Николай Новиков - У истоков великой музыки

• Название: У истоков великой музыки
• Автор: Николай Новиков
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989
• ISBN: 5-289-00464-5

Все биографы М. П. Мусоргского единодушно утверждают, что свои бессмертные произведения он создавал под впечатлением народной жизни, которую наблюдал на родине, в Псковском крае. Однако псковский период жизни оставался в биографии великого композитора "белым пятном". По неизведанной тропе к истокам творчества М. П. Мусоргского прошел автор этой повести - журналист и краевед-исследователь Николай Новиков.

 Книга интересна не только для историка, искусствоведа, музыканта, но и для широкого круга читателей, в том числе для туристов, посещающих Псковский край.

---

Предисловие

Модест Петрович Мусоргский своим творчеством оказал большее, чем любой другой русский композитор, влияние на мировое музыкальное искусство. Его вклад в сокровищницу всечеловеческой культуры огромен и по достоинству оценен цивилизованным обществом. Мне довелось побывать во многих странах, петь на сценах крупнейших театров, и я убедился, что Мусоргский - самый почитаемый русский композитор. На нашей планете нет ни одного крупного музыкального театра, который бы не имел в своем репертуаре его опер. Столетие со дня смерти композитора было широко отмечено во многих странах. В Италии на сцене "Ла Скала" были поставлены оперы "Борис Годунов", "Хованщина", "Сорочинская ярмарка", "Женитьба". В Англии старейший в Европе театр Ковент-Гарден отметил свой 250-летний сезон оперой нашего земляка "Хованщина". Меня пригласили на роль Хованского, а остальные партии пели англичане, специально изучив для этих ролей русский язык. После спектакля рецензенты писали, что "в затаившем дыхание зале особенно чувствовались значительность и величие Мусоргского". Для музыки великого россиянина нет границ и языковых барьеров.

 Мое знакомство с творчеством Мусоргского началось в детстве с пластинок. В консерватории любовь к композитору развил и укрепил педагог Василий Михайлович Луканин, который пел в операх Мусоргского на одной сцене с великим Шаляпиным. Много лет я осваивал партитуры Мусоргского и убедился, что только такой гений, как Шаляпин, смог открыть всю глубину психологии композитора. А мне Модест Петрович еще близок чисто по-человечески. Его доброта, сострадание к чужому горю, его бескорыстная и бескомпромиссная честность в жизни и искусстве поразительны.

 Однако, чем больше отдаляется от нас эпоха Мусоргского, тем больше мы осознаем, сколько загадок таят в себе его жизнь и его творчество. Великий музыкант намного опережал свое время, но правы ли будем мы, думая, что теперь, в 80-е годы XX столетия, мы постигли его? Его философские и эстетические взгляды, понимание русской истории и души русского человека, образ музыкального мышления, прежде всего гармонического и оркестрового,- все это должно быть и будет объектом пристального внимания всех, кому дороги история и судьба отечественной культуры. И несомненно, что для постижения загадок, которые таятся в жизни и творчестве композитора, необходимо изучать истоки его жизни и творчества.

 В 1977 году я впервые приехал к колыбели великой музыки - на родину Мусоргского и с тех пор по мере возможности стараюсь жить заботами музея, оказывать посильную помощь тем, кто стремится увековечить память великого музыканта.

 Среди земляков композитора, кто не по должности, а по велению души собирает по крупицам неизвестные сведения о великом псковиче, особое место занимает журналист из Великих Лук Николай Степанович Новиков. После В. В. Стасова и В. Г. Каратыгина его можно смело назвать третьим биографом М. П. Мусоргского. Открытия, сделанные им в архивах, материалы, найденные в местах, где прошло детство композитора, сведения, полученные от потомков тех, кто его знал, и от людей, состоявших в родстве с ним, хотя бы в самом дальнем, я бы назвал сенсационными. Заполнено столько "белых пятен" в биографии гиганта русской музыки, что невольно задаешь себе вопрос: "Как же мы до сих пор, не зная всего этого, судили о Мусоргском, исполняли его произведения?" В Великолукском архиве Н. С. Новиков обнаружил подлинную метрическую запись о рождении Модеста Петровича, документы о бракосочетании его деда и бабушки, отца и матери, открыл множество ветвей генеалогического дерева, исследовал историю фамилии, нашел местонахождение родовой усадьбы Мусоргских, установил прототипы персонажей композитора. Главные герои книги Н. Новикова "У истоков великой музыки" - сам композитор, его родные и близкие, земляки-крестьяне сел и деревень нескольких поколений, извлеченные из забвения благодаря обнаруженным в архиве рукописным книгам. Не забыл автор и наших современников, тех энтузиастов, кто создавал музей, а также исполнителей произведений Мусоргского. Очерки Н. С. Новикова преисполнены благоговения перед гениальным сыном русской земли и одинаково интересны и для историка, и для музыканта, и просто для всякого человека, которому дорого наше духовное наследие. А главную ответственность за судьбу всего, что связано с именем композитора, несем мы, его соотечественники, тем более что судьба была к нему несправедлива, во многом несправедлива и сейчас. Великий новатор Мусоргский зовет нас в будущее, как он писал: "Вперед, к новым берегам".

 Евгений Нестеренко,

 Герой Социалистического Труда,

 народный артист СССР,

 лауреат Ленинской премии, профессор

Тропа к Мусоргскому

 В середине июля 1966 года, через неделю после выписки из больницы, я сошел с поезда на полустанке Жижица. Вдоль линии вплотную стояли вековые сосны, и я с наслаждением вдыхал холодный смолистый воздух, о котором так мечталось в душной больничной палате.

 Поезд ушел, а я все стоял и не мог надышаться, пока не обратил на себя внимание дежурной. Ее, видимо, заинтересовал единственный пассажир без вещей, который никуда не спешил. Я спросил ее, как пройти в Карево.

 - Вон в ту сторону,- махнула дежурная свернутым флажком.- Километров пять отсюдова будет.

 Когда я проходил мимо, она все-таки не удержалась и полюбопытствовала:

 - А у вас там что, свои живут или дачу снимаете?

 Я стал неуверенно объяснять про Мусоргского.

 - Не-е-е, такие там не живут,- перебила железнодорожница и направилась к служебному домику.

 От станции вела песчаная дорога, с островками незатоптанной травы, с чистыми лужицами после ночного дождя, которые надо было обходить стороной. Слева на взгорке увидел серую от старости деревянную двухэтажную школу, а через дорогу напротив - несколько опрятных домиков, без традиционных для деревни хлевов при них, но с яркими цветами в палисадниках. По всем приметам здесь жили учителя, и у меня мелькнула мысль поговорить с ними о Мусоргском. Но у домиков было тихо и безлюдно: время летних каникул.

 Тогда я не мог допустить даже мысли, что в этой старенькой сельской школе ровно через два года произойдет событие, о котором узнают не только в нашей стране, но и за рубежом. Не ведали об этом и будущие виновники события - местные учителя.

 Дорога все круче поднималась на взгорок, и дышать становилось труднее - утро мглистое, сырое, да и грудь еще стягивала тугая повязка. И опять, как накануне дома и в поезде по пути сюда, начали одолевать сомнения, которые еще больше подогрела станционная дежурная. Действительно, к кому и зачем я приехал? С больничного меня еще не выписали, в командировку сюда никто не отправлял...

 Теперь, спустя два десятилетия, пытаюсь понять: почему тогда поехал в Карево? Может быть, какое-то высшее предопределение привело на тропу к Мусоргскому? Ведь все, что произошло дальше, в корне изменило мою жизнь!

 Первый шаг к Мусоргскому был сделан в больнице. В Ленинград попал в надежде на чудо, которое, как говорили, совершал известный хирург, профессор военно-медицинской академии Иван Степанович Колесников. Он делал сложнейшие операции на легких, многим сохранил жизнь и вернул здоровье. Но хирургические чудеса достаются нелегко. Мне и моим сопалатникам из разных концов страны пришлось лежать в больнице около года. Палата для нас стала домом, и невольно приходилось притираться друг к другу.

 Соседу по койке, ленинградцу Борису Николаевичу Воробьеву, однажды принесли из дома проигрыватель с пластинками. Воробьев был истинный русский интеллигент: мягкий, деликатный, сострадающий слабому, за что любили его и больные, и персонал. Но музыку, которую он крутил каждый день, не очень-то одобряли. Слушал он классику, чаще всего Бетховена и особенно его девятую симфонию. Наверное, в этой музыке было что-то близкое нашему состоянию, когда одна операция не помогла и надо было томительно ждать, пока снова повезут в операционную. Ждать, переживать и надеяться... Тревога, боль, надежда звучали в девятой симфонии, и это улавливали наши растревоженные души.

 В большой коробке с пластинками был и Мусоргский - фрагменты из оперы "Борис Годунов". Об этом композиторе я слышал, мне нравился "Рассвет на Москва-реке" из "Хованщины", который в те годы часто исполняли по радио. Но сосед слушал другое: "Скорбит душа, какой-то страх невольный зловещим предчувствием сковал мне сердце".

М. П. Мусоргский. 1873г

 Однажды Борис Николаевич положил передо мной книгу.

 - Почитай, это ведь о твоем земляке.

 Тогда я ухватил только некоторые штрихи биографии Мусоргского, которой ДО этого не знал вообще. И наверное, заинтересовала не музыка, а сложная жизнь композитора, а вернее что-то тревожное в его судьбе, созвучное моим больничным переживаниям. Тогда я и загадал: "Выйду из больницы живым, обязательно съезжу в Карево"... И вот теперь шел в эту деревню.