Давид Ортенберг - Год 1942

• Название: Год 1942
• Автор: Давид Ортенберг
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Статья Ванды Василевской в сегодняшнем номере газеты называется "Ненависть". Казалось бы, тема не для новогоднего номера. Мы привыкли, что в такой день полосы газеты заполнялись статьями, очерками, рассказами, стихами о добре, любви, торжестве созидания, планах на будущее. А сегодня это жестокое слово - ненависть! Но без него в те военные дни - и в будни, и в праздники - не прожить ни минуты.

Микола Бажан говорил, что "Ванда с огромной силой умела ненавидеть и любить". Эта черта ее душевного мира проявилась и в новогоднем выступлении в "Красной звезде". Она писала: "Мера нашей любви к Родине - сила ненависти к врагу".

Петр Павленко опубликовал статью "1941-1942".

Алексей Толстой сообщил, что выслал статью "Тысяча девятьсот сорок второй" - писательские раздумья об итогах минувшего и перспективах наступающего года. Ждем ее с минуты на минуту.

Опубликована статья А. В. Белякова, того самого, кто вместе с В. П. Чкаловым и Г. Ф. Байдуковым совершил в тридцатых годах беспосадочный перелет из Москвы через Северный полюс в американский город Ванкувер. Он уже генерал. Вообще должен сказать, что все знаменитые летчики, довоенные Герои Советского Союза, любимцы нашего народа - Байдуков, Громов, Юмашев и многие другие - в эту войну в боевом строю. И мы, краснозвездовцы, гордимся, что они также и наши безотказные авторы.

Статья Белякова начиналась так: "Мы - старые авиационные "волки" и в ночь под Новый год больше, чем о другом, говорим о самолетах. В них - наша радость. В них - наша честь. В них огромная доля нашей будущей победы над врагом. Поговорим же о самолетах".

Беляков писал и об истребителе, и о штурмовике, и о ближнем и дальнем бомбардировщиках. Каждому воздал должное и высказал свои мысли: какими он хотел бы их видеть в бою в новом году...

Страстной верой в грядущую победу проникнута статья Ильи Эренбурга:

"Мы не меряем победы на аршины и на фунты. Мы не примем четвертушки победы, восьмушки свободы, половинки мира. Мы хотим свободы для себя и для всех народов... Мы хотим мира не на пять, не на десять, не на двадцать лет. Мы хотим, чтобы наши дети забыли о голосе сирен. Мы хотим, чтобы они рассказывали о танках, как о доисторических чудовищах. Мы хотим мира для наших детей и для наших внуков".

Как созвучны эти слова тем огромным усилиям нашей партии, нашего народа в борьбе за мир в нынешние времена!

К месту в этом номере и карикатура Бориса Ефимова. Она из двух картинок. Первая: по снегу устремился вперед юный красноармеец с автоматом, одетый в добротный полушубок, в валенках и шапке-ушанке, на которой обозначено: "1942". По обочинам, в снежных сугробах чернеют разбитые и сожженные немецкие танки. Второй рисунок: бежит по снегу согнувшийся в три погибели обмороженный фашист, укутанный по самые глаза в женский платок, на платке - та же дата: "1942". С испугом оглядывается фашист назад... Над карикатурой надпись: "С Новым годом!" Под первым рисунком: "С наступающим!" Под вторым: "С отступающим!.."

3 января

Первый день Нового года был в газете выходным. Большинство работников редакции отправились на фронт. Выехал и я. На Можайском шоссе, по которому "эмка" мчала меня в боевые части, то и дело возникали пробки. Во время одного из таких вынужденных перекуров в какой-то деревушке я увидел на стенке полуразрушенного дома надпись: "Вперед, на Запад!" Кто ее сделал, трудно сказать. Быть может, кто-то из дивизионных или полковых агитаторов, а возможно, кто-то из саперов, оставлявших всюду свои пометки: "Мин нет", "Разминировано", или просто какой-то штабной писарь, рисовавший указатели: хозяйство такого-то. Так или иначе, этот написанный на стенке призыв запомнился.

И когда под утро я вернулся в редакцию и засел за передовую, на чистом листе поставил заголовок "Вперед, на Запад!". Потом этот призыв мы не раз повторяли в газете, я его часто встречал на орудиях, танках, автомашинах, придорожных щитах, страницах армейских газет.

* * *

На первой полосе сегодняшнего номера "Красной звезды" Указ о награждении большой группы военачальников, политработников, штабных генералов и офицеров Западного фронта. Знакомые имена: командующие армиями генералы К. К. Рокоссовский, Л. А. Говоров, Ф. И. Голиков, Д. Д. Лелюшенко, И. В. Болдин, В. И. Кузнецов, командиры корпусов и дивизий. Только один из награжденных был без воинского звания - Жаворонков Василий Гаврилович, секретарь Тульского обкома партии, так много сделавший для обороны этого города. Награждены и работники штаба фронта. Никто не забыт. Нет только одного имени - генерала Жукова. Мне объяснили, что у Георгия Константиновича все еще впереди. Но мы в редакции были огорчены, что имя Жукова, сыгравшего выдающуюся роль в Московской битве, не вошло в этот Указ. Когда мне принесли верстку очередного репортажа о ходе боев за истекшие сутки, над которым стоял обычный для тех дней заголовок "Войска Западного фронта теснят врага", я зачеркнул его и поставил другой: "Войска генерала Жукова теснят врага", сказав, чтобы заголовок набрали покрупнее. Так и было сделано. Не знаю, заметил ли кто-либо эту дань уважения "Красной звезды" командующему фронтом. А ведь подобный заголовок был у нас впервые!

* * *

Значительное место - полполосы - занял материал о Керченско-Феодосийской десантной операции.

В газете установилось правило, можно сказать, закон: о каждой большой операции печатать подборку: оперативно-тактическую статью командующего фронтом или армией, репортаж специального корреспондента, писательский очерк. Так и ныне.

Опубликована статья командующего 44-й армией генерала А. Н. Первушина "Десант в Феодосии". Бои за овладение городом проходили в тяжелейших условиях. Вот что писал об этом командарм:

"Ночь, на которую назначалась операция, выдалась плохая. Море бушевало. Временами шторм достигал семи и даже девяти баллов. Вода перекатывала через палубы кораблей... Бойцы соскакивали в воду, сбегали по трапам и сразу, взяв гранату в одну руку, винтовку - в другую, бросались в город... Передовой отряд вел бой с превосходящими силами врага... Семь часов наши бойцы непрерывными атаками изматывали противника и к вечеру отбросили его далеко за город. Феодосия стала советской".

Подробности боев за Керчь передал наш спецкор Петр Слесарев. Такая же погода. Такое же штормовое море. Кроме боевых кораблей в операции участвовало много различных рыбацких судов, барж, баркасов, сейнеров, прозванных "тюлькиным флотом". С волнением читаются строки о встрече с местными жителями. На Камыш-Бурунской косе горожане и колхозники под огнем противника сразу же бросились на помощь десантникам. Вместе выгружали оружие и боеприпасы. Женщины несли раненых к себе домой и там отогревали, перевязывали. Еще одна корреспонденция - "Герои Керчи и Феодосии", в ней имена первых героев-десантников.

В общем, подборка как будто удалась. Над ней заголовок: "Начало освобождения Советского Крыма". Потом стало ясно, что мы с ним изрядно поторопились. А пока операция продолжалась. Ждали очерков Симонова, командированного в Крым. Но они пришли позже...

Константину Симонову и на этот раз не повезло. Вылетел он первого января, чтобы через пару дней вернуться с очерком.

Выхлопотали ему место в бомбардировщике, летевшем на Южный фронт. Но по дороге на аэродром перед "эмкой" встали почти непроходимые сугробы. Когда корреспондент прибыл туда, самолет уже выруливал. К "счастью", колеса самолета тоже попали в сугроб и забуксовали. Симонов подбежал к машине, однако его место уже было занято, и летчик категорически отказался взять лишнего пассажира. Размахивая корреспондентским удостоверением, писатель все-таки уговорил его. А что было дальше, Симонов сам рассказал:

"Меня впихнули и защелкнули снизу люк. Самолет рвануло, и он стал взлетать. Сесть было даже некуда, и я устроился полусидя, вкось, на рукоятках пулеметов. В этой тесноте я почти не мог пошевельнуться, трудно было двинуть рукой, чтобы вытереть лицо или поправить на голове шапку.

Погода была скверная. Мы обходили какие-то бураны, нас качало и трясло. Из пулеметных прорезей врывался холодный воздух, а мороз в этот день и внизу, на земле, был около тридцати... Я вылез из самолета полуживой. Лица не чувствовал, рук - тоже, ноги почти не отзывались на боль. Я трясся от холода... Утром, посмотрев в осколок зеркала, я увидел, что щеки, подбородок и лоб покрыты у меня багровыми пятнами, на которых местами запеклась черная корка. В таких же пятнах были и руки. А ноги так распухли, что я с трудом влез даже в валенки..."

По всем законам медицины Симонову положено было отлежаться. Но на нем "висела" неудачная поездка под Калугу, когда он вернулся больным в Москву, не выполнив редакционного задания. "Слишком много болезней", - сказал он себе. Заехал в госпиталь, где ему густо намазали лицо и руки какой-то мазью. Руки забинтовали, а на лицо наложили почти полную повязку, оставив только нос, рот и глаза. В таком виде он отправился в Феодосию.