Георгий Шолохов-Синявский - Волгины

• Название: Волгины
• Автор: Георгий Шолохов-Синявский
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1956

---

Холодный прозрачный ручей вился по дну оврага.

— Падай, Микола, тут мы и передохнем, — еле переводя дыхание, вымолвил Дудников и кубарем скатился к ручью.

Микола жадно припал к воде, долго пил шумными глотками. Они обмыли потные окровавленные лица студеной лесной водой. Дудников окинул овраг, непролазные заросли взглядом человека, очнувшегося от тяжелого, угарного сна.

— Ну, Микола, легкая на вспомин война. Вчера мы с политруком говорили о ней, а она уже к нам подкрадывалась… Какие подлюки эти фашисты… Что удумали, а?

— Нехай им всем будет погибель на нашей земле, — сказал Микола, тяжело дыша, — Куда мы теперь? — спросил он.

— Своих искать, — ответил Дудников, свертывая цыгарку.

Покурив и отдохнув, они двинулись по дну оврага дальше на восток.

…Три танка не менее четверти часа долбили дзот крупнокалиберными снарядами. Один из танков забрался на бесформенную кучу смешанной с корнями, кирпичами и поленьями земли, разминая ее гусеницами, сделал три полных оборота и остановился. Крышка люка откинулась, и из танка вылез сам Рорбах, в каске, в тщательно выглаженных бриджах, без кителя, в одной шелковой сорочке с засученными рукавами. Он внимательно осмотрел все, что осталось от дзота: исковерканный пулемет «максим», сплющенные в лепешку коробки из-под пулеметных лент, помятый солдатский котелок… Но трупов нигде не было видно, и это неприятно поразило Рорбаха.

— Они удрали, герр лейтенант, — осмелился предположить водитель, высунувшийся из люка.

— А вы уверены в этом? Не прячутся ли они поблизости? — Рорбах поморщился, взглянул на восток, добавил напыщенно: — Вот она, страна, о которой мы столько мечтали…

Перед немцами лежала загадочная, задернутая дрожащим знойным маревом земля. Что будет дальше, если какая-то маленькая застава, не ждавшая нападения, задержала танковую роту на добрых полдня?..

С востока доносился упорный, несмолкаемый орудийный гул. Русские жестоко сопротивлялись — в этом не было никакого сомнения.

14

Пока Алексей доехал до рабочего поселка, утро совсем разгулялось. Почти незримая мгла плыла над лесом, она делала свет солнца желтым и мутным.

Гул постепенно нарастал. Теперь его не мог заглушить шум автомобильного мотора, и Алексею казалось, что машину подбрасывало при каждом новом ударе.

Несколько раз за дорогу он приказывал Коле остановиться, выходил из автомобиля, и оба они прислушивались. Теперь уже гремело всюду, точно гроза обложила все небо. И с каждым ударом все ощутимее дрожала земля, и даже стволы сосен и листья осокорей, росших по сторонам дороги, трепетали.

В рабочем поселке уже чувствовался запах гари. Где-то в глубине неба, за серой пеленой дыма, переливался хриплый волнообразный гул, похожий на гудение сотен басовых струн. Рабочие, одетые по-праздничному, приготовившиеся идти в Вороничи на торжество открытия новой дороги, и их жены с детишками на руках стояли у бревенчатых чистеньких домиков. Люди поднимали головы, всматривались в поблекший небосвод, но пока ничего не могли разглядеть.

Алексей решил нигде не останавливаться и скорее ехать в управление. Там сидели только дежурный диспетчер и телефонистка. В кабинете звонил телефон.

Бледный диспетчер бросился навстречу начальнику.

— Алексей Прохорович! Война!.. Вас вызывают из города… Секретарь обкома…

— Говорите спокойнее, пожалуйста, — сказал Алексей. Ему было неприятно видеть выражение растерянности на лице диспетчера.

Он взял трубку и не сразу узнал голос секретаря обкома.

— Это ты, Волгин? Где ты пропадаешь? Полчаса уже звоню тебе…

— Что все это значит, Кирилл Петрович? — спросил Алексей.

— Что значит?.. Фашисты напали на нас. Вот что значит…

— Как же так? — невольно вырвалось у Алексея.

— Немцы наступают по всей границе, — продолжал секретарь обкома, — Бомбят. У нас были уже два раза. Объявлено чрезвычайное положение. Слушай, что надо делать… — В голосе Кирилла Петровича чувствовалась торопливость, неровное дыхание было слышно в трубке. — Первое: начинай отправлять к нам людей… рабочих, инженерно-технический персонал… Начинай эвакуацию управления. Только без паники…

— Но как же быть?.. Народ уже собирается в Вороничах. Ведь в десять часов открытие дороги… Неужели дело настолько…

— Не перебивай… Слушай, что говорят… — голос Кирилла Петровича зазвучал сердито и нетерпеливо. — Положение серьезное. Надо быть готовым ко всему…

Алексей хотел спросить, в каком состоянии привокзальный район, где жила его семья, но удержался: ему казалось неуместным сейчас говорить об этом.

— Как у тебя с охраной? — спросил Кирилл Петрович.

Алексей ответил, что, помимо стрелков железнодорожной охраны, у него никого нет.

— Организуй местную охрану из рабочих и служащих. Я уже договорился, и тебе пришлют кого нужно. Предупреди своих ребят, чтобы глядели в оба. Возможны гости сверху. Понял? Давай команду, а сам по возможности поскорей выезжай в обком. Действуй!

— Я заеду в Вороничи. Надо же предупредить народ, — сказал Алексей, но секретарь обкома повесил уже трубку.

Все время, пока Алексей разговаривал по телефону, пол вздрагивал под его ногами и стекла окон дребезжали все громче.

Алексей стал звонить домой, но никто не ответил ему. Была минута, когда он хотел уже вызвать машину и, поручив управление новостройки своим заместителям, мчаться домой с единственной мыслью увезти из города жену и ребенка.

Воображение рисовало ему самые ужасные картины бомбардировки, какие он мог себе представить.

Но люди уже осаждали его, и он опомнился от минутной слабости. Бросить дорогу в такую минуту казалось ему немыслимым, равным бегству с поля боя. Он вызвал сотрудника для поручений молодого техника Воропонова, сказал ему как можно спокойнее:

— Голубчик, возьмите мою вторую машину и поезжайте ко мне домой. Прошу вас — поскорей. Узнайте, что с моей семьей… Если надо, помогите жене… Сделайте что нужно. Передайте, что я буду дома через два часа. Позвоните в Вороничи — я буду там…

Техник, очень спокойный румяный здоровяк, отличавшийся необычайной расторопностью и исполнительностью, невозмутимо, почтительно как всегда, ответил:

— Слушаю, Алексей Прохорович, — и выбежал из кабинета.

Алексей приказал диспетчеру пригласить всех начальников отделов и, пока тот созывал их, отдавал распоряжения по линии о подготовке к эвакуации.

С этой минуты как будто туманная завеса отделила Алексея от всего, чем жил он накануне; все стало другим: другие люди, другие разговоры, чувства, мысли, желания.

К нему являлись люди, и он отдавал им какие-то приказания, кто-то звонил ему из города и с линии, и то деланно-спокойные, то испуганные голоса раздавались в трубке. Он отвечал как можно хладнокровнее, а иногда приходил в ярость и кричал; так он накричал на Спирина, когда тот передал по телефону необоснованный слух.

Донесения, одно другого тревожнее и противоречивее, сыпались каждую минуту. Иногда то, о чем говорилось в них, все еще казалось неправдоподобным. Когда Спирин доложил, что в Вороничах пожар, что немецкая авиация обрушилась на станцию и все перепахала и исковеркала, Алексей сидел с минуту онемевший от этого нового удара. Он долго не мог представить себе, как это немцы могли разрушить то, что он видел еще вчера целым и невредимым.

Он вспомнил блистающий чистотой пассажирский зал, цветы на перроне, обвитую кумачом арку, прозрачные окна, дверные сверкающие ручки; вспомнил, как люди готовились к празднику открытия дороги, и спазмы сдавили его горло.

Только теперь он понял весь грозный смысл событий. И в то же время положение все еще казалось ему неясным, не столь угрожающим, а указания Кирилла Петровича об эвакуации преждевременными.

Он подбадривал служащих, расставлял их по местам, и за какие-нибудь полчаса перед ним промелькнуло много лиц, то мужественных, то растерянных, и приказаний было дано столько, что трудно было представить, что все они могли быть выполнены.

Домой он так и не дозвонился. Его вызвали на заседание партийного комитета новостройки. Голохвостов, как всегда пунктуальный и педантичный, уже готовился доложить о новом чрезвычайном плане работы партийной организации, когда завыла сирена и стекла окон задрожали от рева бомбардировщиков.

Члены парткома и с ними Алексей выбежали во двор управления. Над поселком и над лесом тяжело плыли десятки самолетов. От их басовитого гула дрожали ушные перепонки. Многие рабочие и служащие кинулись в единственное на весь поселок бомбоубежище, а некоторые все еще не представляли всей опасности и оставались на своих местах. Мужчины и женщины стояли у бараков и домиков, с тревогой и любопытством смотрели вверх.