Лев Минц - Котелок дядюшки Ляо

• Название: Котелок дядюшки Ляо
• Автор: Лев Минц
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91678-018-5

Какая фамилия самая русская? Почему она же самая немецкая? В чем главный секрет узбекского плова? Как правильно называются суши? Когда за столом можно есть руками? Зачем был нужен лифчик в мужском гардеробе? Чем занимаются крестьяне Македонии в первую брачную ночь? Почему парагвайские индейцы стонут от боли, когда рожают их жены? Что и на каком языке означают слова хьхьл и ыбылыны? Ответы на эти и многие другие вопросы можно узнать из книги известного этнографа и писателя Льва Минца. «Котелок дядюшки Ляо» — увлекательное путешествие в мир обычаев, традиций и тайн разных народов, живущих вокруг нас.

---

— Хорошо, — не сдавался я, — может быть, поставить вопрос иначе? Где живут люди, которые сами себя считают шопами, и другие тоже считают их таковыми?

— На это тоже можно взглянуть по-разному, — парировал мой собеседник. — Что вам, короче говоря, нужно?

Силы наши были слишком неравны. Я поставил свой вопрос по-другому:

— Где живут люди, о которых рассказывают шопские анекдоты? Так сказать, где живет нане Вуте?

Ученый вздохнул облегченно, но, как мне показалось, не без разочарования:

— Вы это имеет в виду? Тогда — это жители Софийской области. Кроме самой Софии: в столице, как водится, все перемешано — выходцы со всех концов страны. В недалеком прошлом шопы приходили сюда по утрам с тележками, запряженными осликами. Они привозили кислое молоко, зелень и прочие продукты пригородного хозяйства.

Земли вокруг Софии всегда были бедными, и здешние люди по сей причине слыли бедняками, готовыми взяться за любую работу, от которой отказывались другие. Может быть, этим и объяснялось несколько специфическое отношение к ним. Наверное, в этом повинна тоже бедность. У них был более отсталый уклад жизни. Зато сохранились в культуре древние черты, исчезнувшие у других болгар. Но ведь сохранение патриархального уклада обязательно рождает гордость у людей, особенно перед соседями, его утратившими. Шопы всегда этим гордились. Когда же жизненный уровень выровнялся, патриархальность не пропала: шопы стали беречь ее уже сознательно, она-то во многом основа шопской гордости. Так же как упрямство и стойкость. Ведь на бедных землях Шоплыка мог выжить и пустить корни только упрямый человек.

Как жаль, что я не могу поделиться всем, что услышал в тот день на левой половине дворца! Но будет ведь опубликована работа ученого, и тогда каждый сможет найти для себя в ней полезное и поучительное.

Все же вкратце я изложу то, что узнал от него сам. Скорее всего, среди предков шопов кроме славян, тюрков-протоболгар и фракийцев были и тюрки-огузы, кочевники. Так считает ученый. Само название «шоп», очевидно, родственно слову «чабан», звучащему в некоторых языках как «чупон» и «шопан». С этим, правда, не все согласны, но, когда будет опубликована его работа, кое-кому придется пересмотреть свои взгляды. Предки шопов могли перейти к оседлой жизни позже, когда удобные и плодородные земли были уже заняты. Этим тогда объясняется их недавняя бедность.

Главное сейчас — получше организовать музей в городе Е.-П. Там можно будет развернуть систематические исследования в нужном направлении. Хорошо, что к этому делу подключаются местные лингвисты. Исследования зачастую приносят неожиданные результаты. Можно сказать, удалось уже выяснить, откуда в славянских языках появилось такое важное слово, как «писать». Ответ на этот вопрос тоже дало шоповедение.

— Рассказал бы вам больше, но — еще не пришло время… — И ученый глянул на часы.

— Жаль, — искренне сказал я, — так хорошо разговор шел. Ну да у всего на свете есть конец.

— И только у суджука их два, — отвечал ученый. — Так говорит нане Вуте. Суджук — это плоская твердая колбаса, свернутая подковой. Характерный элемент шопского питания.

— Простите, — полюбопытствовал я, — а вы сами — не шоп?

— Увы, — вздохнул исследователь, — я из совсем другой части страны. Но, видите, уже шучу по-шопски…

Мне оставалось одно — совершить экспедицию в Шоп-лык.

В глубь таинственного Шоплыка

Мы выехали из центра Софии на такси часов в десять утра и в начале одиннадцатого въехали в Шоплык. Голубое небо в эту пору поздней осени побледнело, но солнце изрядно припекало. Земля вокруг была рыжевато-серой, горы — темно-рыжими, а поля — безлюдными.

Горна Малина, Долна Малина. Мы добирались в деревню Буйлово, на родину Елина-Пелина, знатока и бытописателя шопов, первого болгарского писателя, прочитанного мною в детстве. Там, в селе Буйлове, сохранился его дом и на площади построен музей.

Я с интересом всматривался в окружающий меня мир, отмечая, что ни пейзаж, ни люди ничем особенным не отличаются. А кого я, собственно говоря, мог увидеть? Нане Вуте с Пеной и Геле в грубошерстных длинных чулках-чорапах и сыромятных царвулях, идущих по обочине дороги? Конечно же, нет. В конце концов, каждый из нас видит то, что способен видеть.

Улицы села Буйлова были почти безлюдны. Чисто подметенные тротуары, гладкая асфальтовая мостовая, — следуя рельефу, улицы перекрещивались и вели то в гору, то под гору. Музей Елина-Пелина оказался закрыт, и мы, решив не прибегать к чьей-либо помощи, отправились на поиски дома писателя.

Аккуратные, очень ухоженные двухэтажные дома села Буйлова производили впечатление обжитых и завершенных жилищ. Тем не менее в каждом дворе копошились люди: укладывали кирпич, катили тачки с бетоном, что-то копали. Каждый был занят строительством своего дома или его усовершенствованием. Сквозь ограду видны были виноградные лозы и кое-где крупные желтоватые грозди.

У первой же встречной женщины — это была плотная старушка с тяжелыми сумками — мы спросили, как выйти к дому Елина-Пелина. Она тут же вызвалась его показать и, круто изменив маршрут, пошла с нами. Сначала под горку, потом наверх — и мы вышли к невысокому белостенному дому.

Бабка покликала кого-то, никто не отозвался, предложила поискать, но согласилась с нами, что не стоит людей беспокоить в воскресенье. Они, наверное, заняты на строительстве своего дома. Мы вышли на улицу, к окнам, чтобы рассмотреть внутренность жилища. Белые стены, крашенные в темно-коричневый цвет потолочные балки. Низенький круглый столик, за которым обедали еще в начале века болгарские крестьяне. В таком доме мог жить сельский учитель.

Бабка говорила о потомках писателя, причем — насколько я мог разобрать — совершенно так, как говорят об односельчанах: кто где сейчас живет, как часто тут бывает, кто за кем замужем. Создавалось впечатление, что дом этот для нее — не музей, а часть буйловской жизни. Я молчал, а она не догадывалась, что имеет дело с заезжим иностранцем. И, лишь услышав, что мы обменялись фразами по-русски, спросила, откуда я. Выяснилось, что она каждый вечер смотрит наше телевидение и, хотя не все понимает, очень его любит, особенно фильмы, которые все хорошие, а актеры — все красивые. «Побывайте в Елин-Пелине, — порекомендовала она, — там по воскресеньям съезжаются расписываться со всей округи».

Все пройдет, а Шоплык останется

Асан-буклукджия на секунду остановился промочить горло. Отплясавшая свадьба садилась в машины, вышедшая из городского совета строилась перед фотографом, а новоприбывшая поднималась в церемониальный зал.

Впереди невеста — Анна Энджева и жених — Валерий Петков, женщины со сладостями в руках, мужчины с сосудами-«бъклицами». Одна из женщин постарше держала поднос с какими-то тюлевыми мешочками. Оказалось, что в каждом из них конфеты, пшеничные зерна и монеты. Когда молодые выйдут, эти мешочки-«кошницы» будут раздавать гостям и вообще всем, кто попадется навстречу. У входа собирала дань с каждой свадьбы толпа чернявых ребятишек, похожих на оркестрантов. «Вам тоже достанется», — пообещала мне женщина.

Наверху было тесновато: зал проветривали, и мы остались в коридоре. Фамилия здешнего ангела-хранителя домашних очагов, как следовало из таблички на стене, была Бонев. Ангел Бонев. Его помощница Росица Георгиева суетилась, как ассистент телевизионного режиссера перед съемкой концерта участников художественной самодеятельности. Вновь и вновь показывала она, куда надо стать, говорила, что и когда сказать. Молодые послушно повторяли.

Тут заиграли марш Мендельсона, и двери зала распахнулись. Официальная церемония не слишком отличалась от тех, что приняты у нас, и мы вышли на воздух.

Как водится в небольших городах, здесь все знали друг друга, и наш приезд не остался незамеченным. Подходили люди, жали руки:

— Жаль, что вы весной не приехали. Тут проводил шопский фестиваль, такие танцы, такие песни! Вон там скульптура стояла: идут нане Вуте и Геле, а на пьедестале надпись: «Оти де се косим, както че ми мине!» Как это по-русски? «Чего огорчаться, ведь все пройдет!»

— Нет, это они не вместе, а один нане Вуте. Это его лозунг.

— Все пройдет, а Шоплык останется. Шопы знаете какие — упорные!

Ребятишки, вертевшиеся у оркестра, вдруг разом ринулись к выходу из городского совета. Анна Энджева и Валерий Петков, теперь уже — официально — семейство Петковых, выходили на улицу. В воздухе замелькали конфеты и тюлевые кошницы. На мою долю их уже просто не могло хватить. Асан-буклукджия с удвоенным усердием раздул щеки, еще сильнее зазвучал кларнет, загудел барабан… Над толпой поднялся трехцветный флаг. Молодые пошли фотографироваться и потянули нас с собой. Анна оказалась учительницей русского языка, только что побывала у нас на стажировке и прекрасно говорила по-русски. Однако утруждать ее расспросами было неудобно.