Ианте Бротиган - Смерть не заразна

• Название: Смерть не заразна
• Автор: Ианте Бротиган
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-352-00911-4

Мемуарный роман дочери Ричарда Бротигана, великого рассказчика, последнего американского классика, которого признают своим учителем Харуки Мураками и Эрленд Лу.

---

Шкафы в доме были забиты старыми киножурналами и «Ридерз Дайджест» за тридцатые и сороковые годы. Я не понимала, как это люди, продавшие дом, не забрали такую ценность. Наверху в комоде я нашла пачки писем, написанных во время Второй мировой войны к некой Полли. Это имя тогда мне ужасно понравилось, потому что казалось одновременно и обычным, и достаточно редким. Днем на третьем этаже было нисколько не страшно. Он был весь залит солнцем и весь наполнен жужжанием пчел, которые жили огромным роем рядом с одним из окон. Я любила сидеть наверху одна, дышать запахом старой бумаги и перелистывать старые страницы. Как-то раз отец нашел в этих шкафах книгу, где героиню звали так же, как и меня. Книга была «Венчание и разлука», автор Шарлотт Брем, год примерно 1901-й. До того я встретила свое имя в книжке лишь однажды: в мне же адресованном посвящении на первой странице «Генерала Конфедерации из Биг-Сура». Меня это не удивляло. От отца я знала, что так в каком-то из мифов называлась горная фиалка и что так поэт Шелли назвал свою дочь. Второе имя у меня Элизабет — родители дали его на всякий случай, вдруг редкое имя мне не понравится. И они не раз говорили, что если я захочу, то меня будут звать Элизабет.

Я не знала ни одного человека с именем Ианте и очень удивилась, когда отец откопал эту книжку. Уж во всяком случае спорить на то, что он там его найдет, точно не стала бы. Героиню романа звали «леди Ианте». Отец у нее был граф, который неудачно вложил куда-то деньги и все потерял. Он впал в жуткое отчаяние. А леди Ианте его спасла, решив выйти замуж не по любви, а по расчету.

— Я люблю только отца, — сказала она своему жениху.

Когда мне исполнилось четырнадцать лет, отец купил ранчо, и с тех пор я стала ездить к нему не в Болинас, а в Монтану. В дом в Болинасе он вернулся через десять лет, и застрелился он тоже там, в гостиной на втором этаже, возле огромного, в человеческий рост, камина, из «магнума» сорок четвертого калибра. Прежде чем сделать выстрел, он стоял перед окном, которое смотрит на океан. Я не могу представить себе этой картины. Знаю, что в том углу гостиной всегда полутемно, а свет от светильника теплый. Что кожа на коричневом диване, рядом с которым он стоял, на ощупь прохладная. Знаю, что пахнет в той комнате хорошим деревом, океанским ветром и старыми, в плесени книгами. Но я здесь, а он там.

В 1984 году, когда Каденс узнала о смерти отца из вечерних новостей, первым ее желанием было прыгнуть в машину, примчаться в Болинас, пустить газ и взорвать этот дом. Она обвинила дом. Мы приехали туда через несколько дней вместе с мужем, мамой и родителями мужа. Они пошли разбираться в отцовских вещах, а я осталась в машине и плакала.

Маме, хотя она и развелась с отцом много лет назад, необходимо было с ним попрощаться. «Там не так страшно», — сказала она, успокаивая меня. Но я, как и Каденс много лет назад, никак не могла себя пересилить и переступить порог. Я осталась сидеть в машине, чувствуя себя там в безопасности, и долго смотрела оттуда на окно гостиной, возле которого он застрелился. Потом я заметила бабочек — сотни, тысячи оранжевых бабочек-монархов. Они вылетали из каминной трубы и садились на стену, покрывая ее живым ковром.

Когда я была маленькой, отец любил находить мне монархов.

— Смотри, — говорил он шепотом, тем благоговейным тоном, каким большинство мужчин говорят о прекрасном спортивном автомобиле, — бабочка. — И я, затаив дыхание, следила за ней, пока та не улетала.

Когда он умер, бабочки сами прилетели к нему, накрыв дом облаком, таким огромным, что от изумления у меня перестали течь слезы. Вскоре мы все уехали, а они остались.

Теперь дом отремонтирован, темные деревянные стены внутри выкрашены светлой краской. На месте огромных мертвых деревьев растут цветы. У семьи, которая здесь живет, родился ребенок. С террасы открывается вид на океан. Однажды я приехала сюда и ненадолго вошла в дом. Я заставила себя посмотреть в ту часть гостиной, где нашли тело отца, и с облегчением увидела, что его там нет.

МАМИНЫ РУКИ

После того звонка в день, когда обнаружили тело, мы отвечали на вопросы полиции, потом занимались вещами. Свекор упаковал все, что было в доме, и перевез к нам. Что-то оставили возле двери. Большую нейлоновую сумку повесили под деревом проветриваться. Часть вещей отправилась в гараж, но коробки с рукописям аккуратно перенесли в гостевую комнату. Свекор перевез даже банки из буфета. И даже мух.

Мне казалось, что, если я не стала входить туда, где лежит тело, я не заразилась. Среди вещей муж нашел запись фортепианного концерта, которую отец поставил и слушал перед тем, как застрелиться. Я ее вспомнила. Ее записал специально для отца кто-то из друзей в те времена, когда ему еще дарили подарки.

Уже поздно вечером, когда совсем стемнело, я собралась наконец спать. Свет, Тьма, День, Ночь, Жизнь, Смерть. Муж тогда уехал часа на два. «Я в порядке», — сказала ему я. Потому от дома родителей мужа — который стоял рядом с нашим, отделенный только рядом деревьев, — по кирпичной дорожке, осторожно, держа за плечи, меня вела моя мама. Прилетев с Гавайев, она не оставляла меня почти ни на минуту. Я открыла входную дверь и увидела свет из ванной, пробивавшийся через щели. Двинулась туда, мимо темных, клубившихся в гостиной, теней. Я хотела почистить зубы и тут же вернуться обратно: оставаться одной мне было нельзя.

В нашей ванной, где светло-зеленые стены по тридцатилетней давности моде были выложены кафелем, я сосредоточенно выдавила на щетку пасту. Начала чистить зубы и, чтобы не смотреть в зеркало, подняла глаза вверх. Сначала мне показалось, будто это новый бордюр на обоях, но я же знала, что нет никакого бордюра. Я присмотрелась и вдруг разглядела мух — сотни и сотни мух. Приехавшие в коробках с рукописями из Болинаса, они проснулись и выбрались наружу. В ванную их привлек свет.

Как была, со щеткой во рту, я выскочила из ванной и, мимо матери, опрометью бросилась вон. Мама кинулась следом. Догнала, схватила меня за руку.

Я швырнула куда-то щетку, стала отплевываться. Мама стиснула мне обе руки за спиной и прижала к себе с такой силой, что я не могла шелохнуться.

— Я умру, мама. Я теперь тоже умру.

Я задыхалась, плакала и все время отплевывалась, пытаясь избавиться от привкуса жизни, в которой столько мерзости. Я рвалась прочь, но мамины руки держали меня крепко.

— Ты не заразилась, нет, — твердила она мне на ухо. — Смерть не заразна.

ПОМОЩЬ

Свекровь отвезла меня в Сан-Хосе к известному врачу, специалисту по нервным срывам на почве самоубийства. Ученая дама приняла меня на бегу. Она торопилась на самолет. Ее визитная карточка хранится у меня до сих пор. За прошедшие десять лет я столько раз брала ее в руки, что она истерлась, уголки обтрепались и стали мягкие, будто кожаные. Не помню, спрашивала свекровь, нужен ли мне этот визит, или решила сама. Помню только, как мы сели в машину, а потом уже — как приехали. Мы вошли в низкое, вытянутое современное здание, где в коридорах сновало множество народу. В кабинете у нашего специалиста все было очень по-деловому. Без конца звонил телефон. В дверь стучали, входили люди, и она доставала папки и листала бумаги.

На меня она посмотрела мельком. Вопросы задавала в промежутках между очередным звонком и стуком в дверь. Я, как могла, отвечала.

— Не похоже, чтобы вы горевали из-за смерти отца.

Я подняла на нее глаза.

— Вы больше похожи на мать, которая оплакивает сына.

Я заплакала, потому что она попала в точку.

— Где он теперь?

Я начала было объяснять, что прах его в урне и что у меня еще не было времени…

Она перебила:

— Теперь он с вами, не так ли?

На мгновение я смешалась и вдруг поняла, что она имеет в виду.

Телефон как раз умолк, папки стояли на месте, в дверь больше никто не стучал.

— Наконец он ваш, — сказала она.

Я кивнула, по щекам потекли слезы.

Она протянула визитку:

— Позвоните, если я вам понадоблюсь.

Перед глазами снова все поплыло. Мы встали, и она, подавшись через стол, протянула руку. Я попрощалась.

Снова зазвонил телефон, в дверях мне пришлось посторониться, уступая дорогу следующему посетителю. Выходя, я спиной чувствовала на себе ее взгляд.

СЛОВА

Помню, что в год после смерти отца наступила холодная дождливая зима, ветер нес мертвые листья, швырял в пруд, и они там подолгу плавали на воде. Дни были серые, и от этого на душе становилось еще тягостнее. Свекровь купила нам билеты в оперу.

— Вам нужно развеяться.

Она привела меня к себе, раскрыла гардероб и выбрала наряд — очаровательное платье из тафты и к нему атласные туфли.

Однако поездка вышла не самой удачной. Я даже не запомнила ни названия, ни музыки, ни сюжета.