Галина Леонтьева - Землепроходец Ерофей Хабаров

• Название: Землепроходец Ерофей Хабаров
• Автор: Галина Леонтьева
• Издательство: Просвещение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5-09-001904-5

Книга посвящена выдающемуся русскому землепроходцу XVII в. Ерофею Павловичу Хабарову. Автор рассказывает о полной самоотверженного труда и героических дел жизни Хабарова, о его роли в освоении Сибири. В центре повествования — знаменитый поход Хабарова и его соратников на Амур в 1649–1653 гг., положивший начало заселению русскими людьми Приамурья. Автор опирается на многие неизвестные архивные документы, позволяющие по-новому осветить ряд вопросов биографии Хабарова и деятельности землепроходцев на Амуре.

Книга предназначена для учащихся старших классов, всех интересующихся историей.

---

Где и когда до поездки в Сибирь могли пересечься жизненные пути Стеншина и Францбекова? Очевидно, это могло произойти на службе. Дьяк Стеншин, подобно многим своим собратьям, был выходцем из подьячих — мелких приказных служащих. Послужной список дьяка начался с 20-х гг. XVII в. В 1628 г. он значился подьячим Патриаршего разряда. Затем его перевели в подьячие городов Кевроля и Мезени. После этой службы Стеншин оказался в Посольском приказе, став в 1637 г. подьячим и приставом у литовского посла. Через несколько лет его перевели служить в Сибирский приказ. Здесь он получил повышение, став вторым подьячим с окладом 30 руб. и 300 четвертей земли. В Сибирском приказе Стеншин оставался до 1644 г. Получив повышение в чин дьяка как аванс за будущую сибирскую службу, он отправился в Якутск вместе с воеводами Пушкиным и Супоневым.

Служба Францбекова до его поездки в Сибирь протекала в Посольском приказе. О ней известно по одному небольшому эпизоду. До последней четверти XVII в. в иностранных государствах еще не было постоянных российских представителей. Каждый раз дипломатические сношения и переговоры осуществлялись через особых, назначенных для конкретного случая послов, посланников и гонцов. Но попытки учредить постоянные миссии предпринимались. С одной из них было связано имя Дмитрия Францбекова. В декабре 1634 г. его направили в Швецию в звании агента. Там он пробыл полтора года, а затем, будучи отозванным в Москву, 21 августа 1636 г. выехал из Стокгольма. Таким образом, Францбеков вернулся в Посольский приказ к 1637 г., когда там в должности подьячего и пристава у литовского посла служил Стеншин. Здесь-то между ними, возможно, и могли возникнуть трения и взаимная неприязнь.

Принимая в Якутске дела, Францбеков был особенно придирчив к бумагам и деловой отчетности, за которые Стеншин как дьяк нес прямую ответственность. Новый воевода принял приходные, расходные, ясачные книги, в которых был зафиксирован приход и расход денег, хлеба, соли, поступления ясачной казны и объем пушных партий, отправленных из Якутии в Москву. Он внимательно просмотрел окладные книги, сличил их с именными списками служилых людей и потребовал от Стеншина предъявления расписок тех из служилых людей, которым, судя по документации, из казны было выдано денежное, хлебное и соляное жалованье. Так как у Стеншина многих расписок в наличии не оказалось, у нового воеводы появился повод для подозрения в присвоении. дьяком казенных средств, в частности окладов служилых людей. Тщательное изучение сметных списков и их сличение с остальной документацией приказного делопроизводства вскрыли утайку Стеншиным ясачных соболей и некоторых сумм денег, которыми он поживился. В доме дьяка вделали обыск. Соболей и деньги нашли и конфисковали. Для объяснений дьяка вызвали в приказную избу. По словам Стеншина, во время допроса воевода Францбеков бил его по щекам, а присутствовавшие при этом воеводские приспешники, повалив дьяка на пол, «топтали его своими топталками», т. е. ногами. После допроса и конфискации части имущества Стеншина переселили из «дьячего дома в худой казачий домишко», а через некоторое время посадили в тюрьму и приставили к нему для охраны служилого человека.

Стеншин, в свою очередь, тщательно следил за каждым шагом Францбекова, связанных с ним людей, в числе которых был Хабаров, и собирал сведения, чем-либо их компрометирующие. Свой донос он составлял как по личным наблюдениям, так и используя жалобы лиц, недовольных воеводой и его сторонниками. Таких набралось немало. Среди них были пострадавшие от произвольных воеводских хлебных закупок приказчики крупнейших в стране купцов Василия Федотова, Ивана Осколкова, Кирилла Босого, а также богатые, известные во всей Сибири промышленники Петр Бизимов и Алексей Ворыпаев, покрученники которых ушли вместе с отрядом Хабарова, так и не выплатив своих долгов бывшим хозяевам.

Дьяк Стеншин оставался в Якутске вплоть до приезда туда в 1652 г. нового воеводы Акинфова. Свой донос на Хабарова и Францбекова он написал летом 1651 г., и его содержание ограничивается этим временем.

Хабарову в доносе приписывались в основном два «преступления». Главным из них Стеншин считал неправомерность Хабарова — простого землепроходца носить звание приказного, которым мог, по тем понятиям, называться только человек, состоящий на государевой службе. По своему социальному положению до похода в Даурию Хабаров был всего лишь промысловиком и хлебопашцем, с точки зрения Стеншина «мужиком», не пригодным и не имеющим права ни на какую другую работу и тем более службу. И этот человек вдруг осмелился оставить пашню, взять на себя инициативу встать во главе большого отряда и выполнить важное государственное дело: присоединить новые земли. «Да он же пашенной. На него в приказной избе имеется поручная запись! А в той его, Ярофейкиной, поручной записи написано, что ему, Ярофейку… на тебя, государя, пашню пахать! Чтоб год от году пашня пространилась и не запустела! И хитрости и порухи никоторой не чинить и пашню не покинуть!» — читаем мы в доносе. В особую ярость приводило спесивого дьяка то, что Хабаров, именуясь приказным, отныне даже в официальных бумагах стал писаться по имени и отчеству: «Без твоего, государева, указу в той наказной памяти написали его целым именем «Ярофеем Павловичем», а не «Ярофейком»! С желчным негодованием пишет Стеншин о дипломатическом поручении Хабарову: «Только твоя, государь, пашня… а не даурская служба и посольские речи ему за обычай! Нигде тот Ярофейко на твоей службе преж сего, ни в посольстве не бывал… ничего, опричь пашни, тот Ярофейко не знает!»

Другое обвинение Стеншина основывалось на факте переманивания Хабаровым на Олекме в свой отряд чужих покрученни-ков. Эти сведения Стеншин получил от пострадавшего при этом торгового человека из Соли Вычегодской Павла Бизимова. Бизи-мов отправил на Олекму для соболиного промысла с мезенцем Петрушкой Савельевым 6 человек. Петр Савельев вел с собой 2 своих покрученников. Все 8 человек покрученников, заинтере-, совавшись экспедицией Хабарова, присоединились к землепроходцам, забрав при этом снаряжение — соболиные заводы и хлебные запасы, полученные ими от Бизимова и от Савельева, и нанеся тем самым им материальный убыток.

Обвинения, предъявленные Стеншиным Францбекову, были более тяжелыми. Один из поступков воеводы Стеншин квалифицировал как превышение власти и по существу подводил его под понятие «государева слова и дела», т. е. тяжелого политического преступления. — Дипломатическое поручение, данное Францбековым Хабарову, простому промысловику и хлебопашцу, Стеншин квалифицировал как умаление чести государя. Посол, посланник, гонец — вот кто достойно может представить своего государя, но не человек, неискушенный в «посольских речах». В действиях Хабарова и Францбекова, с точки зрения дьяка, было умаление царской чести. Рассчитывая на недоброжелательное отношение к отправке экспедиции администрации Сибирского приказа, Стеншин тем самым подбрасывал ей повод осудить организаторов похода.

Второе обвинение было не менее тяжелым. Францбеков не имел права вкладывать свои деньги в экспедицию. Правительство старалось пресечь источники обогащения воевод и утечку соболя из казны и поэтому включало во все воеводские наказы строгий запрет воеводам вкладывать свой капитал в промысловые предприятия и торговлю. Снабжение же Францбековым Хабарова, Попова и других землепроходцев личными средствами могло расцениваться как нарушение этого запрета и нелегальное участие воеводы в соболином промысле. Со слов торгового человека, имя которого по известным причинам названо не было, доносчик передал оброненную Францбековым у себя в доме фразу о том, что «даурская служба встала ему недешево — в 30 тысяч рублев». Это заявление могло повлечь естественный вопрос администрации Сибирского приказа об источниках получения Францбековым таких денег в Сибири и привести к серьезному и нежелательному для него правительственному расследованию — «государеву сыску».

Донос Стеншина попал в Сибирский приказ 18 февраля 1652 г. Его привез и подал туда кто-то из верных Стеншину людей, поскольку сам дьяк выехал из Якутска в Москву позже. Первая же отписка Францбекова об отправке им Хабарова на Амур и финансировании экспедиции на частные средства была получена в Москве 20 апреля 1650 г. Менее чем через год, 24 декабря 1651 г., в Москву пришла вторая отписка Францбекова о занятии Хабаровым 5 Лавкаевых городков и о посылке весной 1650 г. в Даурию из Якутска подкрепления. 25 января 1652 г. Дружиной Поповым, командированным в Сибирский приказ, была подана отписка о зимнем пребывании Хабарова в Албазине с приложением расспросных речей даурцев и ясака, собранного на Амуре в 1649–1650 гг.

Во всех трех отписках Францбеков изображал деятельность Хабарова с самой лучшей стороны. Донос Стеншина опередил только четвертую отписку из Якутска и уже не мог поколебать мнения администрации Сибирского приказа о большом политическом значении экспедиции.