проходя мимо дома замполита, замечает в одном из окон Столетникова.

«Надо зайти проверить, как он мои назначения выполняет», — подумала девушка и, свернув с тротуара, поднялась на крыльцо.

Мать Столетникова проводила ее в комнату.

— Добрый день, Александр Родионович! — сказала Верочка, и ее взгляд задержался на установленном у окна мольберте. — Вы рисуете?

— Какое там, — смущенно улыбнулся Столетников, — малюю.

Верочка подошла ближе, посмотрела на полотно. Это был пока набросок. Сосновый бор с гривой осинника и березняка, проталины на снегу. В лесу еще сумеречно, но невидимое на картине солнце уже осветило верхушки деревьев и поющего на одной из лиственниц глухаря.

— Хорошо! — искренне сказала Верочка. — Знаете, я однажды с папой ходила на глухариный ток, и все было почти так. Только… зря вы, на мой взгляд, зарево сделали. Ведь деревья в верхней части освещены лучами, значит, солнце с противоположной стороны.

Столетников густо покраснел, но тотчас же рассмеялся.

— Ну теперь верите, что я не умею рисовать?

— Нет! — серьезно возразила Верочка и огляделась. В комнате было чисто, постель аккуратно заправлена, на столе лежали раскрытые книга и тетрадь.

— Как чувствуете себя? Почему режим не соблюдаете?

— Спасибо, Вера Михайловна, лучше. Голова почти не болит, а вот… — и он в припадке кашля оборвал речь.

Откашлявшись, виновато улыбнулся. Верочка посчитала у него пульс, выслушала легкие, сердце.

— Температуру мерили?

— Утром тридцать восемь было.

— Почему не лежите? — строго спросила Верочка.

— Так ведь в комнате тепло…

— Не имеет значения, Александр Родионович. Лечение гриппа, как и любого другого заболевания, начинается с постельного режима, покоя. А вы ходите, рисуете. Нельзя! И курите поменьше. А лучше, хотя бы на время болезни, бросить. Это мои требования. Не будете выполнять, я откажусь вас лечить.

— Вы, однако, сурово относитесь к пациентам, — с улыбкой проговорил Столетников, но его черные, глубоко посаженные глаза с уважением смотрели на врача.

— Как могу, — пожала худенькими плечами Верочка и, поймав на себе внимательный взгляд замполита, торопливо попрощалась, пообещав завтра наведаться вновь.

В дверях остановилась, повернулась к Столетникову.

— Я сейчас все уберу, Вера Михайловна, и лягу, — пообещал Александр.

— Я о другом, — засмеялась Верочка. «С ним посоветоваться о больнице, что ли?» — мелькнула мысль. — Помогите мне, Александр Родионович…

Вернулась в комнату, присела у стола и подробно рассказала обо всем.

— Тут и я виноват, — сказал Столетников. — Признаться, впервые пришлось выбирать место под строительство, а требований не знал… Что делать? Да, в трест надо написать. Но этого мало, вы правы, нужно добиться немедленного прекращения строительства…

— Но как? — с отчаянием вырвалось у Верочки.

— Я сейчас оденусь, и мы вместе пойдем к директору…

— Нет-нет, вам нельзя выходить! — запротестовала Верочка. — Я сама все сделаю, — уже неуверенно закончила она, и ее большие глаза стали задумчивыми.

— Да-а… А вы поезжайте в район, Вера Михайловна, — обрадовался мысли Александр. — Обратитесь за помощью в санитарно-эпидемиологическую станцию. Они же будут принимать здание!

— Звонила туда, — огорченно вздохнула Верочка. — Главврача нет, в отпуске, а фельдшер ничего не знает.

— Так пойдите в райисполком, в райком партии!

Прощаясь, Верочка, крепко пожала Столетникову руку. Оставшись один, Александр скользнул безразличным взглядом по мольберту и подошел к окну. По стеклам барабанил дождь.

«Она же вымокнет, — спохватился он, — зачем я ее отпустил?»

Прижавшись лбом к стеклу, он увидел, как Верочка бежала по дощатому тротуару, прикрывая голову сумочкой.

«Хорошая девушка, — подумал он. — А где-то теперь Надя? — и тяжело вздохнул. — Писал — не отвечает. Может, вышла замуж? — кольнуло предположение. — Или не вернулась еще из эвакуации. А Верочка чем-то напоминает Надюшу. Такая же белокурая, только у Наденьки косы».

27

Костиков медленно отворил дверь и, комкая в руках мокрую кепку, остановился у порога. Было в его фигуре, коренастой и широкоплечей, что-то детское, обиженное.

— Бо-оже мой! — испуганно воскликнула жена, глядя из-под очков. — Да ты никак пьяный? Гляди, как вывозился-то!

— Пьяный, мать, как ни на есть пьяный, — медленно проговорил он, — да еще дурак… В точку попал, дурак и есть! — оживился он, вешая на гвоздь кепку и плащ и сбрасывая с залатанных сапог галоши. — Дожил до седых волос, и вот нынче — спасибо…

Он сказал это таким тоном, что жена поняла: стряслась беда.

Костиков, чуть пошатываясь, прошел к столу и тяжело опустился на стул, оставив на чисто выскобленном полу следы.

— Галоши-то, чай, текут, в починку надо, — наставительно заметила жена и, взяв тряпку, тщательно подтерла половицы.

— И ничего не скажи, — слухать не хотят… — продолжал Костиков. — А я-то, дурак старый, старался, ночи не спал, душой изошел, все хотел сделать как лучше да легче людям… вот и получил сполна за свой труд, за старания да прилежность…

— Да говори толком-то, — сердито перебила жена, присаживаясь к нему и вытирая платком его мокрое от дождя лицо.

— Да я и говорю… так, значит, вышло… что перепутали, а я виноват.