Луи Буссенар - Французы на Северном полюсе

• Название: Французы на Северном полюсе
• Автор: Луи Буссенар
• Издательство: «Ладомир»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1992

Роман «Французы на Северном полюсе» повествует о французской полярной экспедиции, одержавшей нелегкую победу в соревновании с немецкими исследователями и благополучно завершившей свой поход.

_{Художник А. Махов}

---

Коллодиум защищал кожу, потрескавшуюся из-за обморожения. Забавно было смотреть на эти сияющие, покрытые блестящей коркой носы. Веки тоже очень страдали. Они болезненно воспалялись из-за льдинок, прилипавших к ресницам, что приводило к возникновению конъюктивита. Так как наступила полярная ночь, необходимость в очках отпала, но их все же сохранили, чтобы предохранять глаза от ветра. Правда, от этого пришлось быстро отказаться, так как на морозе буквально через несколько мгновений стекла покрывались тонкой ледяной коркой, напоминавшей иней на замерзшем окне. Естественно, в таких очках ничего не было видно.

ГЛАВА 8

Добывание воды. — Водовозная бочка. — Кладовая на свежем воздухе. — Уединение. — Переполох. — Отделались испугом. — Новые проделки льдины.

Воду для мытья зимовщики качали помпой из-подо льдины, но для питья и варки она не годилась. Для этой цели использовали талый лед.

Однако лед бывает пресный и соленый, в зависимости от воды. Соленый называется floebergs, а пресный — iceberg.

Льдина, возле которой стояла «Галлия», как нарочно, была соленой, floebergs, а за пресной приходилось идти целую милю. Можно было, разумеется, получить воду из снега, но капитан пользовался любым предлогом для разминки, а потому велел ежедневно привозить лед.

Для этого специально приспособили сани, прозвав их «водовозными». В сани запрягали десять собак, сопровождавших было четверо, все с винтовками.

Собаки, томясь взаперти, радовались каждой возможности пробежаться, словно готовились к предстоящей нелегкой зимовке.

Люди, со своей стороны, постепенно привыкали к четвероногим, учились управлять ими. Особенно трудно было справляться с санями на ненаезженной дороге; но мало-помалу шероховатости сгладились, и препятствий становилось все меньше.

Пустые сани собаки легко тащили и мчались как бешеные, не то что груженные льдом, когда приходилось пускать в ход кнут, да еще и самим на подъемах впрягаться.

У медведей, как известно, чутье острое, и они вскоре почуяли людей и собак, но держались на расстоянии. Потом, осмелев, стали приближаться. Этого только и ждали французы: они тотчас вступали с хищниками в бой и всякий раз побеждали. Тушу взваливали на сани и везли на корабль.

Таким образом, запас свежего мяса, к великой радости собак, все время пополнялся. С хранением трофеев проблем не было: с медведя сдирали шкуру, тушу разрезали на части и привешивали к реям. Получалась своего рода кладовая прямо на воздухе. Ведь на морозе мясо не тухнет.

Про Ужиука, казалось, забыли, и он время от времени ходил охотиться на тюленей. Выследит, стукнет своим гарпуном и возвращается с добычей. А чем тюлень хуже медведя?

Шло время. Соблюдение режима, предписанного доктором, благотворно сказалось на здоровье экипажа — все чувствовали себя отлично, не считая нескольких случаев обморожения, да и то легкого.

Немцы не подавали никаких признаков жизни. Лишь при свете луны проступали порой очертания их корабля. Он находился на противоположной, южной, стороне льдины. Соперники, словно по молчаливому соглашению, поделили ледяное пространство, и это было лучшим способом избежать конфликтов и столкновений. Казалось, между ними не тысяча метров, а тысяча миль.

Иногда, правда, они смотрели друг на друга в подзорные трубы.

Обособленность эту усугубляла наступившая темнота. Нелишне заметить, что французам в общем жилось неплохо, если учесть окружающие условия. Одно их тревожило: непрекращающееся движение льдины. Плыла она к северу, но в любую минуту могла изменить направление. Вдобавок корабль постоянно ощущал толчки льдин, с дьявольским скрежетом сталкивавшихся друг с другом. К этому трудно было привыкнуть. И французов нет-нет да и охватывал страх за участь «Галлии».

Ночью десятого ноября они думали, что наступил конец. После множества толчков вдруг послышался такой треск, что, казалось, корабль вот-вот развалится. Потом заплескалась, зажурчала вода… Все бросились на палубу, несмотря на крики офицеров: «Берегите носы». Сдавленное тяжелой ледяной оболочкой, море все же нашло себе выход в том месте, где лед был потоньше. Откололась огромная глыба, и ее тотчас волной подбросило кверху, затем швырнуло назад, и она рухнула метрах в двадцати от «Галлии».

Едва волнение улеглось, как корпус корабля вновь жалобно застонал. Уснувшие было матросы, уже хорошо знавшие, что означают эти стоны, быстро вскочили. Вдалеке послышалось глухое ворчание. Корпус заскрипел и затрещал сильнее. Шум приближался и усиливался, раздавалось какое-то ледяное крещендо. Звуки напоминали глухие стоны морского прибоя, разбивающегося о каменистый берег. Корабль сдавливало все сильнее, льдины лопались со звуком, похожим на свист вырывающегося из клапана пара. Целый шквал душераздирающих звуков обрушился на моряков. Это был настоящий ураган, в котором чудились крики животных, завывания ветра в ложбине и пронзительный вой сирены, а иногда казалось, что это тысяча тяжело нагруженных повозок катится по плохо мощенной улице. Надо было обладать железными нервами, чтобы вынести этот адский концерт. В какой-то момент показалось, что давление льдов достигло максимума. Лед хрипел вокруг шхуны, но храбрый корабль стойко сопротивлялся. Еще некоторое время слышались какие-то бормотания, последние протесты взбунтовавшейся стихии, затем вновь все стихло.

Надолго ли?

ГЛАВА 9

Угнетающее влияние холода на людей. — Приготовления к встрече Нового года. — Заманчивая программа.

К двадцать третьему декабря солнце опустилось на четырнадцать с половиной градусов ниже горизонта, но раз в сутки все же озаряло землю. Появится — и тотчас исчезнет.

Зимовщикам этот отблеск служил как бы гранью между ночью и днем, был своего рода признаком жизни. Природа словно пыталась сбросить саван, приподнять уголок мрачной завесы.

Но двадцать четвертого числа не появился даже этот бледный, призрачный свет.

Царство льда будто сомкнулось с царством мрака.

Холод сделался нестерпимым.

Хорошо еще, что не было ветра. Прозрачный воздух, казалось, застыл.

Четыре дня кряду столбик не поднимался выше отметки минус сорок шесть градусов и наконец замерз.

А ведь морозы со дня на день могли еще усилиться.

Что же тогда? Чем все это кончится?

Великий Боже!

Даже огонь как будто лишился своего тепла.

Раскаленный добела калорифер не мог в достаточной мере обогреть помещение. Не будь корабль основательно проконопачен и обшит войлоком, люди давно замерзли бы.

Стоило отворить дверь, как в нее врывалось облако пара, рассыпавшееся снежинками. Капелька воды на одежде тотчас превращалась в льдинку.

Пар шел буквально ото всего — от белья, от книг.

Мясо приходилось пилить и рубить как дерево. Дерево задубело. Самые острые пилы и топоры затупились. Стальные инструменты стали ломкими, как стекло. Хлеб превратился в камень, и жевать его было почти невозможно.

Даже курить стало трудно. От сухости воздуха табак превращался в пыль. Трубки то и дело гасли из-за слабой тяги. О сигаретах и говорить нечего — усы и бороды у курильщиков заиндевели.

Металлические вещи казались раскаленными, к ним невозможно было прикоснуться. Сливочное масло стало как булыжник, постное превратилось в лед, ром загустел словно сироп.

Утверждают, будто зной действует на человека расслабляюще, а холод закаляет и укрепляет. Смотря какой холод! Полярные морозы ведут к атонии. Дрожат и отвисают челюсти, заплетается язык, ослабевает слух, тяжелеет тело, человек погружается в состояние душевного и умственного оцепенения, ходит будто пьяный.

Зато Ужиук, этот дикарь, да эскимосские собаки чувствовали себя превосходно. Туземец пил и ел и как ни в чем не бывало разгуливал по морозу словно белый медведь.

Собаки, когда их выпускали, весело прыгали и валялись в снегу.

Чтобы поднять у матросов дух, капитан обязал их выполнять физические упражнения и старался как-то развлечь подчиненных. Увеличился рацион, а режим велено было соблюдать еще строже.

Стоило кому-нибудь из моряков пожаловаться на слабость и попросить, чтобы его освободили на время от работы, как де Амбрие ставил в пример повара Дюма. Тот не знал ни минуты отдыха и постоянно был на ногах: хлопотал у плиты, не выпуская изо рта трубки, рубил мясо, растапливал лед, готовил чай, охотился на медведей. Ложился последним, а вставал первым и всех будил, начиная с офицеров.

— Шесть часов, капитан! — громко кричал он. — Подъем! Эй, люди! Вставайте!

Матросы шумно зевали, но кок не оставлял их в покое:

— Вставайте же! Не то начну убирать постели!..

Все знали, что Тартарен может осуществить свою угрозу, и нехотя, ворча и ругаясь, вставали. Потом умывались и приступали к обычным занятиям.