Виктор Кочетков - Мы из ЧК

• Название: Мы из ЧК
• Автор: Виктор Кочетков
• Издательство: Куйбышевское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

---

…И вот певец в Мелекесской уездной ЧК. В комнату входят татары. И вразнобой тараторят:

— Он! Шайтан!

— Эх, вы! Татария косоглазая! — заверещал мнимый красноармеец. — Вешать! Резать вас! Палить на огне!

Диверсант признался, что был переброшен в советский тыл для организации взрыва моста через Волгу и оружейного завода.

— Вот тебе и соломинка, товарищ Громов! — заключил свой рассказ Морозов. — Чекист обязан каждою мелочь замечать и оценивать. Волжская соломинка — всем нам наука!..

И вновь — путь. Опять лежу на верхней полке. Припоминаю: в Сидельникове у кассы будто бы вертелся Лука Пономаренко. Если он наводчик и выследил меня, все надежды к черту!

В купе семья с малыми детьми и дама с круглой фанерной коробкой, в какой обычно хранят шляпы.

На остановке в купе протиснулся худющий, длиннолицый, с большим кадыком человек. На вид лет тридцати пяти. Над толстой губой льняные завитки негустых усов.

— П-прис-сяду? — заикаясь, спросил он даму с коробкой. Отряхнул с рукава свежие капли воды.

— Дождь? — Я свесился с полки, присматриваясь к новому пассажиру.

— М-морос-сит. — Заика сжал острыми коленями тугой мешок. В купе запахло молодым медом.

Стихли разговоры во всем вагоне. Пришелец наш засвистел носом. Улеглись женщины. А мне — не до сна. Поезд проследовал Илларионово. Позади осталась Игрень. Блеснули вдали редкие огни Сечереченска. И я с горечью подумал: «Опять пустая поездка!» Твердо решил: хватит! Надо честно признать, что план наш не удался. А перед глазами насмешливые жесты Платонова. При встрече он теперь прикладывает ладони к наклоненной голове и закрывает очи, будто бы спит. Мол, отсыпаешься, товарищ Громов…

Треск! Какая-то сила срывает меня с полки и швыряет в проход. Падаю на даму с коробкой.

— Невежа! — орет она, высвобождая голову из-под пледа.

В вагоне полумрак. Истошные вопли, плачут дети. Ночной пришелец трясется:

— Лихо! Лихо мени! Як же моя жинка?..

А за окнами стрельба. «Наконец-то!» — облегченно думаю, нащупывая за поясом тяжелый маузер.

— Освободите мои ноги! — визжит дама и крепкими кулачками тычет меня в спину.

Поезд остановился. Слышнее стали выстрелы и ругань. Перепуганные пассажиры жмутся по уголкам. И у меня прошел мороз по коже. Во рту вдруг пересохло. А в голове: «Смотри! Смотри, Гром!» С хрустом звонким лопается окно. Пьяно орет кто-то:

— Добродии, спокойно! Ценности, деньги, кольца, броши, кошельки, браслетки, меха — все клади на пол!

Мне не видно налетчиков — осторожно двигаюсь ближе к окну.

— Не шевелись! Бо стрелятыму! Не двигаться!

— Лежи-и-и! — шипит на меня дама, пряча голову мне под бок. Рядом оказывается ночной гость. Его бьет лихорадка, он читает, заикаясь, молитву.

Через окно стреляют в наше купе. Это как сигнал. В тусклый круг от свечи вагонного фонаря летят торбочки и кошельки с заветными монетами. Моя соседка отталкивает ногой свою коробку в общую кучу. А длиннолицый судорожно хватает мешок, пахнущий медом, забивается с ним под лавку. Длинные ноги его очутились в проходе.

Вскочил бандит с чумацкими усищами, в свитке. Сгребает в мешок добро пассажиров. Мне видно лишь его лохматое темя.

Из тамбура в вагон вбежал рослый бандит в кожанке и в приплюснутом картузе. В руке поблескивает маузер. Свободной рукой лиходей прикрыл свое лицо от света. Он запнулся о ноги нашего соседа и едва не упал.

— Мать… — грязная брань повисла в темноте. Бандит выволок заику из-под лавки и гаркнул:

— Взять!

Голос зычный, знакомый. Где я слышал его? А бандит злобно ломал коробку моей соседки. Обнаружив дамскую шляпку, он выхватил ее и не глядя напялил мне на голову. Потом запустил руку в мешок с ценностями. И в тусклом свете фонаря я на миг увидел его лицо. Моя рука с маузером от неожиданности опустилась…

— Кончай!!! — кричали налетчики.

Топот копыт утих. Конец грабежа.

Разбитый, истерзанный поезд скорбно тронулся в путь — машиниста пощадили.

В Сечереченске прыгаю на ходу и сломя голову лечу в ЧК.

— А ты не ошибся? — переспросил Морозов. Глаза его заблестели. — Сам понимаешь, чем пахнет.

— Голос его. И в лицо узнал…

Доложили Платонову. Тот приказал:

— Взять немедленно! Одежда — в грязи. Ценности не успеет спрятать далеко. А потом не докажешь!

Тимофей Иванович затребовал специальную летучку — отдельный паровоз с вагоном. Ехать предстояло на перегон. Морозов рассудил: вдруг у него «малина»! Может, банда пирует, деля добычу?.. Прихватили наряд бойцов из войск ВЧК. Выполнять операцию поручено Морозову, Иосифу Зеликману, Васильеву и мне.

Наша летучка остановилась на перегоне, недалеко от станции Нижнеднепровск, в глухом месте. Ни огонька, ни голоса — лишь наши осторожные шаги по сыпучему песку.

Вдоль полотна железной дороги темнел рабочий поселок Амур-Пески. Тут селились зажиточные крестьяне, приторговывавшие овощами и картофелем на городских базарах. Скрывались тут и опасные преступники — узкие левады, заросли колючих кустарников и зыбучие пески были их верными помощниками.

Иосиф Зеликман постучался в первый дом поселка. Спросонья хозяин долго не мог понять чего нам надо.

— Мухин? Це який Мухин? Пришлый, чи шо? Та вид краю пята хатка… три виконця на вулыцю. Верба в садочке. А що вин наробыв?..

— Хозяин хаты кто? — допытывался Иосиф.

— Та вин сам. Хозяин — Опанас Муха, чи як його…

Привлекая Мухина к работе в ЧК, руководство не знало, что он домовладелец. Тогда биографические данные мало занимали нас. Лишь перед операцией Платонов сказал, что якобы Мухин из кулацкой семьи. Но всё это требовало проверки.

В предутренней мгле отыскали вербу в садике и три окна на улицу. Окружили усадьбу. Из хаты пробивался свет.

Мы с Зеликманом проникли во двор, подобрались к окну. Каганец освещал небольшую кухню. За столом сидел Мухин и ел с жадностью, ворочая мощными челюстями, как жерновами.

— Громов, давай! — распорядился Морозов.

Насторожились. За плетнем звякнуло оружие. У каждого окна — боец. Мухин встрепенулся, заслышав шаги и стук у дверей:

— Хто?

— Срочно в ЧК! — отозвался я, громко топоча и вытирая сапоги на крыльце. — Открой, Мухин, промок насквозь.

Нам было видно, как Мухин постоял в нерешительности, почесывая заросшую волосами грудь и морща мясистый нос.

— Зараз. Почекай трохи! — И скрылся в темной комнате.

Вышел оттуда с маузером в руке. Бросился к окну. Мы отпрянули. Мухин приник к стеклу, пытаясь разглядеть что-то в темноте. Успокоившись, распахнул дверь в сени и загремел засовами.

— Зайди!

Морозов и Зеликман отстранили хозяина, врываясь в дом.

— Чого цэ вы?

— Оружие! — Морозов отобрал у Мухина маузер.

— Кто в доме?

— Жинка… А що случилось?

— Почему вы не спите?

— Привык рано вставать. На работу далеко — пока доберешься. Сами, мабуть, шкутыльгали по пескам, будь воны прокляты!

— Ночевали дома? — прервал его Зеликман.

Кутаясь в старый пуховый платок и щуря заспанные глаза, к нам вышла жена Мухина. Позевывая, с удивлением уставилась на нас, мокрых, грязных, вооруженных.

— Погода на сон наводит, товарищи начальники.

Мы как-то опешили: все объяснилось естественно.

На меня товарищи поглядывали вопросительно: а если ошибся?.. И сам я почувствовал себя неловко.

— Где ваша одежда, Мухин? — спрашиваю хозяина.

— На лежанке, Владимир Васильевич. Мокрая…

— Почему? — Морозов стал рассматривать кожанку и картуз.

Зеликман вытащил из-под печки заляпанные грязью, раскисшие сапоги. «Попался!» — ликовал я.

— Укрывал дрова, Тимофей Иванович. Сами, мабуть, бачили — дождь.

И снова обстоятельства против меня.

— Обыскать! — приказал Морозов.

— Та що ж случилось, товарищи? — Весь вид Мухина — оскорбленная невинность!

Самый придирчивый осмотр хаты, двора, подполья не дал результатов — улик никаких! Уже поднялось солнце, заиграв бликами в свежих лужах.

— Наговорили на нас… злых людей много, товарищи начальники, — тараторила жена Мухина.

Она привела себя в порядок и сама помогала открывать сундуки, вытряхивать торбочки и ящики. Настораживало обилие всякого барахла, но прямого доказательства участия Мухина в грабежах не было.

Хозяин замкнуто и безучастно смотрел, как мы переворачивали его «майно». Наконец Тимофей Иванович устало присел на табуретку и закурил:

— Что ж, Мухин, извини, ошиблись, наверное.

— Хто ошибся? — быстро метнул взгляд Мухин.

— Мы.

Опанас Мухин распрямил широкие плечи и, почесывая грудь, обиженно продолжил:

— Нам бояться нечего. Крошки чужой не тронули.

Снова и снова слышался мне этот зычный голос. Нет, не мог я обмануться! Но где ценности?.. Где основания для обыска? Подвел Морозова и Платонова. Проверка-то без ордера. Вот к чему приводит спешка и горячность! Мои товарищи собрались в комнате, курят и виновато поглядывают на хозяйку, хлопочущую у стола.