Мэрилин Мюррей - Узник иной войны

• Название: Узник иной войны
• Автор: Мэрилин Мюррей
• Жанр: Прочая старинная литература

---

Когда умер мой отец, чувство «оставленности» застало меня врасплох. В больнице, когда я прощалась с ним навсегда, и затем тремя днями позже, на похоронах, я пережила чрезвычайно болезненную самопроизвольную регрессию. Реакция была настолько ужасной, неистовой, что я оказалась «сброшенной» со своего « утеса» и вновь пережила нападение. Я ощущала себя растерянной и уязвимой. Вероятно, люди, которые видели меня в эти моменты, решили, что я подавлена скорбью о своем отце; быть может, у некоторых вызвала презрение моя неспособность быть «сильной» и держать эмоции под контролем.

Да, самопроизвольные регрессии, подобные моей, случаются и с другими людьми. И эти регрессии становятся все более частым явлением. Я сталкиваюсь с ними – со многими из них – каждый раз, когда выступаю на тему жестокого обращения с детьми.

Сегодня выходы наружу подавленной детской травмы случаются ежедневно, когда ничего не подозревающие жертвы читают газеты и журналы, смотрят телепередачи или видеофильмы. Насилие над детьми становится темой открытого обсуждения. Это значит, что огромное число скрытых Плачущих детей отзывается на то, что они видят и слышат. Если это случилось с вами или с кем-то другим, кого вы знаете и любите, не пугайтесь. Это естественны выброс детской боли. Лучшее, что вы можете сделать в таких случаях, - это заботливо удерживать этого ребенка во взрослом теле и убедить его, что чувствовать – это неопасно.

Признать собственную поврежденность – первый шаг навстречу исцелению. Но для того, чтобы разорвать цепочку насилия, необходимо взглянуть на проблему более широко.

Когда я только приступила к терапевтической работе и осознала, что мы были жертвами «иной войны», я думала, что мы ведем войну только против насилия. Сейчас я осознаю, что она не ограничивается этим. Это война против создания условий для насилия любого рода. Это война против идеологии и системы, которая потворствует

Превосходству какой-либо национальности, вероисповедания или пола,

Физическому, сексуальному или эмоциональному насилию над кем бы то ни было,

Подавлению человеческой индивидуальности и достоинства

Отрицанию ценности и значимости каждого человеческого существа.

Терапевт из Западной Вирджинии, который принял участие в одном из моих обучающих семинаров, недавно прислал мне письмо и приложил к нему статью Эли Визеля, лауреата Нобелевской премии мира. Вот что он пишет:

во время войны они пытались заставить нас поверить, что каждый, кто не является нашим братом, является нашим врагом: нам было запрещено прислушиваться к нашим сердцам, проявлять сострадание или даже дать увлечь себя своем воображению. Если бы солдат считал своего врага потенциальной жертвой (войны), а стало быть, способным плакать, отчаиваться, умирать… отношения между нами бы переменились бы. А потому делалось все, чтобы ограничить и даже подавить его человеческие побуждения, его мысленные образы и его способность переживать чувство братства по отношению к такому же как и он существу… отныне у войны не должно быть ни славы, ни будущего. В ней не останется победителей, только жертвы. Войны между государствами зачинаются людьми, которые хотят подавить и втиснуть других людей в идеологические границы агрессора, людьми, которые не способны уважать право других иметь собственные убеждения и ценности. Эти войны зачинаются людьми, которые каждого за пределами своих границ считают врагом.

Если мы можем увидеть в нашем враге ребенка, который испытывает боль и одиночество, ребенка, которому ведома боль, который плачет, который может истекать кровью, - тогда мы начнем изменять мир. Если мы способны увидеть, что стоит за этой болью и разглядеть Естественного ребенка, которым призван быть этот человек, тогда мы уже больше не враги, а обычные люди, внутри одних границ.

Если мы увидим ребенка в другом человеке, то сменим ненависть на прощение, предубеждение на понимание, фанатизм на принятие, презрение на сострадание и высокомерие на равенство.

Это не значит, что мы должны одобрять злодеяния или насилие. Но это значит – пытаться найти причину. Мне довелось выслушать многих мальчишек и взрослых мужчин, совершивших отвратительные преступления. И мне довелось выслушивать рассказы о преступлениях, зачастую еще более ужасных, жертвами которых они сами стали, будучи детьми.

Относиться к преступникам, балансируя между безразличием и яростью толпы линчевателей, - нечто новое для большинства людей. Не так давно, когда я закончила свое телевизионное выступление, один мужчина обрушился на меня, выкрикивая: «Вы понятия не имеете, что эти сволочи вытворяют со своими жертвами!» Я ответила: «Хватит нести ерунду. Я сама – их жертва. Я пронесла эту боль через всю свою жизнь, час за часом, день тот дня. Полагаю, я заработала право говорить от лица этих людей. Если я могу простить их, почему вы можете позволить себе меньшее?»

Я убеждена, что, в конце концов, нам удастся разорвать цепочку насилия и тем самым выиграть главное сражение этой войны. Для этого мы должны заглянуть внутрь насильника и увидеть в нем того, кто сам подвергся насилию. Мы должны понять, почему ребенок из жертвы стал мучителем, понять, что преступники – это не «просто случайность», и поверить, что перемены для многих из них возможны. Они возможны, если терапия проводится квалифицированными, заинтересованными профессионалами и если преступник готов принять на себя ответственность за свои прошлые действия и взглянуть в лицо своей собственной боли, которая неизбежно сопровождает любые перемены. Тюремное заключение без специализированного лечения, направленного на работу с источником боли и гнева, неэффективно и обходится слишком дорого. В недавнем комментарии в «Вашингтон Пост» утверждалось, что увеличивать количество тюрем для того, чтобы остановить преступность, столь же наивно, как строить больницы в надежде, что это остановит распространение СПИДа.

Я верю в возможность изменений, поскольку я наблюдала их результаты не только в своей жизни, но и в жизни множества других людей. Но я полностью отдаю себе отчет в масштабах войны, в которую мы вовлечены. Чтобы не упасть духом перед лицом предстоящих страшных сражений, над своим столом повесила дощечку со словами:

Спасая одного ребенка,

Ты спасаешь весь мир.

Я посвятила свою жизнь спасению этого ребенка, будь он в теле маленького мальчика или девочки или в теле взрослого мужчины или женщины.

Бог, в которого я верю, говорит в Ветхом и Новом Заветах: «Я пришел исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение и отпустить измученных на свободу».

Существует несколько вопросов, которые мне часто задают:

Был ли трудным ваш путь?

Безусловно

Был ли он болезненным?

Несомненно

Он был долгим?

Я все еще иду

Он стоит затраченных усилий?

Этот последний вопрос я нередко задаю сама себе.

Зачем был нужен тот вечер, много лет назад, когда невинный, ничего не подозревающий ребенок шел по окаймленной изгородью заснеженной улице? Зачем были нужны те ужас и боль, невероятная агония разделения на части и погребение заживо этого измученного ребенка – внутренний и эмоциональный суицид? Хотела бы я вновь вернуться в то время, когда мне было восемь? Снова ехать на автобусе, но на этот раз выйти, не пропустив ни одной остановки? Если бы я вышла там, где надо, я избежала бы нападения, избежала многих лет физической и эмоциональной боли, избежала часов мучительной терапии. избежала развода, избежала опустошения, вызванного отвержением и отсутствием поддержки. Я избежала бы всего этого. Что было бы со мной, если бы у меня был еще один шанс? Захотела бы я пройти заново через все это? Имело бы это смымл?

С вершины своей горы я вижу тюрьму во Флоренсе – такой, какой я запомнила ее в тот прощальный вечер: силуэты сторожевых вышек, их длинные тени на песке безмолвного двора; луна блестит и отражается на проволочном заграждении, которое окружает моих друзей, вынужденных находится в этом месте.

Да, я сделала бы это еще раз. Это имело бы смысл. Я сделала бы это, чтобы видеть, как меняются жизни людей, чтобы давать надежду другим раненым сердцам и получать письма – такие, как то, что вручил мне один из участников СОТП, перед тем как мы навсегда расстались.

Он написал:

Дорогая Мэрилин.

Каждый раз, когда Вы приезжаете сюда, я вижу Вашу искреннюю любовь и внимание к нам, сборищу закоренелых преступников. На прощание Вы обняли меня. Вы, жертва, обняли меня, насильника. Теперь я чувствую, что я – человек. Свободный человек, я не надеялся, что когда-либо заслужу что-то подобное.