Юрий Григ - Пусть умрёт

• Название: Пусть умрёт
• Автор: Юрий Григ
• Жанр: Современная проза

Аннотация:

«Пусть умрет!» – с безжалостностью, присущей, казалось бы, только древним, обрекали на смерть поверженных гладиаторов зрители в амфитеатрах античного Рима. Главы романа, иногда в ироничной, а иногда в серьезной форме, проливают свет на столкновение и противоборство цивилизованного и варварского начал, на противостояние свободного и раба, происходящие и по сей день в сознании человека. Герои повествования живут в разных временных измерениях, переплетающихся между собой чудесным образом. Любовь и ненависть, щедрость и алчность, богатство и нищета и поныне правят миром и людьми – они мало изменились, несмотря на изобретение Интернета и мобильной связи...

---

      Подобно атлетам перед началом выступления машины поигрывали мощью своих моторов, стремились в родную стихию, но что-то сдерживало их до поры, не пускало в небо.

      Ни с того ни с сего Малишису вспомнился рассказ приятеля... ну, ясное дело, бывшего, поскольку теперь-то они смертельные враги. Вот ведь как жизнь повернулась! Сегодня между ними совсем другой расклад имеется: кто кого, то есть.

      А тогда в далекой России во время стажировки тот хвастался как творил беспредел наемником в Сомали. Потом в Ираке умудрился и за тех и за других убивать. Кто больше заплатит, тот и заказывает музыку. Сам признался. Такая жизнь, получается. Ничего не поделаешь.

      Тут он подумал, что у всех у них, если разобраться, собачья жизнь. Но он-то сам никогда не перебегал. Если уж подписался – забито! Сколько бы ни отвалили! Принцип такой. Совсем без принципов нельзя. Рынок сломаешь. Если информация о двойной игре просочится, ни те ни другие платить не будут. В общем, каждый из них заключает договор со смертью... Шансы – фифти-фифти! Остальное – в собственных руках. Не самый паршивый вариант, кстати. Бывало и похуже. В Эфиопии, например: тогда он один против троих оказался...

       «Что-то я разговорился.  Мысли эти – дерьмо! – неожиданно признался себе Малишис. – Какие ж это принципы? Обрывки туалетной бумаги, вот что это такое! Запомни: чище не значит чистый, а честнее – честный! Скажешь, жизнь заставила? Выбора не было? Как у проститутки: всегда имеется сопливая история про больную маму и голодного ребенка. Нет! Выбор всегда есть. Поздно заливаться слезами! – вдруг разозлился на себя Малишис. – Врубай форсаж и... Да поможет тебе Бог! Если он, конечно, есть, и по каким-то соображениям решит помочь именно тебе, а не твоему врагу. А что ты для этого сделал, приятель!? Почему возжелал только для себя одного льгот от Всевышнего? Бог – этот невидимый, неслышимый и неосязаемый – в прошлый раз уже побывал на твоей стороне. Но не всегда же так. Он великий уравнитель, Бог. Почти как его величество, Кольт...»

      По жребию Малишис взлетал вторым.

      Машина противника рванулась с места, и время пошло.

      Диспетчер дал разрешение на взлет.

      Малишис почувствовал, как мгновенно вскипела кровь, как будто в вены впрыснули экстракт пеперони, и плавно переместил рычаг на положение «форсаж». Навалилась тяжесть. Машина побежала туда, где в колышущемся мареве только что исчез его, теперь уже смертельный, враг.

      Под брюхом самолета земля отцепилась от шасси и стала быстро проваливаться вниз. Русская машина вела себя великолепно, и он подумал, что у Фалькона, конечно, электроника покруче, но планер все же у «МиГа»... Послушный, как хорошая лошадь. Одним словом – сool!

      Машины стали расходиться на исходные позиции – таковы правила. Без правил нельзя. Это не дворовая драка, где можно изловчиться – и коленом по яйцам! В джекпоте – большие бабки. Одна машина чего стоит!

      Он посмотрел на приборы: высота – 300, скорость – 450. Нужно было выйти на эшелон 400; его хэдинг – юг.

      Малишис обрадовался – на юге ему всегда везло. Он вспомнил брюнетку из Сан-Паулу. Жаркая была штучка... он даже немного влюбился. Потом мысли о ста тысячах – новеньких, хрустящих – безжалостно вытеснили брюнетку из головы. Чтобы бабки истратить самому, а не на похороны нужно ухитриться на триста первой секунде зайти ему в хвост. Главное, вынести перегрузку – кто бОльшую вынесет, тот и зайдет в хвост... Всё просто! Но тот тоже не green horns[35] – тогда в России показал неплохой класс. Русский майор хвалил обоих.

      Миновав красный монгольфьер, Малишис ушел дальше в океан и совершил разворот.

      — Красный! Доложи готовность, Красный!..

      Это «Земля»; нужно ответить.

      — До рубежа четыре тысячи! Высота четыреста двадцать... скорость 475... Красный готов! Over!

      — О'кей,  сближение, до рубежа даю тридцать... не спеши на тот свет, приятель... God bless you![36]

      В это время Алёна, не ведающая о мыслях, проносящихся в голове Малишиса, снимала происходящее на неучтенную Вовиком девятнадцатую видеокамеру. Рядом, намертво прилипнув к окулярам биноклей, Максимов с Филом следили за последним актом драмы, разворачивающейся в небе над ними.

      А посмотреть, действительно, было на что.

      Красивая была картина – чего не отнять того не отнять. Над океанским простором, расцвеченным в бирюзовые тона, красная машина сделала боевой разворот вокруг монгольфьера, похожего издалека на запущенный каким-то шутником огромный перевернутый плод инжира. Маневр добавил немного высоты, и самолет исподволь, как бы нехотя, лег на курс. С оглушительным треском расколов небо над утесом, оставляя за собой зыбкую пелену истекающих из сопел раскаленных газов, он ушел навстречу противнику.

      Где-то посередине между монгольфьерами, несколько в стороне от линии их соединяющей, завис вертолет съемочной группы – в бинокль был хорошо виден парень в наушниках с камерой, легкомысленно свисающий из сдвинутой двери.

      Похожие на журавлей с застывшими, отведенными назад крыльями, самолеты стремительно сближались – столкновение казалось неизбежным.

      Сердобольная Алёна зажмурила глаза, и вдруг…

      За ничтожную долю секунды до того как слиться в огненном  объятии, машины разошлись в разные стороны.

      Совершив эту небезопасную рокировку, противники умчались в направлении воздушных шаров. Все происходило так низко, что наши отчаянные искатели приключений, как по команде, втянули головы в плечи, когда одна из машин, выплюнув короткий язык пламени и дохнув керосиновым перегаром, прошла над ними.

      Самолеты достигли рубежей разворота одновременно и, выполнив вираж, вновь развернулись друг другу, как будто какая-то неодолимая сила вновь поманила их на смертельное свидание. Огонь был открыт, когда они сблизились до нескольких сотен метров.

 –  Ну, что я говорил! – почему-то шепотом «заорал» Максимов. – Однако, ситуация обостряется.

      Похоже, ни один из самолетов все же не был задет, и они опять, чудом проскочив друг мимо друга, разошлись невредимыми.

      — Мальчики, а может все же у них патроны холостые? – с надеждой в голосе предположила Алёна.

      — Когда эти придурки на самом деле поубивают друг друга, поймешь какие у них патроны, – огрызнулся Максимов.

      А тем временем самолеты, развернувшись, вновь стали сближаться.

      В этот момент  они были похожи на дуэлянтов, сходящихся к барьеру, и, когда до роковой черты остался последний шаг, они неожиданно взмыли вертикально вверх.

      Турбины взревели на форсаже…

       «Вот и всё, приятель... Приговор окончательный – обжалованию не подлежит. Забыл ты наставления майора Панина,  – промелькнула в голове у Малишиса злорадная мыслишка. – А ведь неоднократно предупреждал он нас, дружище… вспомни его наставление: «Don’t show off without need»[37]. Ты совершил ошибку, приятель, и придется расплачиваться. Что, поделаешь – не вовремя ты выполнил переворот Иммельмана , дружище, не вовремя… И перевернуть самолет поспешил – вот и скорость потерял… Видишь, к чему привело твое ненужное пижонство? Теперь я у тебя в хвосте, приятель…»

      Цель в трех сотнях метров впереди рыскала «блинчиком », пытаясь вырваться из перекрестия прицела. Малишис сосредоточил внимание на языках пламени, вырывающихся из сопел машины впереди. Палец отработанным движением откинул предохранитель и лег на гашетку.

       «Все, пора! Прости, дружище, ничего личного…».

      Орудие выпустило из ствола рой смертоносных пчел. Скорость снарядов не ощущалась, и они казались неторопливыми светлячками, выпущенными из рогатки.

      Малишис видел, как один из них задел правое крыло машины впереди. Но, удивительно – ничего не произошло! Она продолжала полет как ни в чем не бывало.

      — Показалось, – сообразил он, стараясь снова поймать мишень в прицел.

      И тут с кромки ее крыла сорвалась тонкая белая лента; на миг пропала, потом снова возникла и, быстро распухая и меняя цвет, на глазах стала превращаться в черный поток толщиной с доброе бревно.

      — Йесс! – вырвалось у Малишиса.

      Самолет впереди клюнул носом, как заснувшая на насесте курица… казалось – завис на мгновение и, описав широкую дугу, медленно стал падать в океан.

      Низвергнутый с небес, он врезался в поверхность, взметнув огромный, высотой с трехэтажный дом, водяной столб. Малишис едва успел заметить, как от падающей машины отскочил темный предмет.

       «Катапульта, – подумал он не без облегчения, – ну и хорошо...»

      Убивать расхотелось. Hundred yards[38] согревали душу и примиряли с врагом, тем более – побежденным.

       «Пусть парень тоже получит свою долю не в цинковом ящике, а реально получит, в свой собственный карман. Можем даже вместе оторваться. Неплохо будет отжечь в Макао. А почему бы и нет?»