Владимир Захаров - Орден госпитальеров

• Название: Орден госпитальеров
• Автор: Владимир Захаров
• Издательство: Алетейя
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91419-244-7

В книге впервые комплексно исследуется история одного из древнейших духовно-рыцарских орденов Католической церкви — Ордена госпитальеров, или иоаннитов. Ныне он широко известен под именем Мальтийского Ордена. Его судьба переплелась не только с историей Палестины, Византийской Империи, многих государств Западной Европы, но в конце XVIII века и с судьбой Российской Империи, когда российский император Павел I стал 72-м Великим Магистром Державного Ордена св. Иоанна Иерусалимского. Совсем недавно в Европе прошли торжества, посвященные 900-летнему юбилею Ордена госпитальеров, но выясняется, что он имеет более древнюю историю. В отечественной исторической литературе эта тема поднимается впервые.

Книга предназначена специалистам, студентам и аспирантам гуманитарных факультетов вузов, а также широкому кругу читателей, которых она познакомит с неизвестной стороной истории Востока, Византии и Запада.

---

… и после того, как исстрадались войска во время осады, особенно от нехватки воды, созван был совет; и решили епископы и принцы, и повелели: пусть все <осаждавшие> обойдут стены этого города босыми, чтобы пробудить милость Того, кто вошел по кротости своей в город сей для спасения нашего. И после того, как смирились мы, отвратил Господь от нас гнев свой, и на восьмой день смирения нашего предал в наши руки город и врагов своих… И если вы спросите, что стало с врагами, которые были там, знайте, что в храме Соломона и на подходе к нему[182] скакали кони наших воинов по колено в крови сарацинов[183].

С завоеванием Иерусалима оказалась достигнутой главная цель Крестового похода — возвращение верующим величайших святынь христианского мира. Однако война на этом не закончилась, крестоносцам пришлось продолжать борьбу теперь уже с египтянами, у которых они отвоевали Палестину. Кроме того, завоеванные земли нуждались в налаженной системе управления. Уже 17 июля князья крестоносцев собрались на совещание, чтобы принять решение о государственном строе своей ближневосточной державы и избрать кого-либо из своей среды правителем Иерусалимского государства. Мнения разделились. Одни выступали за теократию, за своего рода церковное государство во главе с патриархом (которого еще предстояло избрать). Другие предпочитали видеть во главе нового государства короля. В конце концов, было решено избрать и патриарха, и короля. Это решение, стимулировавшее внутренние распри, наряду со многими другими факторами, позднее сыграло роковую роль в судьбе Иерусалимского королевства.

Первым латинским патриархом Иерусалимским стал капеллан герцога Роберта Нормандского Арнульф, а королем Иерусалимским был избран 22 июля герцог Готфрид Нижне-Лотарингский, больше известный под именем Готфрида Бульонского. Герцог Готфрид, как писали хронисты, «преисполненный истинного крестоносного духа, отказался от предложенной чести; потом он заявил о согласии принять на себя власть, но просил избавить его от необходимости титуловаться королем, ибо он, по его собственным словам, не желал носить королевский венец там, где Христос носил венец терновый». Он избрал для себя титул «Охранителя Святого Гроба». Его правление длилось недолго, ибо он умер уже 18 июля 1100 г. За неполный год правления он успел, однако, заложить основы для развития своего королевства и присоединить другие территории. К моменту его смерти в состав его державы, кроме Иерусалима, входили Хеврон, Вифлеем, Рамлу, Лидду, Наблус, Тивериаду и Назарет. Главные порты страны — Акра, Кесария и Аскалон изъявили готовность к уплате дани.

О простоте, смирении, благочестии и вере Годфрида Бульонского, как и о его отваге в бою, сохранилось немало свидетельств в лотарингском эпосе, где его подвиги воспеты в большом цикле героических песен. Внешне отказавшись от титула короля, он полностью подчинился патриарху, постоянно посещал святые места и храмы, где подолгу молился. Известно, что в первые же дни своего правления, Годфрид посетил госпитальеров и подарил им для содержания госпиталя деревню Сальсола под Иерусалимом, а также местечко Монтбуар со всеми принадлежащими ему землями, которые составляли часть его доходов в Брабанте. Это были первые владения госпитальеров в Европе. Весьма примечательно, что, узнав о таком даре, многие европейские князья и богатые сеньоры, отправлявшиеся в поход на Восток, старались не отставать, а порой и превзойти друг друга своими дарами госпитальерам. В короткое время странноприимница при храме св. Иоанна Крестителя «увидела себя обогащенною землями и доходами, как в Палестине, так и в Европе»[184]. Тогда же четыре рыцаря из его свиты добровольно остались у Герарда, приняв вскоре монашеские обеты. Это были Раймонд де Пюи и Дюдон Компе из Дюфине, Гасть (Касти), происхождение которого осталось не известным и Конон Монтегю из провинции Овернь. А.Ф. Лабзин и А. Вахрушев пишут, что кроме них остались «и многие другие»[185]. Так братство госпиталя святого Иоанна стало пополняться новыми членами, готовыми принимать монашеский сан, давать обеты, вести строгую затворническую жизнь.

Факт передачи госпитальерам в 1099 г. Годфридом Бульонским деревни Сальсола И. А. Настенко и Ю. В. Яшнев, считают той датой, когда произошло фактическое отделение странноприимницы св. Иоанна от бенедиктинского ордена и «чуть позднее братство отказалось от устава св. Бенедикта и приняло устав св. Августина, как более полно удовлетворяющий задачам и образу жизни братства»[186].

Мы никак не можем согласиться с подобным мнением по той причине, что нельзя говорить о том, что происходило даже в конце XI в. перекидывая от них мостик к событиям, случившимся спустя полтора века.

В утверждении И. А. Настенко и Ю. В. Яшнев речь идет о так называемом монастырском уставе Блаженного Августина.

Св. (у православных — Блаженный) Августин (Sanctus Aurelius Augustinus) (354–430), считается величайшим из отцов древней Церкви христианского Запада. Он был крупнейшим христианским теологом и церковным деятелем, является главным представителем западной патристики. Он был родоначальником христианской философии истории. Св. Августин прославился своим знаменитым сочинением «О Граде Божием», в котором «земному граду» — государству — противопоставлял мистически понимаемый «Божий Град» — церковь. Он развил учение о благодати и предопределении. Августин вел подобный монашескому образ жизни сначала со своими друзьями, а потом, уже будучи епископом города Гиппон (Северная Африка), с клириками, и в своих сочинениях «De opere monachorum», которое впоследствии часто называли «Regula Sancti Augustini» и «De moribus clericorum», письмах и речах касался монашеской жизни. Из этих его сочинений, а частью и из других, приписываемых ему, создались три известных под его именем, но ему не принадлежащих устава. Наибольшее значение имел так называемый третий устав, воспринятый в 1216 году Домиником и многими небольшими общинами итальянских отшельников, возникшими в XII–XIII вв.

Все монашеские ордены приобрели независимый статус только на IV Латеранском (1215) и II Лионском соборах. На них были сформулированы основные положения, касающиеся деятельности этих организаций. Они были напрямую подчинены папе Римскому и все подразделения этих организаций были освобождены от власти епископов. В то время как орден госпитальеров получил такой статус значительно раньше других в 1113 г.

Римские папы Иннокентий IV (1243–1254) и особенно Александр IV (1254–1261) старались объединить эти разрозненные братства и наряду с двумя главными нищенствующими орденами францисканцев и доминиканцев, создать третий, более связанный с Римом и более ему покорный.

Все редакции уставов были объединены папой Иннокентием IV и под общим именем «Августинского ордена» (Ordo fratrum eremitarum S. Augustini) 17 января 1244 года были утверждены под названием «Правил святого Августина». Окончательное утверждение августинский устав получил при папе Григории XIII (1572–1585)[187].

Таким образом, госпитальеры св. Иоанна времен блаженного Герарда никак не могли принять устав св. Августина, поскольку он к тому времени еще не был оформлен. Другое дело, что Герарду, вероятнее всего пришлось составить некое подобие устава своего братства, но официально такой документ был зафиксирован в период правления его преемника Раймонда де Пюи.

Тем временем в Иерусалиме, после его освобождения крестоносцами, быстро стали возникать и другие монастыри, строиться или восстанавливаться разрушенные, храмы, появились представители других монашеских братств. Готфрид Бульонский весьма способствовал привлечению европейского духовенства, которое должно было не только пополнить ряды местных монашеских братств, но и оживить монашескую жизнь в Святой Земле. Так, в монастыре в Иоасафовой долине он разместил монахов-бенедектинцев. Представители этого же братства уже жили в мужском монастыре св. Марии Латинской, принадлежавшем госпитальерам, но получили еще один монастырь, располагавшийся на горе Фавор. Бенендектинцы обосновались и в женских монастырях св. Магдалины и св. Анны. Конгрегация премонстратов населили монастыри св. Самуила на горе Радости и св. Аввакума в Рамлэ. В монастыре Палмареа оказались представители клюнийского братства.

Аббат Эккехард писал о том, как быстро после взятия Иерусалима уже в 1110–1115 гг. в этой земле «чудесным образом выросли церковные строения, епископства, монастыри, городские стены и замки, в портах, рынках и сельской местности забурлила жизнь»[188]. Комментируя это свидетельство, Ж. Ришар обращает особое внимание в своем труде на положение латинских священнослужителей, особенно обогатившихся в результате завоевания Святой Земли:

«Особым могуществом в Иерусалимском королевстве пользовалось духовенство. Имущество церкви было велико, ибо в дар от короля и франкских сеньоров ей доставались владения, ранее принадлежавшие греческому клиру. Однако королевская власть все же установила ограничения для этих дарений. В «Книге короля» запрещалось дарить церкви замок и, если продавался фьеф[189], то ни церковь, ни религиозный орден не могли их купить… не допускалось также, чтобы держания горожан были отданы церкви. Но от Филиппа Новарского мы знаем, что на деле все обстояло гораздо менее строго, чем на словах»[190].