Ларс Браунворт - Забытая Византия, которая спасла Запад

• Название: Забытая Византия, которая спасла Запад
• Автор: Ларс Браунворт
• Издательство: Астрель
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-41620-0

Цивилизация, отнюдь не уступавшая западноевропейской в Средние века — и, напротив, во многом ее превосходившая.

В школах Константинополя обсуждали тончайшие нюансы литературного и философского наследия Платона, Сократа и Гомера, — а в Западной Европе еще не была создана даже «Песнь о Роланде». В византийскую столицу — величайший центр культуры, торговли, науки и ремесел — текли реки золота, византийские армии множество раз противостояли вражеским силам, готовым вторгнуться в Европу. И именно Византия была последним щитом между христианской Европой и мусульманским Востоком.

Читая увлекательную книгу Ларса Браунворта, читатель словно сам оказывается на улицах и во дворцах Константинополя в интересные периоды истории Ромейской империи…

---

Впрочем, ее подданные не намеревались позволить Ирине вручить империю варварскому претенденту. Чтобы избавиться от потерявшего доверие монарха, они действовали быстро, Ирина же почти не оказала сопротивления. Всю жизнь крепко державшаяся за власть, теперь она потеряла ее буквально в мгновение ока. Группе патрициев не составило особого труда сместить ее с трона и арестовать. Послушно сидя под стражей во дворце, которым она распоряжалась еще совсем недавно, Ирина тихо ждала, пока собравшийся на Ипподроме народ провозглашал императором одного из ее министров финансов, а затем покорно отправилась в ссылку на остров Лесбос в Эгейском море.

Свержение Ирины положило конец не только прежнему режиму. Ее правление было последним, когда в христианском мире существовал единый и неоспоримый мирской глава, его конец знаменовал окончательное крушение старого римского мира. Империя Ирины слабо походила на гордое государство Августа, и различия заключались в чем-то большем, нежели пустая сокровищница и разрушенная экономика, ставшие результатом ее недальновидных попыток купить народную любовь. Старый порядок сохранялся на Востоке еще долго после того, как его свет покинул Запад, но результатами набегов и чумы стала тяжкая разруха, в то время как беспрестанные атаки мусульманских армий войск отняли у империи Испанию, Сирию, Палестину, Египет и Северную Африку.

То, что началось с сокрушительного наступления ислама, закончилось коронацией Карла Великого. Византия подверглась чудовищному давлению, как внутреннему, так и внешнему, и каждый слой общества претерпел необратимые изменения. Византия больше не властвовала над Средиземноморьем, раскинувшись по теплым берегам, что дали ей жизнь. Последние следы классической империи Константина и Юстиниана исчезли под обломками правления Ирины, и враги, наседавшие со всех сторон, угрожали самому существованию Византии. Слишком поздно было пытаться исправить нанесенный вред. Византии предстояло приспособиться к новой ситуации или исчезнуть.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. ПЕРЕМЕНЫ К ЛУЧШЕМУ

Словно для того, чтобы подчеркнуть опасность положения Византии, на заре IX века появилась новая смертельная угроза. Великий полководец пересек Карпаты и объединил племена болгар от Трансильвании до Дуная, выковав тем первую великую Болгарскую империю. Известный только под именем «Крум», ужасный хан разметал посланные против него византийские армии, убил одного императора и сумел стать причиной свержения другого.[118]

Почти не встречая сопротивления, его солдаты атаковали богатые города вокруг Черного моря, захватывая в плен всех их жителей и угрожая полностью наводнить Балканы. Казалось, даже Константинополь был готов пасть перед не знающим поражений завоевателем — но его стены подтвердили свою прочность, и разочарованным болгарам пришлось удовольствоваться тем, что они сравняли с землей предместья и убили все живое, что не успело убраться с их дороги.

К счастью для империи, опасность Крума, как Аттилы до него и Чингисхана после, в большей степени основывалась на силе его личности, а не на какой-либо могущественной основе, и после смерти хана возглавляемая им мощь улетучилась так же быстро, как и возникла. Однако унижения, которые пришлось претерпеть с такой неожиданной стороны, глубоко поразили напуганных жителей империи и привели к повторному возрождению иконоборчества. Что бы ни творили императоры-иконоборцы, в военном отношении они всегда оказывались эффективны — а теперь именно этой доблести крайне недоставало империи. Менее чем через десять лет после смерти Ирины толпа прервала службу в Церкви апостолов, вломившись в богато украшенную мраморную усыпальницу Константина V и умоляя великого иконоборца восстать из мертвых и снова повести византийские армии к победе.

Однако, к несчастью для империи, предание огню произведений искусства мало способствовало усилению армии. После нескольких десятилетий относительного покоя халифат возобновил наступление, и имперская армия на деле показала, что не способна остановить его. В 826 году мусульманские войска высадились на Крите, навязали ислам сопротивляющемуся населению и превратили столицу острова Кандию в самый оживленный невольничий рынок в мире. К 838 году мусульмане вторглись в Малую Азию, разграбили город Аморий и заживо сожгли его жителей в городской церкви, где те заперлись, поймав себя в ловушку.[119] На следующий год была покорена большая часть западной Сицилии, одновременно мусульмане вступили в Италию, захватив Тарент и использовав «каблук» итальянского сапога как базу для дальнейших атак на земли, где ныне располагается Хорватия. Имперское правительство было настолько встревожено, что отправило к западному императору Людовику Благочестивому своих послов, умоляя о помощи. Но до возникновения идеи крестовых походов оставалось еще более двухсот лет, и просьбы ни к чему не привели.

Игнорируя все более явные свидетельства обратного, императоры упрямо продолжали настаивать, что иконоборчество — это единственный способ вернуть имперской армии божественную милость. Один император даже лично руководил избиением двух палестинских монахов, которые отказались уничтожить свои иконы, и когда после недели подобного обращения их все же не удалось заставить переменить свое мнение, он велел вытатуировать на их лицах оскорбительные стихи и изгнал монахов в Анатолию. Но подобные неуклюжие меры никогда не были особенно действенны в вопросах, касающихся веры, и без аргумента в виде победы, способного подкрепить иконоклазм, тот не имел силы. Большинство византийцев понимали, что они напрасно уничтожили свои иконы и подавили свое чувство прекрасного. Менее чем через тридцать лет, в 843 г., иконоборчество снова бесславно исчезло. В первое воскресенье Великого поста того года прекрасная и блистательная императрица Феодора официально прекратила последний значительный византийский раскол, проведя общий церковный совет и благодарственную службу в Софийском соборе.[120] Художники снова взялись за свои кисти, молотки и резцы и продолжили попытки изобразить божественное в красках, дереве и камне. Хотя прошло несколько лет, прежде чем первая икона появилась в великой церкви Святой Софии, ее открытие показало, что годы гонений не умалили силы византийского искусства.[121]

Если не принимать во внимание военные неудачи, в IX веке появились ободряющие признаки того, что империя медленно восстанавливает свои силы. Уменьшившись после военных потерь, она сократилась до ядра, состоявшего из Малой Азии, Фракии и Греции, но эти территории были сильными и сплоченными. Религиозное инакомыслие по большей части исчезло вместе с беспокойными землями Сирии и Египта, и небольшое имперское правительство действовало достаточно эффективно вне зависимости от того, кто сидел на троне. Были открыты новые золотые прииски, вскоре заполнившие до краев обедневшую сокровищницу, и вслед за этим неожиданным изобилием возникло богатое сословие торговцев.

Еще более обнадеживающим стало возрождение образования, которое, что довольно неожиданно, разгорелось из угасающих углей иконоборчества. Попытки поддержать ту или иную сторону в споре ссылками на неясные цитаты более ранних отцов церкви вылились в изучение того, как их можно опровергнуть. Во время правления императора Феофила в середине IX века учителя содержались за счет государства, открывались скриптории, а константинопольский университет обзавелся новыми факультетами права и философии.[122]

Это являло собой примечательный контраст с Западом, где церковь медленно распространяла сохраненные ею крупицы учености. Средневековая западная мысль, хотя и довольно оживленная, была отрезана от своего богатого исторического наследия; ей пришлось дожидаться Ренессанса, чтобы вновь опереться на античные знания. Однако восточные школы могли следовать своим философским и литературным традициям, поскольку те не пострадали. За несколько лет обновленная интеллектуальная слава Византии стала настолько велика, что халиф даже попросил, чтобы ученого специалиста послали в Багдад. Император, скорее всего приняв мудрое решение, отказал ему в разрешении уйти, взамен устроив его в столице, чтобы продолжить бурное развитие. Приободренные новыми веяниями любопытства, придворные историки снова взялись за перо, знатная молодежь вернулась к изучению классики, и византийская ученость, которая пребывала почти что в спячке со времен правления Ирины, расцвела снова. Армии Феофила могли быть рассеяны в Малой Азии, но он взял свое в культурном возрождении, покоряя сердца подданных своим стремлением к справедливости.[123]

В эпоху, когда император выглядел неприступной фигурой — человеческим представителем бога на земле, — Феофил был удивительно близок к своим подданным. Страстный поклонник гонок на колесницах, однажды он принял участие в соревновании под знаменами синих и восхитил толпу своими умениями.[124] Однако самой удивительной для жителей Константинополя привычкой императора было то, что он тайно прогуливался по улицам столицы, расспрашивая тех, кто ему встречался, об их заботах и следя за тем, чтобы торговцы устанавливали справедливые цены на свои товары. Раз в неделю, сопровождаемый ревом труб, он верхом проезжал из одного конца города в другой, приглашая всех, у кого были жалобы, встретиться с ним. Остановившие его могли рассчитывать на то, что их с вниманием выслушают независимо от того, насколько могущественной была другая сторона в споре. Одна из таких историй повествует о вдове, которая приблизилась к императору и сделала шокирующее заявление, что тот самый конь, на котором сидит император, был украден у нее старшим магистратом города. Феофил должным образом рассмотрел дело и когда обнаружил, что вдова была права, он приказал выпороть магистрата, а своим наблюдающим подданным сказал, что справедливость — это величайшая добродетель императора.[125]