Бен Окри - Горизонты внутри нас

• Название: Горизонты внутри нас
• Автор: Бен Окри
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-280-01256-4

«Горизонты внутри нас» — второй роман молодого писателя. Первый — «Цветы и тени» — был встречен множеством положительных откликов и в Нигерии, и за рубежом. Один из его доброжелательных критиков, Биодун Джейифо, в нигерийском журнале «Гардиан» высказал даже такое мнение: «Проза Бена Окри красноречиво и трогательно говорит от имени целого поколения».

---

Омово слышал, как где-то в окутанном тьмой компаунде тихо скрипнула дверь. Он поднял голову, и перед глазами у него замелькали круги из мигающих ярких точек. Его голова закружилась в этом водовороте и канула в темноту. Мертвую тишину компаунда огласил детский крик; и пучки черной ваты, разбухнув до чудовищных размеров, причиняли глазам невероятную боль. Его слух уловил приближавшиеся тихие, осторожные шаги. Кто-то поправлял или заново прилаживал иро. Этот кто-то замер на месте, потом повернулся и ринулся на задний двор. Послышался отдаленный плеск воды, потом слабое журчание воды в туалете и наконец душ, включенный на полную мощь. И снова тихие, осторожные шаги. Темнота надменно взирала на него, насмехалась, а потом воплотилась в звуке.

— О! Что это у тебя с лицом?

Голову пронзила острая боль. В виске заплескалось красное море. К носу поползла змеевидная красная струйка. Он провел по щеке ладонью и вытер ее о брюки. Его руки непроизвольно потянулись к ее грудям. Он улавливал исходящий у нее изо рта аромат. Ее тело тоже источало аромат. Это был аромат мускуса, настоенный на страсти, а также пудры и свежего душа. У него заныло сердце. Он указал взглядом на дверь.

— Что случилось с твоим лицом? Почему оно так распухло?

— Ничего.

Она достала из бюстгальтера ключ и стала нащупывать замочную скважину.

— Ничего? Этот дурацкий ключ…

Она безуспешно пыталась открыть дверь, а он по-прежнему не мог преодолеть мучительную боль, окружающие предметы принимали расплывчатые очертания, и какой-то нерв внутри черепной коробки с таким упорством бился о ее стенки, словно пытался молотом пробить себе выход наружу. Она все еще возилась с ключом, потом повертела его в руках, внимательно осмотрела и снова вставила в замочную скважину.

— Омово, попробуй ты. У меня ничего не получается… Какой-то дурацкий ключ…

— Этот ключ не подходит.

— Что?

— Этот ключ не подходит. Он не от нашей двери.

В темноте ее лицо казалось ничего не выражавшей маской. Она широко распахнула глаза и молча поджала губы. Пальцы у нее дрожали. Она потупила взор и выглядела удивительно нежной и беззащитной. Она бросила ключ на пол, потом снова его подняла.

— Должно быть, я забыла ключ там, где смотрю телевизор. Наверно, я по ошибке взяла чей-то чужой.

Она медленно повернулась и пошла прочь. Он снова уткнулся головой в руки. Боль и усталость. Ему не хотелось ни о чем думать. Он испытывал мучительную боль, и ему было мучительно жаль себя и всех остальных. Его затошнило, и он едва-едва успел добежать до туалета на заднем дворе. Его буквально вывернуло наизнанку, пришло чувство облегчения и пустоты в желудке. Он пошел в душевую, ополоснул голову и лицо, а потом решил принять холодный душ. Его бил озноб. Когда он вернулся, дверь была уже открыта. Теперь на обеденном столе горело три свечи и из кухни доносился запах готовящейся еды.

— Давай я согрею воды для компресса на голову?

— Не надо. Спасибо.

— Что с тобой случилось?

— Ничего.

— Где ты был?

— Нигде.

— Я подогрею суп. Будешь есть эбу?

— Нет.

— Чего тебе хочется поесть? Скажи.

— Ничего. Я сыт. Спасибо.

— Ты все еще злишься на меня?

— Нет.

— Никто из вас меня не любит. Ведь твои братья ушли из дома из-за меня? Ты думаешь, я в этом доме счастлива?

— Не знаю.

— Братья пишут тебе?

Молчание. Пламя трех свечей колыхнулось, и по комнате заметались тени.

— Я же не сделала тебе ничего плохого. Но ты меня просто не замечаешь, не замечаешь, разве не так? Я отношусь к тебе по-хорошему. Ты тихий. Не надо меня презирать, слышишь? Я не виновата, что так вышло. Если бы я знала, что все так получится, я не пришла бы в этот дом…

Молчание. Одна из свечей вспыхнула, дрогнула, затрещала и стала гаснуть. Однако вскоре, словно набравшись сил, снова разгорелась ярким пламенем.

— Не беспокойся, они тебя не изуродовали. И волосы уже отрастают. Вот только на виске рана. Я все-таки согрею тебе воды.

Он как раз отнял ото лба тряпицу, смоченную горячей водой, когда на пороге появился отец. Воспаленные, опухшие от алкоголя глаза. Белая рубашка взмокла от пота и залита пивом. Лицо небритое, и оттого отец выглядел осунувшимся и усталым, словно его подтачивал какой-то скрытый недуг. У него был неопрятный вид, и держался он без привычного достоинства. К тому же был настолько пьян, растерян и смущен, что Омово подумал: уж не бродяга ли какой забрел к ним в дом.

— Папа!

Отец шел неверной, шатающейся походкой. Опухшие, в кровавой сетке глаза остановились на Омово, но он, казалось, его не видел. Рот был непривычно открыт, и тонкая струйка слюны стекала на заросший подбородок.

— Мой сын…

Отец старался держаться прямо, старался на чем-то сосредоточить взгляд, старался казаться пристойным и твердо стоять на ногах. Но из этого ничего не вышло.

— Я начальник… большой начальник…

Он без конца моргал, и его взгляд постепенно расплывался и становился все более бессмысленным и жалким. Омово был потрясен. Он не знал, как ему следует поступить. В эту минуту он был даже рад, что между ними давно существовало отчуждение. Что-то оборвалось, обнажилось, и то, что теперь всплыло на поверхность, повергло Омово в отчаяние. За отцовской гордыней скрывались несуществующие достоинства и пустота.

Омово догадывался, что дела отца давно пришли в расстройство. Однако отец вел себя так, будто его положение достаточно прочно, дела идут успешно, а вскоре пойдут еще лучше. За внешним лоском Омово угадывал нечто такое, что его глубоко ранило. С родственниками, соседями, друзьями, с новыми клиентами и женщинами отец продолжал вести себя так, как будто дела у него идут наилучшим образом, как будто жизнь спланирована на много лет вперед, как будто его скромный образ жизни объясняется лишь тем, что он достаточно богат и ему нет нужды доказывать это кому-либо. Его репутация казалась безупречной, а состояние дел меж тем неуклонно ухудшалось.

В памяти Омово хранились эпизоды из жизни семьи еще в ту пору, когда была жива мать и братья не покидали дома, когда он обычно приезжал домой на каникулы из интерната: гневные визиты обманутых клиентов, судебные иски, трусливые отговорки отца, будто его нет дома, крики и унизительное возвращение долгов, подробности мошенничества; до сих пор звучащие в ушах оскорбления, страх и детское желание защитить и успокоить отца и безразличие, холодное отчуждение в ответ, и горячие слезы, когда Омово в отчаянии бежал по улице, подгоняемый ветром. Эти воспоминания отзывались в душе Омово болью и страданием. Особенно хорошо ему запомнился один свирепый кредитор. Ворвавшись в дом, он кричал, всячески поносил отца и, не удовлетворившись этим, взял из книжного шкафа все самые ценные книги, прихватил огромные старинные часы, купленные в свое время мамой, и столь же шумно удалился.

Отец сделал еще несколько неверных шагов по комнате, бормоча что-то невнятное. Свет от свечи упал на него и безжалостно высветил лицо, такое растерянное и жалкое, что у Омово при мысли о надвигающейся трагедии засосало под ложечкой. Он отчетливо осознавал неотвратимость надвигающейся трагедии. Голова отчаянно ныла. Глядя на отца и предаваясь этим воспоминаниям, Омово испытывал такое ощущение, как будто жизнь вышла из-под контроля и в бешеном темпе бессмысленно вращается по кругу.

— Омово… Омово…

— Что, отец? — Омово подошел к нему.

— Отведи меня… Отведи меня…

— Да… Попробуй уснуть… тебе надо отдохнуть немного. Сейчас я позову тебе жену…

— Омово… Омово…

— Слушаю тебя.

— Ты хочешь поступить со мной так же, как твои братья… — Короткий бессмысленный смешок. Он попытался сделать шаг, оступился и повалился ничком на пол. Омово принялся поднимать отца, но тот всячески упирался:

— Убирайся прочь… ты… ты… никудышный сын… убирайся прочь… вслед за ними…

— Ты не ушибся?

— Сыновья этой ведьмы… дьяволы и колдуны… все вы хотите моей погибели… и на сегодняшний день… вы преуспели… дьяволы и колдуны… вы не даете мне… не даете мне покоя…

— Моя мать не была колдуньей.

— Что ты понимаешь?.. Твоя мать — сущая колдунья. Разве при ее жизни мне приходилось так бедствовать? Разве… разве мы так жили в Ябе? Посмотри на эту сточную яму, где… где мы ютимся вместе с… с крысами и ящерицами. Она хотела погубить меня, погубить меня и воспользоваться плодами моих тяжких трудов… она… она и сейчас губит мою жизнь… Когда она утратила силу колдовства, оно обернулось против нее. Я был дома и наблюдал, как злоба точила ее и в конце концов погубила… Я смеялся, смеялся в тот день, когда она умерла, я распечатал бутылку виски… С тех пор она постоянно преследует меня… ха-ха! Ты когда-нибудь слышал о каких-то неизлечимых болезнях?