Оливье Блейс - Торговец тюльпанами

• Название: Торговец тюльпанами
• Автор: Оливье Блейс
• Издательство: Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-271-36024-4

«Торговец тюльпанами» ведет нас в Голландию XVII века. Страна во власти странного помешательства — страсти к тюльпанам. Редкие сорта продаются по неслыханным ценам: одна луковица Semper Augustus — легендарного тюльпана несравненной красоты — приравнивается по стоимости чуть ли не к дворцу. На рынке огромные состояния создаются и тают за считанные часы. Пристально исследуя человеческие страсти, Оливье Блейс на историческом материале тонко выписывает механизм, лежащий в основе современных финансовых пирамид.

Оливье Блейс, известный французский писатель, родился в 1970 году. Его книги отмечены престижными наградами, среди которых премия Французской Академии, и переведены на пятнадцать языков, в том числе португальский, корейский и китайский. Почитатели исторической прозы сравнивают романы Блейса с лучшими работами Артуро Переса-Реверте («Фламандская доска») и Трейси Шевалье («Девушка с жемчужной сережкой»).

---

— Позор нам! — обвинил всех старший брат. — Мы пренебрегли наипервейшим нашим долгом! Как знать, о чем поведают нам эти письма — может, о разорении отца, а может, о его смерти!

— Если бы отец умер, он не смог бы написать… — заметила разумница Харриет и тем самым обрекла себя на новую пытку.

Виллем властным жестом протянул младшей сестре связку писем, указал на аналой, где лежала Библия, и бедняжке ничего не оставалось, как только, подвергая свой голос очередному испытанию, приступить к чтению писем. По мере того как письма разворачивались одно за другим, перед взволнованными слушателями разворачивалась и дальнейшая история приключений Корнелиса на бразильской земле. За строчками открывались великолепные пейзажи Пернамбуко, вырастали здания, вставала высокая фигура губернатора… На последнего дети смогли и полюбоваться: отец приложил к письму набросок, сделанный, по его словам, «во время организованной губернатором только для нескольких близких друзей охоты на нанду, местную разновидность страуса».

Восторженное описание колонии — при том, что даже неискушенным слушателям некоторые детали казались явно приукрашенными, — в целом выглядело правдивым и возвращало к соблазнительной мысли о том, что для семьи настали счастливые времена, и новости, откуда бы ни пришли, непременно будут хорошими. Корнелис преуспевает в Бразилии, его дети богатеют в Харлеме — разве это не естественно?

— Неужели всё? — удивился Виллем, когда Харриет закончила чтение. — Ты ничего не пропустила?

Старательно заполненных от края до края страниц было много, но после знакомства с тем, что там было написано, оставалось ощущение легковесности или, хуже того, полной пустоты.

Младшая сестра заверила, что не пропустила ничего и нигде.

— Отвечать-то будем? — спросила Петра.

— Разумеется, только спешить некуда, — отозвался старший брат, — мы ведь работаем на Берестейнов без году неделю. Давайте подождем, пока дерево принесет первые плоды… — и, обернувшись к младшему, набивавшему торфом особую вазу, которую, когда торф подожгут, вместо цветов увенчает пламя, прибавил: — Не так ли, Яспер? Вряд ли отец обрадуется, узнав, на какие труды обрекло тебя упрямство!

— Об этом вполне можно и умолчать…

— Нет уж, лучше тебе исправиться, если хочешь заслужить прощение Паулюса. В конце концов, он ведь тоже переписывается с отцом…

— Ты уверен?

— Совершенно точно! — соврал Виллем.

Младший до смерти перепугался, на лице его, освещенном желтоватым пламенем торфа, отразился настоящий ужас, и можно было бы подумать, что он сразу и продрог до костей, несмотря на близость к огню, и ослеплен этим пламенем. Таким юноша и оставался до самой ночи…

Последующие дни ознаменовались переменами. Против всех ожиданий именно с этих пор началось быстрое приобщение Яспера к радостям цветоводства. То ли его так потрясло испытание выгребной ямой, то ли юноша внял наконец голосу разума — как бы там ни было, всего за несколько дней новый ученик господина Берестейна собрался и показал себя достойным сделанного хозяином выбора. В тот самый момент, когда его уже отчаялись приставить к делу, он сам с пылом на дело набросился, радуясь возможности встряхнуться после долгой праздности. Деруик-младший, совсем еще недавно просыпавшийся позже всех, а с трех часов пополудни погружавшийся в бесконечный послеобеденный отдых, теперь начинал новый день, едва заканчивался предыдущий, не уделяя сну и малой доли того времени, какого требовала его неутомимая деятельность.

Усердие парня показалось ректору подозрительным:

— Что за муха укусила твоего брата, мальчик мой?

— Для Яспера это нормально, такой уж он человек: сегодня с жаром отстаивает одно мнение, день спустя — утверждает прямо противоположное! Но вам не стоит беспокоиться, сударь: раз уж он взялся за ум, скоро сравняется с лучшими вашими работниками.

Виллем не ошибся: результаты не заставили себя ждать. Вскоре после того, как Яспер задал себе такой изнурительный темп работы и принялся трудиться, не жалея ни времени, ни сил, он наверстал упущенное и с тех пор опережал других. И хотя этот успех потребовал от юноши изрядной силы воли, никаких других особых усилий прикладывать не пришлось. Младший Деруик, к величайшему своему удивлению, заметил, что ему в радость такой, пусть и подневольный, труд и что заботы о цветах, уход за растениями отнюдь не чужды его природе. Конечно же, тому, кто разводит цветы, нужно быть терпеливым, а эта присущая скорее женщинам черта не нашла бы применения, занимайся он и дальше торговлей. Ясперу вспомнилось, как охотно он брался за иглу, когда сестры, утомившись, поручали ему мелкое шитье: укоротить рукава или расширить ворот…

— По-твоему, это занятие достойно мужчины? — напускался на него тогда Корнелис, раздосадованный тем, что его мальчик сидит посреди «цветника» и участвует в девичьих разговорах.

— А почему не достойно? В конце концов, ювелир, или часовщик, или гранильщик — чисто мужские профессии, а тут нужны такие же ловкие и быстрые, как у швеи, пальцы…

Оказалось, что нужны они и в цветоводстве! Склонность к мелкому рукоделию, к кропотливой работе очень пригодилась, когда Ясперу пришлось иметь дело с лепестками, листиками, с крохотными семенами: отделить одно от другого можно было только кончиком смоченного пальца… Здесь, на плантации, в оранжерее, его любимыми инструментами стали не мотыга или садовая лопатка, а прививочный нож, шило, моток ниток, с помощью которых мастерами своего дела создавались новые разновидности. И до чего же приятно уметь, не повредив оболочек материнской луковицы и дочерней, просунуть между ними заточенное лезвие ножа, а затем повернуть еле уловимым движением руку и отделить детку, чтобы посадить ее отдельно…

Искусство выращивать тюльпаны было еще достаточно молодо, а сам цветок — достаточно мало изучен для того, чтобы человек, не получивший серьезного образования, мог придумать нечто новое, и Яспер это сумел. Заметив, что луковица, которая дала, самое большее, четыре-шесть деток, истощается, он сделал из этого правильный вывод: предпочтение надо отдавать более молодым, еще не размножавшимся луковицам — у них урожай впереди. Из его наблюдений следовало и другое открытие: если выкопать отцветшие растения и до осени оставить их сушиться на решетках, они делаются сильнее.

Исследованиями и опытами юного Деруика была доказана тщетность тех манипуляций, которые иные его собратья проделывали с цветами из суеверия или легковерности. Бесполезно оказалось посыпать растения цветными порошками, бесполезно накладывать на луковицы припарки из голубиного помета или связывать вместе половинки луковиц, взятых от цветков двух далеких один от другого оттенков — например, белого и лилового — в надежде, что лепестки у потомства получатся пестрыми. Зато очень полезно сажать на одном участке разные сорта, чтобы они скрещивались между собой: желтые Couleren с пурпурными Lacken, красные Ducken с четырехцветными Marquetrinen, — именно таким образом увеличивались шансы добиться сложных узоров и оттенков и угодить ценителям, предпочитающим причудливо разрисованные цветки.

Талант Яспера смешивать краски, выводя новые разновидности тюльпанов, признавали все, советы его были всегда толковыми, это помогло ему завоевать расположение сначала старшего цветовода, а затем и хозяина, которому регулярно докладывали о его новых открытиях и достижениях.

— Что за удивительный мальчик! — воскликнул после очередного доклада Паулюс. — Неужели это его мы хотели уволить? Неужели это его ругали за оплошности и называли бездарным? Поистине — когда видишь бабочку, забываешь о гусенице!

Младшему Деруику льстил интерес, который проявляли к нему теперь собратья. Еще чуть-чуть — и он принялся бы кланяться в ножки брату за то, что заставил его выращивать цветы, а ректору — за то, что его не уволил. Никто не мог усомниться в благотворнейшем воздействии на него нового занятия, ведь его физиономия так и лучилась довольством: округлившиеся щеки, неторопливый взгляд, влажные губы — облик мудреца во время медитации или пьяницы, который пьет вволю.

Петре очень нравился томный вид брата: так, в ее представлении, должен был в идеале выглядеть супруг, наслаждающийся мирными радостями брака, — но раздражал младшую из сестер Деруик.

— Неужели этот перезрелый плод — лицо моего брата? — подставляя Ясперу зеркало, насмехалась она. — Можно подумать, ты, занявшись цветами, перенял их свойства, вот и сам увял раньше времени!

И девочка цитировала какого-то древнего автора, утверждавшего, что лицо счастливого человека становится бесцветным и пошлым, тогда как горе делает его, наоборот, более выразительным и твердым.

Еще одного свидетеля перемен в Яспере, старшего из братьев Деруик, раздирали противоречия: он не мог ни от души радоваться, ни толком огорчаться. Конечно, привязанность к брату не совсем угасла, он не чувствовал себя совсем чужим успехам Яспера, да и вообще лучше, когда работа идет без осложнений! Но, с другой стороны, ему никак было не справиться с чувством, подобным тому, что питал к нему самому Элиазар ван Берестейн: с позорной ревностью, в которой, впрочем, никогда и никому бы не признался. Виллем постоянно ловил себя на мысли, что Паулюс хвалит его собственную работу не так горячо, как работу брата, говорит о нем меньше хорошего и делает это реже. А может быть, он еще и сожалел о том, что Яспер так быстро приспособился к своему новому положению. Может быть, он предпочел бы, чтобы удар тяжкого молота высек из куска раскаленного металла больше искр, чтобы между ним и Яспером по-прежнему вспыхивали ссоры, чтобы они бранились и старший, одерживая верх, выковывал и дальше свою власть… Нет, ничего подобного уже не случалось, и Виллему только и оставалось, что мстить презрительным одобрением. Пожимая руку младшего брата с едва уловимым превосходством, он вкрадчиво произносил: