Галина Леонтьева - Землепроходец Ерофей Хабаров

• Название: Землепроходец Ерофей Хабаров
• Автор: Галина Леонтьева
• Издательство: Просвещение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5-09-001904-5

Книга посвящена выдающемуся русскому землепроходцу XVII в. Ерофею Павловичу Хабарову. Автор рассказывает о полной самоотверженного труда и героических дел жизни Хабарова, о его роли в освоении Сибири. В центре повествования — знаменитый поход Хабарова и его соратников на Амур в 1649–1653 гг., положивший начало заселению русскими людьми Приамурья. Автор опирается на многие неизвестные архивные документы, позволяющие по-новому осветить ряд вопросов биографии Хабарова и деятельности землепроходцев на Амуре.

Книга предназначена для учащихся старших классов, всех интересующихся историей.

---

На Таймыре дел у Ерофея было много. Он осуществлял контроль за тем, чтобы покупка торговыми людьми мехов соболя у нерусского населения не опережала сбор ясака и чтобы лучший соболь попадал в казну, а не в руки частных лиц. При таможенном досмотре Ерофею приходилось рассортировывать пушнину по сортам — «лучшую с лучшей, середшою с середней, худую с худой» и брать с нее таможенную пошлину «от девяти десятым зверем». В случае утайки пушнины, денег, товара Хабаров вместе с таможенным сборщиком конфисковывали их в казну и взыскивали с нарушителей штраф (протаможье).

Помогая ясачному сборщику, Ерофей ездил от стойбища к стойбищу, собирал ясак соболями, лисицами, песцами, оленьими «ролдугами». Для ясачных людей он возил государевы подарки: котлы, топоры, сукна, одекуй. Ясак делился на окладной и неокладной. Окладной ясак вносился переписанными и хорошо известными налогоплательщиками на основании поименных ясачных книг. Неокладной ясак сборщики получали с тех кочевых родов и племен, которые переписи не поддавались. Таковых на Таймыре было еще много. В поисках неокладных налогоплательщиков Хабарову пришлось исколесить значительную часть полуострова и тем самым принять участие в его географическом обследовании. .

Весь таможенный и ясачный сбор вписывался в таможенные и ясачные книги с указанием имен плательщиков. Торговым, промышленным, ясачным людям выдавались расписки в получении у них пушнины, товара или денег. Работа таможенного целовальника и. ясачного сборщика предполагала ведение документации.

Вероятно, что в Сибирь Ерофей пошел, владея началами чтения и письма. И это умение было сразу же оценено и исполь; зовано воеводской администрацией.

Как служебное лицо, связанное со сбором пошлины и ясака, Ерофей не имел права лично участвовать в промысле в качестве руководителя артели. Поэтому весь свой капитал он перевел на имя Никифора, который с ватагой промысловиков добывал пушнину в центральной части Таймыра. Места были новыми, неиспромышленными. Дело ладилось. С Таймыра Хабаровы возвращались с большой прибылью.

Приезд Ерофея в Мангазею совпал с распрей между воеводами Палицыным и Кокоревым. Мирская организация мангазей-ских промышленников потребовала от воевод прекратить рознь. Как отмечает историк В. А. Александров, эта позиция мангазейского мира объяснялась стремлением «обезопасить себя от воеводской анархии». Промысловики Мангазеи составили «одинашную запись», призвали к единению туруханских промышленников и приняли сторону воеводы Палицына, осадив. Кокорева в Мангазейском остроге. Ерофеи Хабаров был не из тех, кто в создавшейся тяжелой ситуации отсиделся бы в стороне или «побрел убегом» из Мангазеи в другие сибирские города. В разгоревшихся событиях он принял самое активное участие, встав, подобно большинству своих товарищей-промысловиков, на сторону воеводы Палицына. В какой-то мере этот выбор был сделан под влиянием личной обиды на Кокорева, который отобрал у Хабарова 17 соболей, а самого отдал на поруки. Находясь в гуще событий, Ерофей Павлович участвовал в написании челобитной на Кокорева и вызвался доставить ее в Москву. Этот поступок характеризовал Хабарова не просто социально активным, но и очень смелым человеком. Акт написания и подачи челобитной на воеводу, который был представителем царской администрации в уезде, нередко расценивался властями как дерзость, мятеж и заканчивался наказанием челобитчиков батогами, кнутом или тюрьмой.

В январе 1631 г. Ерофей Хабаров подал челобитную манга-. зейского мира в Казанский приказ (он управлял Сибирью до 1637 г.). В ней Кокорев обвинялся в насильствах, нападках и разорении Мангазейской «землицы». Поскольку действия воеводы вызвали жалобы не только простого населения, но и серьезные нарекания администрации, челобитчик остался цел и невредим.

Уже по пути на Русь Хабаров замыслил после возвращения в Сибирь отправиться на Лену. Из каких источников узнал Хабаров об этой реке? Скорее всего, от промысловиков, приходивших в Мангазею, а может быть, и от воеводы Палицына, доверием которого он пользовался. Палицын развернул активную деятельность по выявлению и разведыванию новых, еще не обложенных ясаком земель, лежащих восточнее Енисея. Из рассказов промышленного человека П. Пянды ему стало известно о «великой реке Лене», на которую можно попасть из Мангазеи по рекам Енисею, Нижней Тунгуске и Чечуйскому волоку. О полученных сведениях Палицын написал подробную отписку в Москву и приложил к ней чертеж Лены и ее притоков, не забыв указать самое главное: «Вверх по Лене и по Ангаре и по Оке можно пашня завесть; на Лене соболей много, и будет та Лена-река — другая Мангазея».

Эта еще неиспромышленная и неизведанная «другая Мангазея» целиком завладела мыслями Ерофея Хабарова и пробудила в нем неодолимую мечту побывать там и попытать счастья.

Но сначала путь его лежал на родину — в Устюг Великий и Соль Вычегодскую. Вероятно, еще до поездки в Мангазею Ерофей Павлович женился. Жена Хабарова Василиса была родом из Соли Вычегодской. В отсутствие мужа Василиса не захотела жить в Устюге. Поэтому Ерофей Павлович купил для жены небольшой дом в Соли Вычегодской, где проживали ее родственники. Отправляясь второй раз в Сибирь, — теперь уже на Лену, он рассчитывал вернуться в Соль Вычегодскую года через 2–3 и занял у местного купца денег для покупки товара «про сибирскую руку». Но получилось так, что судьба разлучила Хабарова с семьей на срок куда больший, чем он предполагал. Хабаров не смог к сроку вернуть долг и обеспечить регулярное внесение казенных податей. На долю его семьи выпали тяжкие испытания, о которых мы узнаем из его челобитной, написанной в 1645 г. в Якутске: «…женишко мое и детишко в долгах моих, что я займовая у Соли для своего промыслишку, стоят на правеже, и домишко мое разорилось, и твоей, государевы, подати мне… у Соли платить нечем, разорилось до основания». В челобитной он просил отпустить его «к Руси, к Соли Вычегодской, к домишку своему, чтоб в государевых податех и в своих долгах расплатиться, а женишку свое и детишка с правежу от своих долгов свободить»".

НА ВЕЛИКОЙ РЕКЕ ЛЕНЕ

По вопросу о времени приезда Ерофея Павловича Хабарова на Лену существуют разные мнения. Согласно одному из них, он прибыл на Лену не позже 1632 г., по другому — в 1638 г. Однако скорее всего это все-таки произошло в 1632 г. Вместе с Ерофеем туда пришли брат Никифор и племянник Артемий Петриловский. Можно вполне согласиться с мнением Ф. Г. Сафронова о том, что в первые несколько лет пребывания в Якутии Хабаров не имел постоянного места жительства. Занимаясь соболиным промыслом, он переходил с места на место в поисках богатых соболиных урочищ.

Охотился Хабаров с артелью — ватагой. Такое объединение обусловливалось необыкновенными трудностями быта, организации общих зимовок, а также необходимостью совместных усилий на охоте. Став к этому времени опытным и бывалым охотником, Ерофей Павлович был в артели «передовщиком».

Год промысловики делили на два сезона. Промысел начинался в октябре-ноябре и заканчивался в марте. Зимой мех соболя был наиболее красивым, пушистым и дорогим. В летнее время зверек линял, становился более светлым, качество меха ухудшалось. Непромысловый период охотники не теряли даром. Они подыскивали новые участки охоты, строили там зимовья, шили и чинили одежду и обувь, плели сети, охотились на сохатого, рыбачили, вялили, сушили рыбу и мясо, заготовляя их впрок. С начала промыслового сезона артель делилась на мелкие партии, которые разбредались по соболиным урочищам.

Орудиями лова в артели Хабарова, как и в подобных ей, были кулемы (ловушки давящего действия), в которых закреплялась приманка из мяса или рыбы. Использовались обметы — большие сети. В них соболь загонялся с помощью специально натасканных собак — сибирских лаек. Умели Хабаров и его товарищи, по примеру местных жителей, охотиться на соболя с луком и стрелами. В этом случае важно было не промахнуться, попасть зверьку в глаз, иначе можно было испортить ценную шкурку.

П. Н. Павлов, специально исследовавший пушной промысел Сибири, подсчитал, что для такого уезда, как Якутский, добыча одного охотника в обычный год могла составить до 60, а в наиболее благоприятный для промысла год — до 260 шкурок. Шкурка лучшего соболя, про которую говорили «мех живого соболя по земле волочится», оценивалась даже в Сибири в 20–30 руб. за штуку. Московская оценка была еще выше. Но обычная стоимость соболя в Якутии во время промысловой деятельности Хабарова составляла 1–2 руб. Доход рядового охотника, подряжавшегося в артель, лишь в 1,5–2 раза превышал его затраты на промысел. Доходы организаторов артелей — передов-тиков, которым рядовые охотники отдавали половину или две трети добычи, был выше примерно в 2–3 раза.

Ерофей Хабаров хорошо знал собольи урочища, повадки зверька, учил охотничьему искусству товарищей и ежегодно заканчивал сезон с большой выручкой. Удачная охота приносила большие доходы. Сначала Ерофей продавал пушнину приезжим купцам. Затем, накопив средств, к добытому соболю стал добавлять перекупной и все чаще совершать «отъезжие торги», поручая в свое отсутствие артель брату Никифору и племяннику Артемию. Сочетая промысел с торгом, он вывозил собольи шкурки подальше от места добычи, где они были дороже, а «русские товары» дешевле. Закупая эти товары на вырученные от промысла деньги, Хабаров продавал их в более восточных районах, где соболиный промысел был в разгаре. Такие торгово-промысловые циклы Ерофей Павлович совершал неоднократно, приумножая свое добро. Он все чаще стал себя называть не промышленным, а торговым человеком.