Виктор Гребенников - Мой мир

• Название: Мой мир
• Автор: Виктор Гребенников
• Издательство: Советская Сибирь
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997

«Мой мир» — рассказ о необычной жизни необычного Человека. Автор — Виктор Гребенников — энтомолог, художник, астроном, изобретатель и писатель.

Прочитайте о загадочной жизни насекомых, откройте немного их удивительных тайн. Узнайте об интересных открытиях и изобретениях автора. Прочтите о микрозаповедниках энтомофауны. Много советов и идей начинающим энтомологам, естествоиспытателям и художникам.

Книга написана простым языком, сопровождается отличными рисунками и фотографиями автора и будет интересна всем любознательным людям.

---

Удалось мне пронаблюдать и за рытьем норки. Личинка, оказывается, делает эту работу повернувшись вниз, загребая землю широкой головой, как скрепером, и уперевшись в бока колодца сначала ногами, а затем спинными крючьями; впрочем, этот же спинной горб служит и дополнительным ковшом для поднятия на-гора земли из более глубоких горизонтов.

Увеличивая расстояния между норками и движущимися жертвами, — а ими у меня служили ватные шарики на нитке, пропитанные медом, — я установил предел бросков хищниц: он составлял… четыре с половиной сантиметра. Это настолько вытягивалась — и лишь передней частью туловища — в общем-то кургузая короткая личинка!

Личинка скакуна в стеклянной трубке.

В разгадке этого чуда помогла бы только сверхскоростная киносъемка.

Личинки скакунов вовсе не были застрахованы от нападений других членистоногих. Одну из них одолевали мелкие клещики — и подвижные, и безногие, неподвижно к ней присосавшиеся. А в Лесочке у гнезд скакунов бегали какие-то насекомые, похожие на муравьев; одного из них охотница схватила, но что-то помешало затащить его вглубь, и между насекомыми началась судорожная борьба, в результате которой на моих глазах личинка замерла, а «муравей» стал зачем-то затаскивать свою мучительницу в глубь ее же гнезда.

Это оказалась самка осы-метохи: позволив себя схватить, она парализует личинку мгновенным уколом ядовитого жала, а уж потом, в глубине ее колодца, отложит на нее яйцо, из которого выйдет метохина личинка и будет кормиться обездвиженной хищницей. А самцы метох крылаты и издали похожи на наездников.

Схватка метохи с личинкой скакуна.

Но по меньшей мере две загадки личинок скакунов я так и не разгадал. Первая из них: куда девается земля, вытолкнутая этими землекопами при устройстве, а затем, по мере роста личинки, при расширении и углублении норки?

И вторая загадка: какова природа щелчка? Почти всегда бросок хищницы удачен, и острые жвалы глубоко вонзаются в бока жертвы, нередко мягкой, например, гусеницы или моей медовой ватки. Может быть, клацание происходит не снаружи, а в горловине норки по той же причине, по какой хлопает пробка, резко вытащенная из бутылки? Но звук броска какой-то уж очень сухой, мгновенный, вроде «выстрела» пастушьего бича, кончик которого рассекает воздух со сверхзвуковой скоростью…

А так охотится взрослый скакун.

Не с такой ли скоростью выбрасывает личинка скакуна свое тело из норки в момент своей невидимой для человеческих глаз охоты?

На западной границе «Центральной Африки» — поросль молодых, до пояса, осинок. Здесь из года в год устраивали какие-то странные не то собрания, не то митинги — скорпионницы. Этих насекомых я знавал, в общем-то, давно и «уважал» за их большие, красивые прозрачные крылья с черными пятнами и поперечными полосами, а также за «хвост», который был только у самцов и действительно очень напоминал грозное скорпионово оружие. Будучи пойманным и взятым в пальцы, самец скорпионницы поднимал этот страшноватый крюк с толстым баллоном, будто бы наполненным ядом, и угрожающе им размахивал; но я уже знал, что это не более чем мистификация «под скорпиона», никакого яда и жала у этого насекомого нет, и что «жало» — всего лишь безобидные специальные щипчики для удерживания брюшка самки.

Справа — один из обитателей лесочка самец скорпионницы.

Но больше всего меня всегда удивляла голова скорпионниц — с длинным, угрюмо вытянутым вниз клювом, точнее, хоботом, из конца которого выступали маленькие, но острые жвалы. От всего облика скорпионниц веяло чем-то древним, и это было действительно так: они мало в чем изменились с каменноугольного периода, то есть за триста миллионов лет.

По литературе скорпионницы питаются только мертвыми насекомыми; осмелюсь дополнить их природное меню цветочным нектаром и пыльцой: не раз хорошо видел, как сидя на лесных цветах и погрузив в их недра свой хобот, эти посланцы давних эпох — а цветковые растения распространились «лишь» сто миллионов лет назад — уписывали сладкое содержимое цветков, а для какой цели — узнаете чуть позже. Еще они у меня ели… колбасу, правда, предпочитая вареные сорта копченым.

Однажды самочка-скорпионница отложила в маленьком садке яйца; из них вышли крохотные личинки, очень похожие на бабочкиных гусениц: кроме грудных ножек у них были и брюшные. Сходство это еще более усилилось, когда личинки подросли, выискивая себе что-то съестное во влажной лесной подстилке из прелых старых листьев на дне садка.

А собирались взрослые скорпионницы на краю полянки каждый год не для обмена новостями и не для митинга, а для брачных знакомств — тут был как бы их клуб, который не менял свой адрес несколько лет, пока я туда ходил, а может быть, клуб тот «работает» и сейчас.

Именно там, на Пятачке Скорпионниц, я подглядел еще одно чудо Мира Насекомых. Самец, подходя к самке, хорохорился, припадая к травинке, и неподражаемо трепетал-вибрировал своими прозрачными, в изящную черную полоску, крыльями. А потом, приблизившись, выдал ей из ротовой «трубки» ни дать ни взять конфеткубатончик: такой молочно-белый цилиндрик; по-видимому, очень вкусный, так как самочка его тут же съела с аппетитом. Из конического хобота самца выползла точно такая же конфетка — четко обрезанный по торцам белый цилиндрик, и скорпионница с удовольствием принялась и за него… И так несколько раз, пока я неосторожным движением — в ногу пребольно впился рыжий лесной комар Аэдес — не спугнул эту удивительную парочку.

Откуда берутся скорпионичьи конфетки? Оказалось, что и грудь, и брюшко самца заполняют трубки, трубы, баллоны специальной конфетной «фабрики», где сначала готовится крем вроде взбитого безе, затем поступает из брюшка в грудку, где крем-полуфабрикат уплотняется в специальной камере; затем материал подается вперед, в голову, и вниз, в канал хобота, где еще более плотно спрессовывается и обретает цилиндрическую форму; в конце хобота специальный острый резачок отделяет уже высунувшуюся изо рта точно дозированную порцию от следующей. В длину каждая такая жемчужная конфетка имела примерно два миллиметра.

Судя по объему всех узлов конфетного цеха, занимавших не менее двух третей общего объема тела, производительность его была очень высокой и длительной.

…На поляне «Танзания», возле пашни, между кустиками типчака и полыни была небольшая плешинка — размером с тарелку, со слоем тонкой земляной пыли, скорее всего небесного происхождения — от весенних пыльных бурь. На таких пылевых полигончиках я утрами находил следы различных ночных насекомых — цепочки от лапок жужелиц и чернотелок, извилистые борозды личинок жуков-мертвоедов, мелкие «машинные» строчки стафилинов, тускляков, бегунчиков.

Жужелицы окраин Лесочка — лебия и тускляк.

И вдруг взору предстает нечто неожиданное и несообразное. В хорошо знакомой мне плешинке кроме следов насекомых — геометрически правильные, глубоко вычерченные в земляной пыли, концентрические полуокружности: внешняя диаметром 18 сантиметров, и внутренняя — в поперечнике 13 сантиметров… Ни одно известное мне животное вычертить такую фигуру, тем более без циркуля, — а дуги окружностей были идеальными — не могло. И люди здесь давно не ходили, да и что, спрашивается, за нужда чертить циркулями круги в каком-то лесочке, затерявшемся среди далеких полей?

Тогда еще в этих краях никто, включая меня, не слыхивал ни о «летающих тарелках», ни о «гуманоидах-пришельцах». И я долго не мог сообразить: что бы значили эти полукружья, чья это работа?

…Разгадать загадку помог ветер: два острых листка какого-то злака свесились до земли, касаясь ее концами; порывы ветра, прилетающего сюда, за Лесочек, в виде завихрений, поворачивали листочки вокруг оси — стебля, откуда они росли — то по часовой стрелке, то против нее. Раз за разом листики чертили в пыли дугообразные бороздки, и так до тех пор, пока траншейки эти не углубились миллиметра на три, да еще с заусенцами по бокам — отвальчиками пыли, выбранной травинками из канавки, чем еще более подчеркивалась ее рельефность в невысоком утреннем солнце. А «ось» была скрыта листком другого растения — как на рисунке.

Вот и весь секрет…

В глубине северных и западных областей Лесочка — «Сахары», «Нигерии» — почти все березы имели не прямые стволы, а сразу над комлем были зигзагообразно изогнуты; говорят, такое случается, если раньше, во времена их молодости, было здесь болото. В этом ли причина иль нет — судить не берусь; но несмотря на интересные формы стволов, мы почему-то избегали этой рощи. Поначалу я думал, что причина в неуютности этого места, но потом, когда пытался разыскать здесь, в лесной подстилке, маленьких улиток, встречавшихся в других здешних колках, почувствовал что-то «не то»: вроде бы заложило уши, ни с того ни с сего закислило во рту, в глазах затуманилось, и голову слегка как бы закружило. Может, чего съел и малость отравился? Нет, ничего такого не ел. Или грипп какой привязался?