Елизавета Абаринова-Кожухова - Искусство наступать на швабру

• Название: Искусство наступать на швабру
• Автор: Елизавета Абаринова-Кожухова
• Жанр: Фэнтези

Описываемые события предшествуют книгам Е. Абариновой-Кожуховой «Холм демонов» и «Дверь в преисподнюю»

---

— Ну, Анна Сергеевна, что стряслось? — ласково спросил Дубов, подсаживаясь рядом. — Я хотел бы немного поговорить с вами до милиции.

Собравшись с силами, Анна Сергеевна полушепотом сказала:

— Пожалуйста, не сообщайте в милицию.

— Ну, как хотите, — не особенно удивился Дубов, — но хотя бы со мной попытайтесь быть совершенно откровенны.

— Хорошо, я вам откроюсь, — прошептала Глухарева. — Они меня повесили, а потом изнасиловали…

— Кто — они? — перебил Василий. Увидев, что Анна Сергеевна вся дрожит, он снял с себя пиджак и накинул на нее.

— Благодарю вас… Это был Железякин и с ним еще какие-то головорезы.

— Тот самый Железякин?! — чуть не вскочил Дубов. Удивление детектива было вполне понятно и объяснимо — Феликс Эдуардович Железякин в советские времена возглавлял Кислоярское районное отделение КГБ, а затем, если верить слухам, «приватизировал» часть секретных документов этой организации и шантажировал ими кислоярцев, имевших несчастье когда-то сотрудничать с тайными службами. Официально же Феликс сделался бизнесменом и совладельцем ряда предприятий общепита, в том числе и небезызвестного ресторана «Три яйца всмятку».

— Да, тот самый Железякин, — прикрыв глаза, произнесла Анна Сергеевна. — Он явился ко мне домой и велел ехать с ним.

— И вы так легко согласились?

— A что оставалось делать? Мне приходится не только ездить с ним, но и выполнять разные поручения. И даже делить с ним ложе… Ах, как это мерзко! — В глазках Анны Сергеевны загорелся романтический огонек.

— O причинах вашей зависимости от Железякина я спрашивать не стану, — деликатно сказал Василий. — Сейчас меня интересуют самые последние события. Итак, Железякин заставил вас сесть к нему в машину?

— Да. Но прежде чем мы поехали, он завязал мне глаза, и с того момента я уже ничего не видела.

— Действительно, труп был с завязанными глазами, — подтвердил Серапионыч и протянул Василию кусок материи.

— Брезент, — определил сыщик. — A вот и метка… о, да это же эмблема Кислоярского Сбербанка! Уж не из того ли самого мешка, что был похищен в сберкассе? И если это та же шайка, то вы, Анна Сергеевна, еще хорошо отделались.

Доктор осторожно кашлянул:

— Василий Николаич, я тут подумал — может быть, это вам пригодится. Если бы Железякин куда-то увез Анну Сергеевну с намерением лишить жизни, то не стал бы завязывать глаза. Значит, решение повесить ее, а потом изнасиловать пришло уже там, на месте…

— Да, спасибо, — кивнул Дубов. — Это очень дельное замечание. Так вам, значит, завязали глаза, и вы поехали?

— Поехали, — через силу продолжала Глухарева, — но по дороге в машину подсели еще несколько человек.

— Сколько и что за люди?

— Н-не знаю. Кажется, их было трое. Двое мужчин и одна женщина.

«Уж не участница ли нападения на сберкассу?», смекнул Дубов. A вслух спросил:

— Может быть, их голоса были вам знакомы? Например, голос женщины?

Анна Сергеевна на минутку задумалась:

— Знаете, кажется, я даже не слышала ее голоса. Но и в машине, и… и потом все время ощущала запах дешевой косметики.

— Похоже, мы вышли на след опасной банды, — радостно потер руки Василий. — Скорее бы разделаться с тем делом и заняться этим.

— C каким тем делом? — поинтересовался Серапионыч.

— A, пустяки, — уклонился от прямого ответа Дубов. — Егор Трофимыч тут подкинул одно деликатное заданьице… Ну хорошо, не будем отвлекаться. Значит, Железякин и те трое над вами надругались, а потом повесили…

— Нет-нет, сначала повесили, а потом надругались, — поправила Анна Сергеевна, и ее лицо расплылось в мечтательной улыбке.

— И где это произошло?

— В каком-то затхлом помещении. Помню, там очень неприятно пахло бензином и, по-моему, машинным маслом.

— И как вы думаете, это происходило в Кислоярске или где-то за городом? — продолжал расспрашивать Василий.

— Трудно сказать, — после долгого молчания проговорила Анна Сергеевна. — Но ехали мы довольно долго.

— И как ехали? В смысле, ровная была дорога, или вас все время бросало из стороны в сторону?

— Знаете, сначала ехали очень плавно, потом началась тряска, потом опять ровно, потом еще немного как по колдобинам, а уж потом меня вытащили из машины и повели в то мерзкое помещение. — Анна Сергеевна в изнеможении откинулась на койку.

— Анна Сергеевна, если вам трудно говорить, то закончим нашу беседу в другой раз, — поспешно предложил Дубов.

— Нет-нет. — Глухарева приподнялась. — Мне уже лучше. И я все расскажу вам! Только прошу вас, пусть все это останется между нами. И вас, доктор, тоже прошу…

— Как вам будет угодно. Анна Сергеевна, а известно ли вам, за что они решили вас убить?

Еще немного помолчав, Глухарева ответила:

— Знаете, всему своя мера. Да, я оказывала Феликсу услуги, и отнюдь не мелкие, но когда он зашел уж слишком далеко… — Анна Сергеевна замолкла.

— Насколько далеко? — заинтересовался не только Василий, но даже и доктор Серапионыч.

— Он потребовал, чтобы я… Нет, не спрашивайте! Я решительно отказалась. И тогда он пригрозил, что это плохо кончится. И так оно и кончилось.

— Пока еще ничего не кончилось, — покачал головой Дубов. — На свободе четыре опасных преступника, на совести которых, кроме покушения на ваше убийство, еще и нападение на сберкассу. Так что расследование только начинается. Вы слышали, о чем они разговаривали?

— В машине они почти все время молчали, а в том страшном помещении говорили и вовсе что-то непонятное. Вы понимаете, в каком я была…

— Но хоть что-то вы слышали? Постарайтесь вспомнить, это очень важно.

Анна Сергеевна напрягла память:

— Знаете, я была в каком-то полубессознательном состоянии и сейчас даже сама не уверена, говорили ли они то, что я запомнила. Один из них вроде бы сказал, что всегда завидовал Ильичу и мечтал издавать «Искру» в Цюрихе, и теперь как никогда близок к осуществлению своей мечты. A потом другой сказал: «Надо ее убить, так как она слишком много слышала». Феликс ответил: «Не надо, она и без того повязана крепко, нас не выдаст». Тот, другой, настаивал, что надо повесить, а потом изнасиловать. Тогда они постановили решить вопрос голосованием, и, как я поняла, двое были за, а один — против.

— Погодите-погодите, — перебил ее Василий. — Но ведь их же было четверо!

— Видимо, четвертый воздержался, — предположил Серапионыч.

— A что было потом — не помню, — закончила свой жуткий рассказ Анна Сергеевна. — Очнулась только здесь.

— Да, странная история, — поставил диагноз Василий. — Анна Сергеевна, тут вам долго оставаться никак нельзя. Если вы можете встать, то я отвезу вас домой.

— Да, пожалуйста… — Анна Сергеевна с трудом поднялась со стола и, заботливо поддерживаемая доктором и детективом, побрела к выходу из морга.

* * *

O том, каким образом Анна Сергеевна попала в зависимость от Железякина и ему подобных, Дубов узнал позднее. Это произошло еще в студенческие годы, когда комсорг факультета застал ее за чтением запрещенных в то время трудов французского философа маркиза де Сада. Анне грозило исключение из комсомола, ДОCААФа, ОСВОДа и из института, более того, комсомольские вожаки грозились ославить ее как махровую антисоветчицу и извращенку. И тогда в жизни Глухаревой появился некий вежливый человек, обещавший избавить ее от неприятностей, но просивший за это некоторых услуг определенного свойства. Обычная в те годы история, но на дальнейшую судьбу Анны Сергеевны она положила столь тяжелый отпечаток, что вся ее жизнь пошла наперекосяк, хотя внешне она казалась счастливой и преуспевающей дамой.

* * *

Несмотря на беспокойную ночь, утром Дубов встал рано и вместо своей конторы отправился прямо в читальный зал городской библиотеки, где попросил подшивку «Панорамы» за последние несколько месяцев. Вспомнив, что господин Разбойников особо штудирует пятничные номера, Василий открыл газету за минувшую пятницу. Там ему сразу бросился в глаза очерк Инессы Харламушкиной «Крах антинародного режима», и детектив начал его пристально изучать. И первое, что его удивило и даже слегка задело — так это невнятность изложения и полное отсутствие смысла. Очерк начинался так:

«Дорогой читатель! Как говорил Иван Петрович Павлов, чтобы съесть собаку, я обязательно должен крепко обнять тебя и ответить на вопрос — люблю ли я животный мир по-прежнему? Все это, конечно, верно и бесспорно — ни один ученый, даже сам Дмитрий Иваныч Менделеев, еще не опроверг этих теорий крепче любого другого деятеля науки, и стремился сделать научные знания сильнее».

Поскольку и дальнейшие фразы не содержали ничего более-менее осмысленного, то Василий пришел к выводу, что это шифрограмма. Сначала он принялся читать первые буквы каждого слова, потом — последние, но смысла не прибавилось. Тогда он стал читать каждое второе слово, каждое третье, каждое четвертое и наконец — каждое пятое. И лишь тогда появился какой-то смысл. Первый абзац зазвучал так: