Редьярд Киплинг - Собрание сочинений. Том 6. Индийские рассказы. История Гедсбая. Самая удивительная повесть в мире и другие рассказы

• Название: Собрание сочинений. Том 6. Индийские рассказы. История Гедсбая. Самая удивительная повесть в мире и другие рассказы
• Автор: Редьярд Киплинг
• Издательство: ТЕРРА— Книжный клуб
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-275-01593-5

Джозеф Редьярд Киплинг (1865–1936) — классик английской литературы, лауреат Нобелевской премии по литературе 1907 г., обязанный своей славой прежде всего романтике, которой овеяны его поэтические сборники.

В шестой том собрания сочинений вошли: «Индийские рассказы», пьеса «История Гедсбая», сборник «Самая удивительная повесть в мире и другие рассказы». Сложен и богат мир рассказов Киплинга, представляющих по сути энциклопедию сюжетного опыта лучших английских и американских рассказчиков XIX в. Им присущи психологичность, новаторство, заключающееся в введении новых пластов жизни в ткань повествования, и своеобразный натурализм.

---

— Половина одиннадцатого, клянусь Юпитером! Ну, скажу, что увлекся спортом. Во всяком случае, не пожелают же они непременно видеть меня в первый же вечер. Вероятно, ушли спать.

Он прошел мимо открытых французских окон гостиной.

— Нет, не ушли. По-видимому, все устроились тут очень комфортабельно.

Он увидел своего отца сидящим в своем обычном кресле; мать также сидела на своем месте; у рояля, спиной к окну, сидела незнакомая ему молодая девушка. Сад при лунном свете имел почти божественный вид, и Джорджи повернулся и пошел между розами, чтобы докурить трубку.

Окончилась прелюдия, и раздался голос, из тех, что в детстве он называл «сливочными» — настоящее, глубокое контральто, и вот что он услышал:

Там, за пурпуровым краем, внизу,
Где светит огонь одинокий.
Ты знаешь ли путь в ту страну
Чрез Озеро Грез, путь далекий?
В Стране Благодатной забудет
Страданья несчастный больной.
Но мы, — горе нам! — нас разбудят,
Мы край тот покинем родной:
Полисмен наш День нас прогонит
Далеко от Города Снов.

* * *

Там, за пурпуровым краем, внизу.
Когда еще грезы неясны.
Взгляни, о взгляни в ту Страну,
Не впустят туда нас, несчастный!
Изгнанников, стража вернет
Нас в Явь из Страны Благодатной.
О, горе нам, горе! Придет
За нами страж — День безотрадный,
Прогонит из Города Снов.

Когда эхо прозвучало в последний раз, он почувствовал, что во рту у него пересохло и что пульс его бьется непривычно сильно. Экономка, вообразившая, что он упал в пруд и простудился, ожидала его на лестнице, и, так как он не видел ее и ничего не ответил ей, она пустила в ход рассказ, который заставил его мать прийти и постучаться в дверь его комнаты.

— Что-нибудь случилось, милый? Гарпер сказала, что ей показалось, будто ты не…

— Нет, ничего. Я совсем здоров, мамочка. Пожалуйста, не приставайте.

Он сам не узнал своего голоса, но это был пустяк в сравнении с тем, что он обдумывал. Очевидно, вполне очевидно, это совпадение было полным безумием. Он доказал это к удовольствию майора Джорджа Коттара, который должен был отправиться на следующий день в город, чтобы послушать лекцию «О способах доставления амуниции во время похода», а когда доказал, то душа и ум, сердце и плоть Джорджи радостно воскликнули: это девушка из «Ущелья Лилии», девушка утреннего континента, девушка «тридцатимильной прогулки», девушка кучи валежника! Я знаю ее.

Он проснулся в кресле, окоченевший; при солнечном свете положение не показалось ему нормальным. Но человеку нужно есть, и он сошел к завтраку, стиснув зубы и взяв себя в руки.

— По обыкновению, опоздал, — сказала мать. — Мой мальчик, Мириам.

Высокая девушка в черном подняла глаза, и вся выдержка Джорджи покинула его — как только он понял, что она ничего не знает. Он смотрел на нее хладнокровно и критически. Вот густые, черные волосы, откинутые со лба, характерно вьющиеся над правым ухом; вот серые глаза, стоящие довольно близко друг к другу; короткая верхняя губа, решительный подбородок и знакомая постановка головы. Вот и маленький, хорошо очерченный рот, который когда-то поцеловал его.

— Джорджи, милый! — с изумлением проговорила мать, потому что Мириам вспыхнула под его пристальным взглядом.

— Я… я прошу извинения! — задыхаясь, проговорил он. — Не знаю, говорила ли вам мать, что по временам я бываю идиотом, в особенности до завтрака. Это… это семейный недостаток.

Он повернулся и стал рассматривать горячие блюда, стоящие на буфете, радуясь, что она не знает, ничего не знает.

Его разговор во время завтрака походил на речь тихопомешанного; но матери казалось, что она никогда не видала своего сына таким красивым. Как может какая-либо девушка, в особенности Мириам с ее проницательностью, не пасть ниц и не поклоняться? Но Мириам была очень недовольна. Никогда в жизни никто не смотрел на нее таким упорным взглядом, и она сейчас же ушла в свою скорлупу, когда Джорджи объявил, что он изменил свое намерение насчет поездки в город и останется играть в теннис с мисс Ласи, если она не имеет в виду чего-либо лучшего.

— О, я не желаю мешать вам. Я занята. У меня есть дело на все утро.

«Что это сделалось с Джорджи? Отчего он вел себя так странно? — вздыхая, проговорила про себя мать. — Мириам так чувствительна».

— Вы композиторствуете, не правда ли? Должно быть, это очень приятно, когда к этому есть способности. («Свинья, о, свинья!» — думала Мириам.) Я слышал, как вы пели, когда я возвращался вчера вечером после рыбной ловли. Что-то насчет «Моря грез», не так ли? (Мириам содрогнулась до глубины своей оскорбленной души.) Прелестная песня. Что вы думаете о таких вещах?

— Ведь вы только сочинили музыку, милая?

— И слова, мамочка. Я уверен в этом! — сказал Джорджи со сверкающими глазами. (Нет, она ничего не знала.)

— Да, я написала и слова.

Мириам говорила медленно; она знала, что шепелявит, когда нервничает.

— Но как ты мог это узнать, Джорджи? — сказала мать в восторге, словно самый молодой майор в армии был десятилетний мальчик, отличающийся перед гостями.

— Я как-то был уверен в этом. О, мамочка, во мне есть много непонятного для вас. Похоже, что будет жаркий день — для Англии. Не желаете ли поехать верхом после полудня, мисс Ласи? Если хотите, мы можем выехать после чая.

Мириам не могла отказаться, ради приличия, но любая женщина могла бы заметить, что это предложение не вызвало в ней восторга.

— Будет очень хорошо, если вы поедете по Бассетской дороге. Тогда я могу не посылать Мартина в село, — сказала мать, заполняя паузу в разговоре.

Как у всякой хорошей хозяйки, у матери была одна слабость — мания к маленьким стратегическим хитростям, при помощи которых можно было бы поберечь лошадей и экипажи. Родственники-мужчины жаловались, что она обращает их в обыкновенных извозчиков, и в семье существовала легенда, будто она раз, накануне охоты, сказала отцу:

— Если будете убивать дичь вблизи Бассета, милый, и если не будет слишком поздно, не заедете ли вы в село и не купите ли мне вот по этому образчику?

— Я знал, что так будет. Вы никогда не пропустите удобного случая, матушка. Если это рыба или чемодан, я не возьму. Джорджи рассмеялся.

— Это только утка. Их очень хорошо готовят у Маллета, — просто сказала мать. — Ведь это ничего, не правда ли? У нас будет обед в девять часов, потому что так жарко.

Длинный летний день тянулся, словно целый век; но, наконец, на лужайке подали чай и появилась Мириам.

Она очутилась в седле прежде, чем он успел предложить ей помощь, вскочив легко, как ребенок, садившийся на пони, чтобы отправиться на прогулку в тридцать миль. День продолжал быть безжалостным по-прежнему. Джорджи три раза сходил с лошади, чтобы взглянуть на камни, будто бы попавшие в ногу Руфуса. При ярком свете нельзя сказать даже простых вещей, а то, что надумал сказать Джорджи, было не просто. Поэтому он говорил мало, и Мириам испытывала чувство не то облегчения, не то презрения. Ей было досадно, что это большое, несносное существо знает, что слова вчерашней песни написаны ею; хотя девушка может распевать вслух о своих самых затаенных фантазиях, она не любит, чтобы их попирали филистимляне-мужчины. Они приехали на маленькую Бассетскую улицу с домами из красных кирпичей, и Джорджи необыкновенно хлопотал при укладке утки. Она должна быть положена в такой-то сверток и так-то привязана к седлу; было уже восемь часов, а они были за несколько миль от обеда.

— Нам нужно торопиться! — сказала Мириам, соскучившаяся и рассерженная.

— Торопиться некуда; но мы можем проехать по холму Даухед и потом пустить лошадей по траве. Таким образом мы выиграем полчаса.

Лошади вышли на короткую душистую мураву, и тени сгустились в долине, когда они поехали рысью по большому пригорку, который господствует над Бассетом и западной проезжей дорогой. Незаметно езда стала более быстрой, несмотря на попадавшиеся кротовины. Руфус, как джентльмен, был внимателен к Денди Мириам, пока они не поднялись на вершину. Потом они две мили скакали рядом по склону; ветер свистел у них в ушах, сливаясь с ровными ударами восьми копыт и легким звяканьем мундштуков.

— О, это было чудесно! — крикнула Мириам, натягивая повод. — Мы с Денди старые друзья, но, я думаю, мы никогда не ездили так хорошо.

— Нет, но раза два вы ездили быстрее.

— В самом деле? Когда? Джорджи провел языком по губам.

— Разве вы не помните «тридцатимильной прогулки», со мной, когда «они» гнались за нами, на прибрежной дороге, море было слева — по дороге, идущей к фонарному столбу на дюнах.