В. Гартевельд - Песни каторги.

• Название: Песни каторги.
• Автор: В. Гартевельд
• Издательство: Salamandra P.V.V.
• Жанр: Публицистика
• Год: 2012

«Славное море, священный Байкал», «По диким степям Забайкалья» — сегодня музыкальная культура непредставима без этих песен. Известностью своей они обязаны выходцу из Швеции В. Н. Гартевельду; этот композитор, путешественник и этнограф в начале XX в. объехал всю Сибирь, записывая песни каторжан, бродяг и коренного сибирского населения. Концерты, на которых исполнялись обработанные Гартевельдом песни, впервые донесли до широкой публики сумрачную музыку каторжан, а его сборник «Песни каторги» (1912) стал одним из важнейших источников для изучения песенного фольклора сибирской каторги. В нашем издании полностью воспроизводится сборник В. Н. Гартевельда «Песни каторги» с приложением очерков о тюремных и каторжных песнях этнографа и писателя С. В. Максимова, литератора и ученого Н. М. Ядринцева — сибирского «сепаратиста» и острожника — а также «короля фельетона» В. М. Дорошевича, совершившего в 1897 г. поездку на сахалинскую каторгу.

---

Вот те песни, которые нам удалось слышать в Сибири от ссыльных, или собственно тюремные песни:

I

 При долинушке вырос куст с малинушкой
 (или с калинушкой)
 На кусточке ли (или на калинушке) сидит
 млад соловеюшко,
 Сидит, громко свищет.
 А в неволюшке сидит добрый молодец,
 Сидит, слезно плачет;
 Во слезах-то словечушко молвил:
 — Растоскуйся ты, моя любезная, разгорюйся!
 Уж я сам-то по тебе, любезная,
 Сам я по тебе сгоревался.
 Я от батюшки, я от матушки
 Малой сын остался.
 «Кто тебя, сироту, вспоил, вскормил?»
 — Вскормил, вспоил православный мир,
 Возлелеяла меня чужая сторонка,
 Воскачала-то меня легкая лодка.
 А теперь я, горемышный, во тюрьму попал,
 Во тюрьму попал, тюрьму темную.

II

 Из-за лесу, лесу темного,
 Из-за гор, гор высоких,
 Выплывала лодка легкая.
 Ничем лодочка не изукрашена,
 Молодцами изусажена;
 Посередь лодки бел шатер стоит;
 Под шатром-то золота казна;
 Караульщицей красна девица,
 Девка плачет, как река льется;
 У ней слезы, как волны бьются.
 Атаман девку уговаривает:
 — Не плачь, девка, не плачь, красная!
 «Как мне, девушке, не плакати?
 Атаману быть убитому,
 Палачу (есаулу?) быть расстреляну!
 А мне, девушке, тюрьма крепкая
 И сосланьице далекое.
 В чужедальнюю сторонушку,
 Что в Сибирь-то некрещеную!»

III

 Ты воспой, воспой,
 Жавороночек,
 На крутой горе,
 На проталинке.
 Ты утешь-ка, утешь,
 Меня, молодца,
 Меня, молодца
 Во неволюшке,
 Во неволюшке,
 В каменной тюрьме,
 За тремя дверьми
 За дубовыми,
 За тремя цепями
 За железными.
 Напишу письмо
 К своему батюшке, —
 Не пером напишу,
 Не чернилами,
 Напишу письмо
 Горючьми слезьми.
 Отец с матерью
 Отступилися:
 «Как у нас в роду
 Воров не было,
 Ни воров у нас,
 Ни разбойников».

IV

Уж ты, гуленька мой голубочек,
Сизокрылый ты мой воркуночек!
Отчего ко мне, гуленька, в гости не летаешь?
Разве домичка моего ты не знаешь?
Мой домик раскрашенной: ни дверей нет, ни окошек,
Только печка муровая, труба дымовая.
Как во трубочку дымок повевает,
А у моей любушки сердце занывает.
Ах вы, нянюшки-мамушки!
Вы берите ключи золотые,
Отпирайте замки вы витые,
Вынимайте вы уборы дорогие.
Вы идите к чиновникам с поклоном —
Выручайте, дружки, из неволи!
Или голоску моего, гуленька, ты не слышишь:
Мой громкой голос ветерком относит?
Или сизые твои крылья частым дождем мочит,
Холодным осенненьким сверху поливает?
Как не ласточка кругом саду летает,
Не касаточка к земле низко припадает,
А про мое несчастьице, видно, не знает:
Будто я, добрый молодец, во тюрьме сижу, во неволе.
Что никто-то, никто ко мне, доброму молодцу,
Не зайдет, не заедет, никто не заглянет.
Тут зашла-зашла к нему гостюшка дорогая,
Вот его-то любушка милая;
Не гостить зашла, а проведать.
Уж ты, любушка, ты моя радость дорогая,
Выкупай ты меня Бога для из неволи!
Не жалей ты своих цветных уборов:
Ты сходит-ка, сходи в дом к прокурору,
Попроси ты его слезно, попрошай-ка:
Не отпустит ли он меня, молодца,
На вольной свет погуляти,
Свое горе лютое разогнати? {2}

V

 Соловейко ты мой, соловейко,
 Разнесчастный ты мой соловейко!
 Ты не вей себе, не вей себе теплого гнездышка,
 Не вей при дорожке,
 А совей-ка лучше его при долине:
 Там никто его, никто не разорит
 И твоих малых детушек никто не разгонит.
 Как у Троицы было под горою,
 За каменною было за стеною,
 Там сидит, сидит добрый молодец,
 Он сидит, сидит в каменной тюрьме;
 Он не год сидит, он не два года.
 Что никто к нему, разудалому,
 Никто не зайдет, никто не заедет.
 Тут зашла к нему гостюшка дорогая,
 К нему матушка его родная;
 Не гостить зашла, а проведать:
 — «Каково-то тебе, сыну милому,
 Во тюрьме сидеть, во неволюшке?
 Во тюрьме сидеть за решетками,
 За решетками за железными?»
 — Ах ты, матушка, ты, родимая!
 Ты сходи, сходи к прокурору в дом,
 Попроси-ка ты его милости,
 Не отпустит ли меня, доброго молодца,
 На свет белый погулять еще?

VI

 Привелось мне, доброму молодцу,
 Ехать мимо каменной тюрьмы.
 На тюремном-то на белом окошечке
 Сидел добрый молодец:
 Он чесал свои русы кудерушки,
 Частым белым гребешком.
 Расчесавши свои русы кудерушки,
 Сам восплакал слезно и сказал:
 «Вы подуйте-ка, буйны ветры,
 На родиму сторону!
 Отнесите-ка вы, ветры буйные,
 Моему батюшке низкий поклон,
 Как моей родимой матушке челобитьице!
 А жене молодой вот две волюшки:
 Как первая воля — во вдовах сиди,
 А вторая воля — замуж пойди!
 На меня-то, молодца, не надейся,
 У меня-то, молодца, есть своя печаль непридумная:
 Осужден-то я на смертную казнь,
 К наказанью ль кнутом да не милостному [33].

VII

 Ты не пой-ка, не пой, млад жавороночек,
 Сидючи весной на проталинке,
 На проталинке — на прогалинке.
 А воспой-ка, воспой, млад жавороночек,
 Воспой-ка, воспой при долине.
 Что стоит ли тюрьма,
 Тюрьма новая,
 Тюрьма новая, дверь дубовая;
 Что сидит ли там, сидит добрый молодец,
 Он не год сидит, он не два года,
 Сидит ровно семь годов.
 Заходила к нему матушка родная!
 «Что я семь-то раз, семь раз выкупала,
 Что и семь-то я, семь тысяч потеряла,
 Что осьмой-то, осьмой-то тысячи не достало».

VIII

Сад ли мой, садочек,
Сад зеленый виноград!
Отчего садик поблек? —
В саду Ванюшка гулял,
Красных девок забавлял,
Во победушку попал,
Во победу, во нужду:
В крепку каменну тюрьму.
Под окном Ваня сидел,
С конем речь говорил:
«Ах ты, конь мой вороной,
Конь, добра лошадь моя!
Ты не выведешь меня
Из победы, из нужды,
Из крепкой каменной тюрьмы».
Как солнце на восход, —
Ведут Ваню на допрос.
Поперед палач с плетьми,
Позаде жена с детьми
Уливается слезами.
«Ах ты, женушка моя!
Жена, барыня моя!
Чем дарила палача?» —
Со белой шеи платком,
Со правой руки кольцом. —
Красно солнце на закат,
Ведут Ванюшку назад.

Сопоставляя эти песни рядом, мы видим в них разительное сходство в основных мыслях: одна служит основанием другой. Если источник этих песен лежит в думах заключенников русских тюрем (где они, по всему вероятию, и придуманы), то, тем не менее песни эти любимые и у сибирских арестантов. Одна песня (№ IV) даже до такой степени освоилась в Сибири, что ее там признают все за свою, называют сибирскою национальною и знают ее и поют все, начиная с тюремных казарм и крестьянских изб и кончая богатыми кабинетами и гостиными богатых купцов и золото- промышленников. Эта — одна из самых известных и распространенных песен в Сибири, несмотря на то, что коренной сибиряк вообще петь не охотник, мало знает песен и почти ни одной своей не придумал. Сибирскою можно назвать упомянутую песню разве потому только, что сибиряки несколько изменили напев, отличающийся от русского боль- шею тоскливостью (к тому же он и растянутее). Творчество в Сибири, по-видимому, не шло дальше того, что завещано Россиею, и остановилось, удовлетворенное старыми русски- ми образцами. Взамен того, в Сибири заметно явление противоположного свойства: там из готового материала составляются новые песни, в которых начало взято из одной, конец приставлен из другой. Эта перетасовка и перекройка стихов — дело обычное у арестантов, примеры мы укажем ниже. Вот, между прочим, один, отвечающий сразу трем песням, помещенным нами под №№ III, IV и V. В России III песне отвечает следующая, очень распространенная:

Ты воспой, воспой, млад жавороночек,
Сидючи весной на проталинке.
Сидит молодец в темной темнице,
Во темной темнице-заключеньице;
Пишет он граматку к отцу, к матери,
К отцу, к матери, к молодой жене:
«Ох ты, матушка, родной батюшка!
Выкупи, выручи доброго молодца,
Доброго молодца из темной темницы».
Как отец-то и мать отказалися,
Все сродники отступаются [34].
Ты воспой, воспой, мил жавороночек,
Сидючи весной на проталинке.
Сидит молодец в темной темнице,
Во темной темнице, в заключеньице;
Пишет граматку к красной девице,
К красной девице, прежней полюбовнице:
«Выкупи, выручи доброго молодца,
Ах ты душенька — красная девица,
Ты, прежняя моя полюбовница!»
 Красная девица горько всплакнула,
 Горько всплакнула, слова молвила:
 «Ох вы нянюшки, мои мамушки!
 Вы берите скорей золоты ключи,
 Отпирайте вы кованы ларцы,
 Вы берите казны сколько надобно,
 Выкупайте доброго молодца,
 Доброго молодца из темной темницы,
 Из темной темницы-заключеньица».

Песня под № VIII составлена из двух, из которых одна поется в России так: