Керстин Гир - Непристойное предложение

• Название: Непристойное предложение
• Автор: Керстин Гир
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Транзиткнига
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-033915-1, 5-9713-1159-Х, 5-9578-3040-2

Старик миллионер, кажется, ВЫЖИЛ ИЗ УМА окончательно.

Как иначе оценить нелепое требование, чтобы непутевые сыновья НЕМЕДЛЕННО ПОМЕНЯЛИСЬ ЖЕНАМИ? В противном случае они лишатся наследства.

Итак… мечтательная, романтичная Оливия достанется цинику Оливеру?!

А его «бывшая» — резкая, решительная Эвелин — тихому, влюбленному в сельскую жизнь Штефану?!

Кошмар?

Бред?

Но время идет — и, похоже, вздорный старикан не так уж и ошибался!

---

— А что ты будешь делать, если у Штефана действительно начнется что-то с Эвелин?

Если уже не началось…

— Я впаду в страшную депрессию, — ответила я. — Я уже очень расстроена.

— Да, да, — сказала Элизабет. — Но что именно ты станешь с ним делать?

— Как это — что делать? — переспросила я.

— Ну да, например: изобьешь его, кастрируешь, сошлешь в пустыню… или просто застрелишь?

— Я не стану делать ничего подобного, — возмущенно сказала я. (Самое большее — сделаю что-нибудь с Эвелин.)

— Значит, ты расстанешься с ним совершенно мирно и вежливо? — спросила Элизабет.

— Нет! — воскликнула я. — Я вообще не собираюсь с ним расставаться. Это было бы возможно только в том случае, если он захочет уйти от меня. Но ты знаешь, в это я не верю. Потому что Оливер и Эвелин собираются заводить ребенка, и вообще… Я думаю, эта афера, если они вообще ее затеяли, уже в прошлом.

— Вот видишь, я так и думала, — сказала Элизабет. — Парень может делать все, что хочет, а ты все равно его простишь.

— Ну да, — вырвалось у меня. — Я прощу его. Посуди сама, десять лет брака — довольно долгое время, а тут ему под ноги попадает такой экземпляр, как Эвелин, готовая сама прыгнуть ему в постель. Да ему надо быть святым, чтобы устоять перед таким соблазном.

— Да, ясно, святым, — сказала Элизабет. — Если бы я была одержима так же, как ты, то была бы сейчас замужем за Алексом и простила бы ему уже седьмую или восьмую практикантку. Потому что перед практиканткой может устоять только святой.

— Это нечто другое, — сказала я.

— У других людей все по-другому, — нетерпеливо сказала Элизабет.

— Кроме того, еще не доказано, что у них что-то было на самом деле, — с упреком произнесла я, словно не Элизабет, а весь мир уже говорил об этой связи.

— Точно, — ответила Элизабет. — Ты снова накручиваешь себя и рисуешь в своих мыслях бог знает что.

Я покачала головой:

— Нет-нет. Тебе стоит только посмотреть на них обоих: Эвелин — с ее улыбкой и блестящей, холеной кожей, и Штефан — с его новым парфюмом и таким большим количеством геля на волосах…

Элизабет застонала.

— Только не начинай все сначала, Оливия, пожалуйста! Я по горло сыта твоими стенаниями по поводу коварства Эвелин и святости Штефана. Если ты предполагаешь простить его, то сделай это прямо сейчас. Тем самым ты сэкономишь и себе, и мне, и всем окружающим массу нервов.

Я удивленно уставилась на нее. Вот это было решение! С какой стати мне и дальше терзать себя, воображая, как Штефан и Эвелин устраивают свои отношения? Можно же просто предположить, что все это рано или поздно произойдет, и заранее простить его. Это было бы верхом человеческого великодушия.

Вот только Штефан не очень стремился оценить мое великодушие. Он еще больше дистанцировался от меня. А что касается Эвелин — она едва ли стала мне милее, но по отношению к ней говорить о великодушии с моей стороны вовсе не хотелось. Ведь она своим поступком не только крала у меня (предположительно) мужа, но и обманывала моего лучшего друга, любимого, доброго старину Блуменколя! Такое не прощается.

Эвелин больше не подходила ко мне со своей идеей по поводу собственной клумбы. Я великодушно выделила ей одну в оранжерее номер пять и уведомила ее об этом. На следующий день я увидела эту клумбу, великолепно обработанную, удобренную и подготовленную к посадке. При этом маникюр на пальцах Эвелин был столь свеж и безупречен, что не следовало даже сомневаться — эти руки не касались земли. Было ясно, что всю работу за Эвелин выполнил бедняга Кабульке.

— Теперь я жду цветы, — удовлетворенно произнесла она.

Скорее всего она выискала что-то в Интернете. Оставалось надеяться, что ничего экзотического она не заказала, иначе разочарованию ее не было бы предела, если бы получилось совсем не то, что она себе представляла. Типичная ошибка начинающего.

Май закончился, и мы мало-помалу свыклись с рутиной нашей новой жизни. Мы даже привыкли к постоянному присмотру за нами со стороны доктора Бернера, директора банка в отставке Шерера и ушастого Хуберта, возникавших всегда с приближением стрелки часов к восьми. Я вот только никак не могла понять, хотят ли они уличить нас в несоблюдении условий пари или, наоборот, стараются предотвратить это с нашей стороны. Штефан рассказал даже, что он видел одного из дедков, стоящего во дворе нашего дома в полночный час и курящего трубку. Штефан имел неосторожность выглянуть в окно ванной комнаты.

— Во всем этом есть кое-что хорошее, — сказал Штефан. — Пока дедушки несут свою нелегкую вахту, ни один воришка не решится забраться в наш дом.

Воскресные завтраки по-прежнему проходили в зимнем саду на вилле Фрица, с той разницей, что Штефан приезжал с Эвелин, а я с Оливером. Штефан и Эвелин прибывали, как правило, на «Z4», а мы с Оливером тарахтели на «ситроене». Эвелин вообще полагала, что в рабочее время «Z4» обязательно должен стоять рядом с нашим хозяйством, тем самым как бы повышая статус его владельцев. Да и Штефан все чаще отправлялся теперь в свои поездки по делам в кабриолете. Я не могла не признать, что сидеть за рулем этой машины очень ему подходило. В остальном же все было как прежде.

Гертнеры — семейство ломает привычный уклад. Включайте телевизор и удивляйтесь, почему до сих пор еще никто не покончил с собой.

Впрочем, это как раз оказалось делом времени: Эберхард продолжал доставать нас вопросами а-ля «Кто хочет стать миллионером?», а также своими глубокомысленными замечаниями по поводу и без, а степень моей агрессивности возрастала день ото дня. И моей непреходящей мечтой стал тот день, когда я однажды, не сдерживая себя, смогу двинуть кулаком по его жирному пузу…

Катинка даже не подозревала, как близка она была к возможности в одночасье оказаться вдовой. Каждое воскресенье она меняла наряды в пастельных тонах, и они вместе с Фрицем увлеченно обсуждали, какую мебель ему следует взять с собой при переезде в их с Эберхардом квартиру. Фриц не находил в происходящем ничего сентиментального, Катинка же, напротив, каждое воскресенье продолжала лить крокодиловы слезы по поводу и без. Должно быть, это было следствием гормонального состояния во время беременности. Отвратительно в любом случае. Мне казалось, что теперь я понимаю, почему не хочу иметь детей.

— По возможности вы разберете и подвал, — сказал Фриц, и мы всей компанией вынуждены были спуститься в подземелье его виллы, чтобы оценить, какие несметные «сокровища» там хранились.

Подвал был достаточно велик. И завален барахлом, относительно ценности которого всем сразу стало ясно, где на самом деле место этим вещам.

— Можете взять себе все, что вам нужно, — заявил Фриц.

Это был невообразимо широкий жест (о деле на миллион евро здесь, конечно, речи не идет). Проблема заключалась в том, что нам не было нужно ничего из представленного в этом подвале. Ни давно перегоревших электрических лампочек образца семидесятых годов, ни полуразвалившегося набора мягкой мебели, ни сломанных стульев, ничего.

— Неблагодарный вы народ, — констатировал Фриц. — Что ж, придется отвезти это все на блошиный рынок. Эти вещи имели очень большую ценность в свое время. На многие из них у меня даже сохранились чеки.

У нас из груди вырвался дружный стон.

— Но никто больше не нуждается в этих вещах, — сказал Оливер.

— Среди нас нет фанатов семидесятых годов, — добавил Штефан.

— Лично меня заинтересовало вот это кресло, — неожиданно возразил Эберхард и плюхнулся в затертое кресло всей своей тушей.

— Тебе действительно следовало бы направиться на блошиный рынок, — ехидно промолвила Эвелин.

А Эберхард столь же ехидно ответил:

— Если это принесет какой-то доход, почему бы и нет!

Это, впрочем, все сочли совершенно нереальным. Было абсолютно исключено, чтобы блошиный рынок дал какой-то доход. Кроме того, все мы минимум через полгода видели себя миллионерами и потому могли быть великодушными.

— Кто не умеет считать мелочь, тот никогда не заработает крупных денег, — серьезно ответил Эберхард.

— Ты, как всегда, прав, милый мальчик, — вступил в разговор Фриц. — С этим принципом человек обязательно добьется в жизни цели!

— Изумительно! — сказала Эвелин. — При таком раскладе мы сможем кое-что извлечь из руин Штефана и Оливии. Там совершенно нетерпимая с точки зрения фэншуй обстановка из-за захламленности помещений старыми вещами. Вот, например, для дивана в гостевой комнате больше нет никакого применения.

Ах нет?

— Где же ты тогда спишь? — холодея, спросила я. Не в ванной же комнате!

— На старой железной кровати, которая стояла у вас под лестницей, — ответила Эвелин.

Старую железную кровать много лет назад я нашла в куче хлама, доставшейся нам вместе с домом. Это была великолепная вещица для всякого рода забав с кандалами и наручниками. А я, надо сказать, была (в мечтах, правда) поклонницей таких игр. Конечно, не в жизни. И кровать я сохранила только для того, чтобы использовать элементы ее конструкции для садоводства.