Анри Труайя - Семья Эглетьер

• Название: Семья Эглетьер
• Автор: Анри Труайя
• Издательство: Слово
• Жанр: Роман
• Год: 1991
• ISBN: 5-85050-304-8

Анри Труайя (р. 1911) псевдоним Григория Тарасова, который родился в Москве в армянской семье. С 1917 года живет во Франции, где стал известным писателем, лауреатом премии Гонкуров, членом Французской академии. Среди его книг биографии Пушкина и Достоевского, Л. Толстого, Лермонтова; романы о России, эмиграции, современной Франции и др. «Семья Эглетьер» один роман из серии книг об Эглетьерах.

---

— Если ты хочешь, чтобы мы попали к маме в пять, надо выйти через десять минут.

— А я готова, — заметила Франсуаза.

— Ты что, пойдешь как есть?

— Я не Кароль и не переодеваюсь по шесть раз на дню!

Жан-Марк с беспощадностью брата оглядел серый свитер, синюю плиссированную, как у школьницы, юбку, туфли без каблуков и некрасиво зачесанные назад волосы. Затем он подумал, что все это, в общем, его не касается, закурил сигарету и поправил перед оконным стеклом сдвинувшийся узел галстука.

* * *

Зрители на трибунах завопили и вскочили с мест: Куликовский забил гол в ворота противника. Два два. С полуоткрытым ртом и куском торта в руке Даниэль не отрывал глаз от экрана телевизора. Шли последние минуты матча. Ив Мерсье поднялся с кресла, обошел столик на колесах, на котором был подан чай, и сел рядом с пасынком.

— Ивон! — произнесла Люси, бросив на мужа взгляд, полный нежного упрека. — Ты такой же мальчишка, как Даниэль!

Сидя рядом с Франсуазой на низком диване среди разноцветных подушек, Жан-Марк старался подавить все растущее раздражение. Ив Мерсье был на десять лет моложе матери, и она изо всех сил старалась сделать незаметной эту разницу в возрасте. Броские одежда и прическа, крашеные светлые волосы, серебристая синева на веках, а вокруг увядшей шеи девичий воротничок!.. Заурядность мужа накладывала отпечаток и на нее. Он увлекался спортом, когда-то сам небезуспешно выступал в соревнованиях, но его теперешняя служба — он представлял во Франции американскую фирму пластмасс — не оставляла времени для тренировок. Невысокий, смуглый, коренастый, с перебитым носом и низким лбом, он загорался прежней страстью, наблюдая грубые сцены матча.

— Здорово!.. Вот это нападающий!.. А ну, Гаринетти, давай, давай! — бормотал он. — Бей по воротам, бей!

И Даниэль возражал ему, как равному:

— Как же, держи карман шире! У твоего Гаринетти не ноги, а кисель!

— Хотел бы я увидеть тебя на его месте. Такая грязь на поле!

— Подумаешь! Погляди, как Зулуб бегает, во жизни дает!

— Лулу, ты ничего не ешь! — вздохнула Люси. — И ты тоже, Франсет!..

Жан-Марк съежился под градом уменьшительных имен. Ему претило, что в этом доме Даниэль превращался в Лулу, Франсуаза — во Франсет, а сам он — в Жуби. Уходя из семьи, мать захватила с собой эти детские прозвища, но сейчас они уже были смешны. Зачем она так упорно держится с ними этого слащавого тона, словно они все еще пухлые малыши на нетвердых ножках? Жан-Марка удивляла непринужденность Франсуазы и Даниэля во время воскресных визитов к матери. Допустим, Даниэль еще мальчишка, ничего не понимает! Но Франсуаза! Любит ли она мать на самом деле или насилует себя из вежливости, повинуясь привычке и религиозному долгу? У этой девчонки, замкнутой как улитка, никогда ничего не поймешь. Он, во всяком случае, сыт по горло. Собираясь к матери. Жан-Марк призывал себя быть терпимым, но стоило просидеть у нее десять минут, и первое же неудачное слово, воспоминание, сравнение не оставляли и следа от его добрых намерений. Как мог отец, с его достоинствами, увлечься такой пустой, такой заурядной женщиной? Они говорили на разных языках, имели разные склонности, ничто, казалось, не могло их объединять. Как глупо жениться вот так, сгоряча, а потом долгие годы, иногда всю жизнь, платить за эту ошибку! Да, отец прав, предостерегая его против милых улыбок и податливого тела. Кароль все-таки лучше матери! Во всяком случае, она красивее, умнее и вообще «более высокого класса»! «Что-то я стал на каждом шагу употреблять это выражение. Надо следить за речью, пристанет такое словечко, потом не избавишься!» Жан-Марк окинул взглядом комнату, служившую столовой и гостиной, обставленную до уныния современно. Мать жила в стандартной квартире, в квартале новой застройки, состоящем из восьми одиннадцатиэтажных корпусов на берегу Сены, с частным сквером для малышей, подземным гаражом и продовольственными магазинами в первом этаже. Огромное окно, повсюду стенные шкафы, отопление под паркетом, бледно-зеленые стены, на полу тонкий плюшевый ковер цвета ржавчины, полированная мебель из клена, несколько бездарных картин в белых, как безе, вычурных рамах. «И при всем этом она как будто счастлива! — подумал Жан-Марк с изумлением. — Она ни о чем не сожалеет. И все только оттого, что этот приземистый грубоватый малый знает свое дело в постели… Какое скотство!»

— Налить тебе еще чаю, милый?

Жан-Марк вздрогнул. Держа в руках его чашку, мать ласково улыбалась ему. Жан-Марк смутился. Внезапная жалость охватила его к этой увядшей накрашенной женщине, которая так явно хотела нравиться.

— Лучше виски предложи! — сказал Ив Мерсье, не отводя глаз от телевизора.

— Нет, спасибо, я предпочитаю чай.

Его ответ заглушили дикие вопли. Счет так и не изменился: два два. Честь была спасена. Ив Мерсье вернулся к своему креслу, разминая плечи, словно устал от груза собственной мускулатуры.

— Очень, очень средняя игра, — сказал он. — Франция могла бы сыграть и получше. Тем более что наши хозяева поля…

Даниэль, увлекшись перипетиями ковбойского фильма, остался у телевизора. Ив Мерсье снова уселся около жены, и Люси снова засияла. Наливая ему виски, она коснулась его руки, лежавшей на подлокотнике кресла. Может быть, ей хотелось показать, как она счастлива в этом замужестве? Взгляд ее скользил от мужа к детям — от супружеского счастья к счастью материнскому, словно она призывала то одно, то другое в свидетели своей двойной удачи. «Она ли оставила отца ради этого человека или отец покинул ее из-за Кароль? — подумал Жан-Марк. — Мы так и не узнаем. Даже Маду упорно избегает этой темы. Так или иначе, опеку над детьми взял на себя отец. Впрочем, не все ли равно? С матерью у меня нет ничего общего. И зачем я тут торчу?..» В тишину гостиной ворвалось ржание лошадей, выстрелы и возгласы ковбоев, которые не к месту изъяснялись по-французски.

— Приглуши немного звук, Лулу! — велела Люси. — Ты разбудишь Лики!

— Мне так хочется скорее увидеть ее! — сказала Франсуаза. — Можно, я подойду к ней сейчас?

— Еще десять минут! Я очень строго соблюдаю ее режим! Так же, как и ваш когда-то!

Слова Люси покоробили Жан-Марка. Это желание похвастать запоздалым материнством казалось ему непристойным. Как могла эта женщина отдавать свое лоно сначала одному, потом другому, заводить семью, менять имя, затем перелететь в другое гнездо и опять высиживать птенцов на новом месте? Как смела она демонстрировать своим старшим этого малыша, пухлого и слюнявого, этот символ удовольствий, которым она предавалась с человеком, занявшим место их отца? Уже сами выражения «ребенок от первого брака», «дети от второго брака» были мерзки: за ними скрывалась чрезмерная супружеская резвость. Когда Жан-Марку приходилось брать на руки маленькую Анжелику, он испытывал даже не скуку, а отвращение. Ему были противны тепло ее мягкого тельца, запах простокваши, бессмысленный лепет, задок, который женщины любовно обнажали и вытирали. Уйдя в свои мысли, Жан-Марк не сразу заметил, что разговор перешел на другую тему. Теперь речь шла о Даниэле и его экспедиции. Люси ужаснулась:

— И отец тебя отпускает?

— Да, разумеется, — ответил Даниэль, не отрывая глаз от экрана, на котором индейцы скакали на лошадях возле повозки с хлопающим брезентовым верхом.

— И Маду тоже согласна, — добавила Франсуаза.

Люси обратила к мужу обрамленное светлыми кудряшками лицо увядшей девочки с острым носиком и накрашенными губами.

— А как твое мнение, Ивон?

— Охота пуще неволи!.. — покладисто кивнул Ив Мерсье. — Путешествия закаляют молодежь.

— А мы, — вставила Франсуаза, — мы этим летом поедем в Грецию.

— Да что ты! — воскликнула Люси. — Как это чудесно, Франсет! Да, дети, вас очень балуют, надеюсь, вы это сознаете… И все же в Греции, наверное, очень скучно! Мне кажется, я бы захандрила среди всех этих развалин! У меня была подруга гречанка… Как отец — здоров?

— Да, вполне.

— И по-прежнему часто уезжает?

— Еще чаще.

— Он слишком много работает. Как говорит Ивон, на жизнь тоже надо оставлять время!

— Да, — сказал Ив Мерсье, — я такого мнения…

Жан-Марк не мог понять, зачем матери нужно говорить о первом муже в присутствии второго. Должно быть, она хотела доказать, что люди из хорошего общества даже самые сложные ситуации могут сделать простыми. Главное — подходить к вопросу без предрассудков. А уж это и ей и ее избраннику вполне удавалось. «По сути дела, они созданы друг для друга, — подумал Жан-Марк. — Может быть, это и есть счастье!» За стеной раздался пронзительный крик — проснулась Анжелика. Жан-Марк увидел, как мать поднялась с вдохновенным лицом:

— Теперь мы можем пойти к ней.

— Ты извини, мама, мне пора, — сказал Жан-Марк. — Меня ждут.