Давид Ортенберг - Июнь-декабрь сорок первого

• Название: Июнь-декабрь сорок первого
• Автор: Давид Ортенберг
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

"Среди наших командиров, - продолжает Андрей Иванович, - мне довелось встретить сыновей героев гражданской войны. Они не уступают отцам в героизме. На одной батарее, громившей немцев прямой наводкой, я встретил капитана - сына легендарного Чапаева. На этом же участке фронта я видел сына Пархоменко - старшего лейтенанта, который храбростью напомнил отца. Изумительный пример подлинного героизма и преданности Родине показал в боях под Витебском командир батареи Яков Джугашвили. В ожесточенном бою он до последнего снаряда не оставлял своего боевого поста..."

Перечитывая эту статью теперь, вижу, что совершенно преждевременно было в ту пору утверждать, будто "у немцев иссякает наступательный порыв". Если бы это произошло в августе, не оказались бы они в ноябре в московских пригородах. И о "решающих переменах в положении воюющих сторон" говорить было рано. Ведь в том же номере газеты публиковалось сообщение о захвате врагом Кировограда и Первомайска. А утром я узнал в Генштабе и другие печальные новости: сданы Гомель и Кривой Рог, враг приближался к Херсону и Новгороду...

Но преждевременные оптимистические прогнозы появлялись не только на страницах нашей газеты, а и в официальных документах первого полугодия войны. Конечно, с вышки времени легче судить, что было правильно, а что нет. Но тогда... Понятно, что это и нас, редакторов, подстегивало к излишне оптимистическим оценкам положения на фронте.

Но, чтобы справедливо оценить выступление генерала Еременко, надо сказать, что он не преуменьшал опасности, звал к напряжению всех сил в борьбе с врагом. "Немцы упорствуют, напрягают все свои силы, снова подбрасывают резервы... Упорные бои не прекращаются... По-прежнему идет яростная борьба за каждую пядь советской земли..."

Такова была концовка статьи "Месяц упорных боев под Смоленском". Главное же, самое важное в этой статье - мысль о провале расчетов Гитлера на молниеносную войну. Следует напомнить о резонансе, вызванном этой статьей, не только у нас в стране, но и в союзных с нами и нейтральных странах. Там ее перепечатали многие влиятельные газеты, передавали по радио. У миллионов наших зарубежных друзей она укрепила веру в силу Советского государства и Красной Армии, в нашу способность отстоять Родину.

Еременко мне говорил, что ему звонил Сталин и одобрительно отозвался о его выступлении в "Красной звезде".

* * *

В газете за 15 августа была и другая публикация, которая не могла не обратить на себя внимания читателей, - большой трехколонный снимок. На полянке, у самолетов, замаскированных еловыми ветками, полукругом расположилась большая группа молодых парней в пилотках. Кто сидя, кто полулежа, а кто и стоя "окружили" грузного, широкоплечего человека в берете, хорошо знакомого всему миру. Он сидит в центре этой группы, по-восточному поджав под себя ноги, с записной книжкой в руках. Под снимком подпись: "Председатель Всеславянского митинга в г. Москве А. Н. Толстой беседует с бойцами и командирами N-й авиачасти".

У этого снимка и краткого репортажа о встрече писателя с летчиками своя предыстория.

Накануне Алексей Толстой был в редакции. Как обычно, за чашкою чая шел разговор о наиболее значительных событиях дня. Алексей Николаевич рассказал мне о только что закончившемся Всеславянском митинге, где он председательствовал. Я же объяснил ему обстановку на фронтах и, в частности, рассказал об успехах и неудачах нашей авиации. Коснулись воздушных таранов. Толстой преклонялся перед мужеством и самопожертвованием наших летчиков, отваживающихся таранить противника, восхищался не только "соколиной их удалью", а и профессиональным искусством.

- Ведь этому делу их не учили, - говорил он. - Героизм героизмом, но какие нужны точность, расчет, выдержка! Как это получается?

- Знаете что, - сказал я, - как раз перед вашим приходом мне сообщили о летчике из подмосковного истребительного полка Викторе Киселеве. Он вчера таранил немецкий бомбардировщик. Если хотите, мы вас отвезем в полк. Здесь - недалеко. Там и узнаете, как все это происходит. И, может быть, напишете. А при встрече с летчиками заодно расскажете им о Всеславянском митинге.

Алексей Николаевич с энтузиазмом принял мое предложение. Тут же при нем я позвонил комиссару полка. Тот ответил, что с радостью встретят писателя. Мы усадили Толстого в редакционную машину и в сопровождении репортера Дмитрия Медведовского и фоторепортеров Сергея Лоскутова и Якова Халипа отправили в полк.

И вот все собрались на зеленом поле аэродрома. Летчики с глубоким интересом слушали Алексея Толстого. А потом Алексей Николаевич сам слушал их рассказы о боевых делах. До этого ему не раз доводилось наблюдать стремительные атаки стражей московского неба и даже писать о них. Но тогда это были для него безымянные герои. А вот сейчас он увидел их рядом с собой, услышал живые голоса.

Беседа Толстого с Виктором Киселевым продолжалась более часа. Этот смуглый от солнца и ветра парень сидел за столом, сколоченным из грубых досок, застенчиво поглядывал на писателя своими серыми веселыми глазами и рассказывал ему "все, как было". Притом вроде бы оправдывался: сбить-то, мол, фашиста сбил, но малость погорячился, не рассчитал - свой самолет тоже "угробил" и сам еле успел выпрыгнуть с парашютом. Киселев был убежден, что, тараня противника, можно сохранить свою машину.

- Получилось не как хотел, - сожалел он. - Практики не было. А тут еще пробило мне масляный бак и радиатор; мотор вот-вот должен был заклиниться. Ну, конечно, и азарт. Не хотелось упустить наглеца, а патроны-то у меня уже кончились. Подхожу к нему снизу, чтобы царапнуть винтом по хвостовому оперению. Рассчитать это можно правильно. Так, чтобы только чуть-чуть задеть кончиками винта. Да ведь струя масла залила у меня козырек, плохо вижу. К тому же воздушной струей от его винта бросило мою машину кверху. Тут я и погорячился. Таранил сверху, врезался ему в левый бок...

Алексей Николаевич записал слово в слово все, что рассказывал ему летчик. Постарался успокоить его, все еще терзаемого "промашкой". Прощаясь, спросил: можно ли все то, что рассказал ему Киселев с такою откровенностью, напечатать в газете?

- А чего же нельзя? Другим польза будет, - деловито рассудил его собеседник.

На память о встрече летчик подарил Толстому найденный в сбитом немецком бомбардировщике портсигар-зажигалку с секретом и на листке бумаги написал: "Вам, Алексей Николаевич, в мой знаменательный день. Л-т Киселев". Толстой долго крутил-вертел этот подарок в руках - никак не мог разгадать его секрет. Попытался открыть портсигар кто-то еще, но и у него ничего не получилось.

- Дайте-ка сюда, - попросил Киселев и показал, как надо обращаться с его подарком.

- А ларчик-то, оказывается, просто открывается, - рассмеялся Алексей Николаевич. И стал открывать и закрывать портсигар.

Вечером Толстой опять был у меня. Делясь впечатлениями о поездке, все повторял:

- Какие люди!.. Какие люди!..

- А как насчет статьи о таране? - перевел я разговор на деловую почву.

- Статью напишу. Киселев много интересного рассказал, но его случай не классический. Есть у меня еще рассказ другого летчика, Катрича. Он тоже срезал бомбардировщик противника и свой самолет сохранил. Я и о нем напишу. Постараюсь как можно скорее - дня через два-три.

А на второй день положил мне на стол страничек восемь текста с готовым заголовком - "Таран"...

19 августа

Различные передовицы печатались в "Красной звезде" в военное время: и общеполитические, и сугубо военные, и даже на такие узкие, чисто тактического характера темы: "Ни шагу без разведки", "Оборона населенного пункта" и т. п. Но ни разу не было, чтобы передовая посвящалась одному какому-то человеку. Первая такая передовица появилась 19 августа. Называется она: "Герой Советского Союза заместитель политрука Мери".

В районе станции Дно располагался штаб 22-го стрелкового корпуса. К штабу прорвались фашисты и наткнулись здесь на радиороту 415-го отдельного батальона связи. В роте в тот миг старшим и по званию, и по должности оказался заместитель политрука Арнольд Мери. Он и взял на себя командование. Фашисты пошли в атаку при поддержке минометного огня. Осколком мины ранило Мери, но он продолжал руководить боем и сам вел пулеметный огонь. Пал в бою второй номер его расчета. Замполитрука стал управляться с пулеметом один. Его еще раз ранило. Обливаясь кровью, он не сбавил огня, не оставил свою роту. С поля боя Мери увели после третьего ранения, когда подоспела уже подмога. Немцы были отброшены, штаб корпуса спасен.

Я не сразу вспомнил, кто писал передовицу о Мери. Но, перечитав ее через много лет, определил автора безошибочно. У каждого из наших литературных секретарей, которые писали передовицы, были свой стиль, свой язык. У Морана, как уже отмечалось выше, преобладало эмоциональное начало. У Кривицкого - яркопублицистическое. У Вистинецкого передовые были посуше, отличались деловитостью. Передовица о Мери принадлежала его перу.