Лев Остерман - О, Солон !

• Название: О, Солон !
• Автор: Лев Остерман
• Жанр: История

---

Появляется Никарх

Беотиец - Как мал он ростом! Дикеополь - Весь - дерьмо чистейшее. Никарх - Чьи здесь товары? Беотиец - Все мои, фиванские, Свидетель Зевс. Никарх - Я донесу, что прибыл ты С военной контрабандой. Беотиец - Ты с ума сошел! Ведь ты же воевать задумал с птицами. Никарх - Ты тоже пострадаешь! Беотиец - Что же сделал я? Никарх - Я отвечаю только ради публики: Ты от врагов привез сюда светильники. Дикеополь - Ты, значит, загорелся от светильника? Никарх - Ведь он поджечь сумеет доки в гавани. Дикеополь - Светильник - доки? Никарх - Да. Дикеополь - Каким же образом? Никарх - Привяжет к водяной блохе беотянин Светильничек и прямо к нашей гавани При ветре пустит сточными канавами. А кораблям одной довольно искорки И вспыхнут в тот же миг. Дикеополь - Подлец негоднейший! От блошки вспыхнут, вспыхнут от светильника? Никарх (зрителям) - Вы все свидетели. Дикеополь - Заткни-ка рот ему. Соломы дай, займусь я упаковкою. Хватают доносчика и упаковывают его. (895 - 927) Нелепость самого доноса может показаться преувеличенной, гротеском, но... ведь и нам есть, что вспомнить!.. Обстановку в суде и облик судьи не менее едко высмеивает Аристофан в уже цитированной комедии "Осы". Филоклеон в споре с сыном похваляется своей судейской властью: "От барьера мой бег я сейчас же начну и тебе доказать постараюсь, Что могуществом нашим любому царю мы ничуть и ни в чем не уступим. Есть ли большее счастье, надежней судьба в наши дни, чем судейская доля? Кто роскошней живет, кто гроза для людей, несмотря на преклонные годы? С ложа только я сполз, а меня уж давно у ограды суда поджидают. Люди роста большого, преважный народ... подойти я к суду не успею, Принимаю пожатия холеных рук, много денег покравших народных, И с мольбой предо мной они гнутся в дугу, разливаются в жалобных воплях: "Умоляю тебя, пожалей, мой отец! Может быть, ты и сам поживился, Когда должность имел или войско снабжал провиантом в военное время". Я - ничто для него, но он знает меня, потому, что оправдан был мною. ................................... Наконец, размягченный мольбами вхожу, отряхнувши всю ярости пену, Но в суде никаких обещаний моих исполнять не имею привычки. Только слушаю я, как на все голоса у меня оправдания просят. И каких же, каких обольстительных слов в заседанье судья не услышит? К нищете сострадания просит один и к несчастьям своим прибавляет Десять бедствий еще; до того он дойдет, что ко мне приравнять его можно Тот нам сказку расскажет, исполнит другой из Эзопа забавную басню. А иные острят, чтобы нас рассмешить и смирить раздражение наше. Но увидев, что мы не поддались ему, он ребят поскорее притащит, Приведет сыновей, приведет дочерей... . Я сижу и внимаю защите, А они, сбившись в кучу, все вместе ревут, и опять их отец, точно бога, Умолять нас начнет, заклиная детьми, и пощады трепещущий просит: "Если криком ягнят веселится ваш слух, ради голоса мальчика сжальтесь! Если визг поросят больше радует вас, ради дочек меня пожалейте!" Ну тогда мы чуть-чуть станем мягче к нему, раздражения струны ослабим... Или это не власть, не великая власть? Не глумимся ли мы над богатством?" (548 - 575) Согласно цитированному выше закону, за деятельность, направленную против демократии, полагалась казнь и конфискация имущества. После падения правления "четырехсот" лидеры олигархов бежали из Афин, но осталось достаточно много людей, которых, ложно или справедливо, можно было обвинить в сотрудничестве с ними. В большинстве своем это - люди состоятельные. Для сикофантов открылось обширное поле деятельности. Начинается буквально эпидемия доносов и судебных процессов против истинных и мнимых приверженцев олигархии. Тот же Лисий в одной из своих судебных речей, написанных позднее, так говорит об этом времени: "Они (доносчики - Л.О.) убедили вас некоторых граждан без суда приговорить к смерти, у многих незаконно конфисковать имущество, других, наконец, наказать изгнанием с лишением гражданских прав. Это были люди такого сорта, что виновных за взятку оставляли в покое, а людей ни в чем не повинных губили, возбуждая против них перед вами судебное преследование. Эту деятельность они не прекращали до тех пор, пока не повергали наконец отечество в раздоры и страшные бедствия, а сами из бедняков превратились в богачей...".(XXV) Месть и расправа по политическим соображениям не оставили и следа от былого единодушия афинских граждан. В среде выходцев из старинных аристократических родов, некогда столь почитавшихся народом, царит страх, в среде простонародья - ненависть и подозрительность. Обвиняя бывших сторонников олигархии в злоупотреблениях властью и обогащении за счет народа, сами лидеры демократии под новой вывеской поступают точно так же. Да иначе и быть не может в обществе, где утрачены нравственные устои - в нем власть развращает людей, как бы эта власть себя не называла. В речи, которую я только что цитировал, Лисий вскользь говорит судьям, как о чем-то тривиальном: "Как всем известно, во время прежней демократии многие государственные деятели расхищали народное достояние, некоторые брали взятки в ущерб вашим интересам, иные своими ложными доносами отчуждали от вас союзников". Пожалуй, довольно. Читателю, вероятно, уже ясно, во что превратилась Афинская демократия всего лишь через четверть века после смерти Перикла. В Афинах воцарилась атмосфера взаимной ненависти, подозрительности и страха. Расцветает коррупция, доносительство, сутяжничество, стремление к обогащению за чужой счет, иждивенчество. Падает авторитет власти, а с ним и дисциплина - особенно в армии и флоте. Государство с таким "букетом" гражданских доблестей ожидает катастрофа. Ее приближение понимают те немногие из афинян, кто остался верен идеалам Перикла. В их числе его сын, которому в то время уже сорок лет. Ксенофонт в "Меморабилии" пересказывает разговор Перикла младшего с Сократом. Перикл говорит о гражданах Афин: "Разве будут они так повиноваться властям (как лакедемоняне), если они даже щеголяют неуважением к ним? Или будут ли они когда-нибудь так единодушны, если вместо того, чтобы помогать друг другу в видах взаимной выгоды, они стараются вредить друг другу и руководятся чувством зависти во взаимных отношениях больше, чем относительно иностранцев? Как на частных сходках, так и в общественных собраниях они больше, чем кто-нибудь ссорятся между собой, ведут друг с другом бесчисленные тяжбы и таким образом предпочитают скорее приобретать на счет ближнего, чем находить выгоду во взаимной помощи. Распоряжаясь общественным достоянием, как неприятельской добычей, они из-за него также ведут борьбу между собой и высшее удовольствие находят в том, чтобы иметь влияние в этой борьбе. Этим объясняется совершенное невежество и неспособность наших граждан (в военном деле), отсюда же происходит необыкновенная вражда и взаимная их ненависть; поэтому я очень боюсь, как бы наш город не постигло какое несчастье, большее, чем он в состоянии вынести".(III, 16) Предчувствовал ли Перикл младший, что первой жертвой этого несчастья окажется он сам? Мы этого не узнаем. А тем временем катастрофа надвигается неуклонно. Но почему так быстро? Ведь после смерти Перикла не прошло и двадцати пяти лет. Сохранилась бы демократия, если он прожил бы дольше и передал лидерство в руки столь же достойного государственного мужа, - быть может, своего сына? Вряд ли. Скорее всего Афинская демократия была исторически обречена. Прежде, чем обосновать это предположение, следует ответить на вопрос: "А как случилось, что она вообще возникла?" Ведь демократический этап вовсе не обязателен в истории древних цивилизаций. Персия и Египет, например, от первобытно-общинного строя перешли прямо к деспотиям. Неужели все дело в том, что на заре истории в Афинах появился мудрец Солон? Нет, конечно. После Солона был полувековой перерыв на тиранию Писистрата и его сыновей. Однако после изгнания тиранов демократия восстановилась. Следовательно, в то время для нее были объективные предпосылки. Какие? Чтобы найти ответ, надо принять во внимание влияние географического, экономического и морального факторов. Владычество над многочисленными, кочующими по просторам Малой Азии народами было возможно только в условиях жестокой деспотии. Обеспечение устройства и содержания в порядке обширных ирригационных сооружений в протяженной долине Нила лежало в основе "божественной" власти фараона и жрецов. Греки после вторжения дорийцев в XI - IX веках до н.э., в течение четырех столетий до Солона, жили оседло в многочисленных маленьких долинах гористого полуострова. Общинно-родовой строй устоялся. Сложились и закрепились нормы патриархальной нравственности. Небольшие, стабильные и сплоченные крестьянские общины не нуждались в деспотическом правлении. Наоборот - в них складывались предпосылки для самоуправления народа. Ему мешало лишь резкое имущественное расслоение, возникшее в предшествующую "героическую" эпоху захватнических войн. Демократия возможна только в таком обществе, где большинство населения обладает некоторым средним достатком. Интересно высказывание Аристотеля по этому поводу. В своем трактате "Политика" он писал: "В каждом государстве мы встречаем три класса граждан: очень зажиточные, крайне неимущие, и третьи, стоящие в середине между теми и другими... . Люди первой категории по преимуществу становятся наглецами и крупными мерзавцами; люди второй категории обыкновенно делаются подлецами и мелкими мерзавцами. А из преступлений одни совершаются из-за наглости, другие вследствие подлости. ... Поведение людей второй категории из-за их крайней необеспеченности в материальном отношении, чрезвычайно униженное. Таким образом, они не способны властвовать и умеют подчиняться только той власти, которая проявляется у господ над рабами; люди же первой категории не способны подчиняться никакой власти, а властвовать умеют только так, как властвуют господа над рабами. Получается государство, состоящее из рабов и господ, а не из свободных людей, государство, где одни исполнены зависти, другие презрения".(IV, 9, 3) Поэтому: "... те государства имеют наилучший строй, где средний элемент представлен в большем количестве, где он пользуется большим значением, сравнительно с обоими крайними элементами или, по крайней мере, сильнее каждого из них в отдельности взятого".(IV, 9, 7) Реформа Солона, освободившая крестьян от долговой кабалы, открыла возможность определенного выравнивания имущественного положения афинян. Это и создало надежную основу для демократии. Патриархально-общинная нравственность как нельзя лучше соответствовала демократическому общественному устройству. Семена, брошенные Солоном на благодатную почву замкнутой афинской общины, дали хорошие всходы. Но... "прогресс" шел дальше, и демократия в ту далекую эпоху неизбежно должна была оказаться его жертвой. Обстоятельства войны с персами ускорили создание мощного морского флота. За этим последовало развитие торговли, рабовладения и внешняя экспансия Афин. Снова возникла острая ситуация имущественного неравенства. Богачи, - торговцы и рабовладельцы, - и масса разорившихся крестьян, ремесленников, не говоря уже о рабах. Жажда наживы, богатство, роскошь и стремление к ним, рост индивидуализма, утрата чувства общности судьбы, преданности своему городу, психология потребительства и иждивенчества - все разрушало фундамент патриархальной нравственности. Пока остатки ее сохранялись, была жизнеспособна и демократия. Но "падение нравов" шло неукоснительно. Периклу лишь на короткое время удалось его сдержать. Тем не менее благоприятных условий для существования деспотического правления в маленьких Афинах не возникло.(Афинская империя после поражения в войне со Спартой распалась). И потому тирания, о которой речь пойдет в следующей главе, просуществовала не долго. Но и демократия была обречена. Путь исторического прогресса лежал через ее падение. Нечто подобное произошло позже в Риме. Там демократическая республика тоже изжила себя. Но с тем отличием, что сохранение владычества в огромной Римской империи диктовало необходимость установления императорской власти. В Истории все более или менее повторяется. Пройдут века. Рабовладельческая Римская Империя распадется и уступит место феодальной раздробленности. Для ее преодоления в Европе возникнут обширные монархии. Переход власти к буржуазии вернет на сцену демократию. Обнищание пролетариата приведет буржуазную демократию на край пропасти, но технический прогресс и связанный с ним рост общего благосостояния укрепит почву под ее ногами. В России, в силу ее политической отсталости и огромности пространства, прогресс пойдет своеобразным путем. Крестьянская община будет сосуществовать с урезанной формой феодализма и абсолютной монархией. Запоздалое падение монархии даст толчок бурному развитию демократии в форме социальной революции. Затем наступит эпоха демагогической тирании. Наконец, освобождающаяся от нее демократия осозн?ает невозможность своего развития на базе низкого уровня жизни большинства народа и вступит на путь энергичных экономических (и политических) реформ.