Юрий Григ - Пусть умрёт

• Название: Пусть умрёт
• Автор: Юрий Григ
• Жанр: Современная проза

Аннотация:

«Пусть умрет!» – с безжалостностью, присущей, казалось бы, только древним, обрекали на смерть поверженных гладиаторов зрители в амфитеатрах античного Рима. Главы романа, иногда в ироничной, а иногда в серьезной форме, проливают свет на столкновение и противоборство цивилизованного и варварского начал, на противостояние свободного и раба, происходящие и по сей день в сознании человека. Герои повествования живут в разных временных измерениях, переплетающихся между собой чудесным образом. Любовь и ненависть, щедрость и алчность, богатство и нищета и поныне правят миром и людьми – они мало изменились, несмотря на изобретение Интернета и мобильной связи...

---

Но бедный Хафиз промолчал. А Нурулло всё воспитывал:

— Вот ты, Хафиз... Разве ты не помнишь, с чьих рук вы с Абулькасимом, братом твоим, ели и пили, пока не подросли?

Он опять потряс перед ним ладошкой, сложенной лодочкой, видимо для того, чтобы молодой человек хорошенько рассмотрел то, из чего ел и пил все эти годы, однако, не дожидаясь ответа, сощурился и продолжил свою проповедь:

— Разве тебе не рассказывала твоя бедная хола, когда ее сестра, твоя мать, оставила вас одних на этом свете, а сама удалилась в рай вместе с твоим отцом, да покоится с миром прах этих добрых людей? У твоей тетки, у самой, было пять ртов... Так разве не поведала она тебе как валялась в пыли у моих ног, умоляя о помощи? Разве не сказала, как я приказал поднять ее, бедную женщину, как успокоил ее: «Да превратит меня Аллах в гадкую жабу, которая прозябает в грязном болоте?! Да лишит он меня всех волос на моей голове! Да пошлет мне господь самые суровые испытания, если я откажу тебе в помощи. Отныне, Дария-апа, ты ни в чем не будешь знать нужды, а дети твои будут всегда сыты и одеты!». Вот что сказал я тогда бедной женщине. Разве она не целовала мне руки, обещая, что никогда не забудет милости, которую я совершил по отношению к вам? Разве не воспитала она вас с братом в уважении к тем, кто пришел на помощь в трудную минуту? Разве не учила она вас делиться тем, что имеете с бедным Нуруллой, который помогает всем обездоленным, когда вырастете и станете мужчинами? Она поклялась мне, что день и ночь будет молить Всевышнего, чтобы он отблагодарил меня. Нехорошо... Ой, нехорошо...

Хафиз молчал, уставившись в землю. А Нурулло все продолжал держать свою нравоучительную речь:

— И в знак благодарности ты решил, как трусливый шакал, удрать от меня? Разве так поступают мужчины, йон? – вздохнул он и заключил: – Согласно нашим обычаям ты должен отработать свой долг.

Он сделал паузу. Между чахлых деревьев сада, который и садом-то можно было назвать с большой натяжкой, повисла тишина, изредка нарушаемая звуками втягиваемого чая – в жару чай сначала греет, зато потом охлаждает.

Не дождавшись ответа, Нурулло обратился к пленнику:

— Ходят слухи – Абулькасим в Москве?

— Не знаю! Он старший, передо мной не отчитывается, – огрызнулся Хафиз.

— Знаешь, – уверенно возразил Нурулло, – по глазам вижу – знаешь! От меня сбежал брат твой. Долг отдавать не хочет. И жена его, эта узбечка, Малика, за ним убежала.

— Не знаю я, клянусь, – взмолился в отчаянии юноша.

— Не надо клясться, йон. Не хочешь говорить – не надо.

Его голос немного подобрел. Он прищурился, глядя на Хафиза, и произнес с деланным безразличием:

— Ну да все равно... Есть хорошая мудрость: гардани хамро шамшер намебурад[47]. Отработаешь и за брата. Так ведь у нас принято? А, йон? Брат отвечает за брата. Тем более вы с ним близнецы. И кто из вас старший, тоже один аллах знает. А не ты ли старший и есть? Как же не помочь братишке...

Нурулло отвалился на подушки. Допив чай, он не перестал перебирать четки. Расшитая золотой нитью и жемчужными завитками темно-синяя тюбетейка сбилась на затылок, выдавая полное отсутствие волос. Кончик носа и лоб покрылись мелкими бисеринками пота – это чай, пройдя через тело Нурулло-бузурга, вышел на поверхность его кожи.

— Послушай, Хафиз-йон, всё не так плохо. Есть у меня для тебя одна работа. Я слыхал, что ты неплохой шамшербоз?[48]

— Да, любили с братом по праздникам, когда...

— Вот и хорошо, – перебил Нурулло и хихикнул: – Спортсмены значит!.. Есть у меня один хороший человек. Очень важный... и богатый. В Москве живет, спорт тоже любит. Любит устраивать соревнования. Вот и поработаешь у него. Хорошие деньги платит. Поработаешь полгода за себя и полгода за брата. Всего год получается. А если брат объявится, то в полгода уложитесь вместе... Хотя, извини, я не спросил – может быть, ты готов заплатить долг за него? А?

Парень промолчал, по-прежнему угрюмо уставившись себе под ноги. Нурулло скособочил голову и приставил раструбом ладонь к своему уху:

— Что-то я не слышу ответа. Неужели Всевышний лишил меня слуха. Так есть у тебя деньги или нет, йон?

— Нету у меня денег, – мрачно произнес Хафиз и, вскинув голову, с мольбой в голосе добавил: – Но я верну! Дай мне еще год, Нурулло-офо, и я верну. За себя и за брата верну.

— Вот видишь – нету у тебя денег... А я тебе предлагал у меня работать. Ты не захотел. И брат твой тоже не захотел. Гордые вы с братом... А согласись вы – были бы деньги.

Он вздохнул, сокрушаясь непутевости парня и всем своим видом показывая, как трудно ему за всем уследить, обо всех заботиться – вот и за этими легкомысленными мальчишками тоже... Ох-х-хо-хо, сколько же можно тащить людей в рай на аркане! Тащишь их, тащишь, а они упираются, дураки.

— Я тебе два раза поверил, йон. В третий раз не могу. Извини... Плохой пример для других будет.

Поднятием руки Нурулло призвал присутствующих присоединиться к его мнению. Те снова послушно потрясли бородами.

— Вот видишь – все так думают. Ничего, год быстро пролетит. Мы в армии и то дольше служили. Целых три года. А там похуже было, Хафиз-йон. Вы, молодые, не знаете...

Он отогнал тяжелые воспоминания и кряхтя поменял позу.

— О жене не беспокойся. Я позабочусь, присмотрю… Люди говорят, она беременна. С нами останется... будет в безопасности. Аллах милостив – отработаешь, вернешься, сыну почти год будет. Баходур будет, как отец! Ха-ха-ха... – рассмеялся он. – Знаешь, как у нас мудрые люди говорят? Бахар барф аб миже…[49] Время придет – и твой снег растает, Хафиз. Всё хорошо будет…

Окружающие поддержали. Им тоже показалась заслуживающей внимания история о человеке, уехавшем в чужие края бездетным, а возвратившимся настоящим отцом. Прямо, как в пользующихся популярностью у местного населения индийских кинофильмах.

В этот момент вдали над пригорком, хорошо видным из двора, возникло облачко пыли. Оно быстро росло, приближаясь.

Охрана забегала по двору, на ходу щелкая рациями, бубня позывные и отвечая сквозь «белый» шум невидимым сотоварищам. Один, главный, обежал дастархан, и шепнул на ухо Нурулло:

— Урус приехал, Нурулло-офо.

Нурулло кивнул и сделал едва различимый знак людям, охранявшим Хафиза, означавший: «отведите в сторонку пока».

Тем временем серебристый (любимая масть здешних дехкан) сухопутный крейсер производства знаменитого японского автоконцерна дельфином нырнул во впадинку между дувалами и скрылся из глаз, чтобы тотчас вынырнуть опять. Через минуту послушно распахнувшиеся ворота впустили его во двор.

К джипу уже бежали люди. Передняя дверь распахнулась, с места пассажира чуть ли ни на ходу выпрыгнул квадратный хлопец и рванул заднюю дверь на себя. Из затемненного прохладного чрева машины выбрался приезжий.

Подчеркнуто замедленные движения выдавали степень важности прибывшего. Был он облачен в свободного покроя синий пиджак; из-под небрежно расстегнутой верхней пуговицы светлой рубашки под горлом виднелась футболка; голову украшала морская фуражка. Под носом у господина этого красовались пышные седоватые усы.

Нурулло хоть и приподнялся, но, сохраняя достоинство, остался поджидать гостя у дастархана. И только когда приезжий, кивнув охране оставаться у машины, подошел к столу, хозяин радушно распахнул объятья.

— Субхатон ба хайр, рафики Матвей! Хайра макдам[50], – приветствовал он вновь прибывшего.

— Салом, Нурулло-офо, – прозвучало в ответ. – Однако, далеко ты забрался!

— Что поделаешь, уважаемый Матвей Петрович, – на чистейшем русском ответил хозяин. – Как там в вашей песне поется – «Не слышно шума городского, на Невской башне тишина?» Здесь, Матвей, нет ни электричества, ни телефона. Ничего нет... Даже кишлак этот не существует! Его нет на карте. Как пятьсот лет назад. Зато здесь спокойно. Я здесь хозяин – что хочу, то и творю! А электричество? Вон, смотри, своя электростанция, дизельная. Телефон, сам знаешь, не проблема. Вот, хочешь Москву набрать? Возьми мой, спутниковый. И потом, ты же знаешь, я отсюда только делами руковожу. Отдыхаю в другом месте, ха-ха...

— Понятно, – согласился Матвей Петрович, оглядывая эту своеобразную «ставку верховного главнокомандования».

Затем хозяин, следуя восточному этикету, засыпал дорогого гостя вопросами, имеющими цель показать, насколько глубоко его беспокоят состояние здоровья, учебы, дел родных и близких Матвея Петровича, равно как и другие семейные новости. Он расспрашивал настолько подробно, как будто его скрепляла с этими людьми даже более прочная и многолетняя дружба, чем, собственно, с самим гостем.

Когда выяснилось, что в ближайшее время кровным, а также и другим родственникам гостя ничто серьезное не угрожает, с дознанием было покончено, и Нурулло спросил:

— Надеюсь, путь был легким и приятным? У нас хорошо в это время года.