Валентин Осипов - Шолохов

• Название: Шолохов
• Автор: Валентин Осипов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: ISBN 5-235-02797-3

Михаил Александрович Шолохов (1905–1984) стоит в ряду таких величайших мировых писателей, как Гомер, Сервантес, Лев Толстой. Его великая эпопея «Тихий Дон» — о трагедии казачества в Гражданской войне — останется памятником русского XX века на все времена. Жизнь самого Шолохова не менее драматична, нежели его знаменитого героя Григория Мелехова. Однако долгое время она находилась в тени его официального статуса — главного советского писателя, члена ЦК партии и депутата Верховного Совета. Автор книги В. О. Осипов, лауреат Всероссийской Шолоховской премии, был знаком с писателем более двадцати лет, не раз бывал у него в Вёшенской. На основе многолетних изысканий, архивных документов, до недавних пор хранившихся под грифом «Секретно», а также личных впечатлений автор попытался воссоздать жизнь великого писателя в хронологической последовательности и освободить его облик от налета привычного официоза и клеветы. Как любая первая попытка биографии для массового читателя, книга — полемична. В год 100-летия Шолохова издательство начинает свою шолоховиану и в дальнейшем надеется публиковать наиболее интересные работы о жизни и творчестве писателя.

---

В конце июня 1942-го его на один день будто бы вернули в мирное время. Вызвали в Москву на сессию Верховного Совета; только в зале почти не было депутатов в штатском костюме; даже тыловики давно переоделись в гимнастерки или кители. Шолохов запомнился москвичам худым и уставшим.

Война тяжко отдается в душе — 11 июля немцы и итальянцы взяли Миллерово, а 24 июля вновь был сдернут красный флаг над обкомом — пал Ростов. Шолохов потом узнал: всего за полгода с небольшим оккупации области, да и то не всей, фашисты замучили, расстреляли и повесили 90 тысяч его земляков. А сколько успели угнать в неметчину! Почему-то добровольно явился к немцам художник Корольков, автор иллюстраций к «Тихому Дону». Потом ушел с ними в отступление и добрался до Германии. Неужто жена немка уговорила или какие-то обиды на советскую власть оказались повесомее его казачьего родословия?

Судьба генерала

В самом начале октября 1942 года ушла телеграмма главному редактору «Красной звезды»: «Здоров. Прошу санкционировать совместную поездку Карповым Сталинградский фронт. Ответ телеграфьте. Крепко обнимаю, Шолохов».

У него уже богатый военный опыт. Догадался, что быть на Волге главному в этот год сражению. Поэтому и захотел вместе с ответственным секретарем газеты отправиться в Сталинград.

Потрясен был увиденным и услышанным, когда прибыл в штаб фронта. Город разрушен непрерывными бомбежками. Положение обороняющихся хуже некуда: немцы прорвались к Волге. Сталинград могли взять не сегодня-завтра… С его падением немцам открывалась прямая дорога на Кавказ и в Закавказье — к нефтяным сокровищам. А как без них — бензина, мазута, керосина — воевать нашей армии.

Шолохов знал, что обороной города руководит Жуков, заместитель Верховного главнокомандующего. Но, увы, встретиться не удалось. И не настаивал — видел, что Жукову в этом аду не до журналистов. На приобщении к жизни фронта это не сказалось. У Шолохова была удивительная способность — становиться своим среди тех, о ком собирался писать. Сохранилось свидетельство земляка-фронтовика, будущего ростовского писателя Петра Лебеденко:

«Михаила Александровича я разыскал в небольшом окопчике. Чтобы попасть в него, от КП надо было ползти не менее двадцати метров. Именно ползти: немцы рядом, и снайперы их, конечно, не спят.

Шолохов и пожилой солдат сидели на ящике из-под гильз, парень лет двадцати — плечистый, с белесыми бровями, тоже в плащ-накидке — у стены окопа…

Усатый тихо говорил: „Оно как кому повезет, однако… Вот мы с Митькой — сын это мой — уже четыреста шешнадцать ден воюем, и ни царапины. А другой, гляди, только придет в роту и пульнуть-то по фрицам не успел — уже готов. Вот оно как…“

— А ты кто же будешь-то? Партейный инструктор? — неожиданно спросил он у Шолохова.

— Да что-то вроде этого…

— Газетки на пару закруток не найдется?

Газеты у Михаила Александровича не нашлось. Солдат досадливо поморщился, но Митька дал ему небольшую книжонку.

— Ошалел ты, что ль! Такую книжку — на закурки, соображать надо, однако…

Речь шла о „Науке ненависти“. Усач добавил: „Это такая наука, что без нее нашему брату никак нельзя, ну, никак, понимаешь? Писал эту книжку не простой человек… Все знает, однако. Душа у него солдатская, понимаешь? Он по окопам, как ты, запросто. Приходит, садится, говорит: „Покурим, братцы? У кого покрепче?““ Душа…»

Что дальше-то? Неожиданный бой. И Митьку убило. От очевидца осталось свидетельство: «Дымилась земля, снаряды рвали ее в клочья, гарь ползла по окопам, а солдат все стоял на коленях, недвижимый, как памятник сыну. Шолохов склонился над убитым парнем, взял его руку в свои ладони, крепко сжал ее… лицо его вдруг посерело, на висках взбухли бугорки вен, а в глазах была мука… Рота пошла в атаку. Сибиряк наклонился над сыном, губами прижался к его лбу, сказал чуть слышно: „Прощай, Митька. Вернусь — похороню“».

Еще один фронтовик, Василий Грязнов, тоже запечатлел встречу с Шолоховым: «Под Сталинградом это было, тяжелые бои шли… Пришел он к нам в окопы. Идет по ходу сообщения и нет-нет выглянет, посмотрит в бинокль в сторону фашистов. А кто-то из солдат и говорит: „С биноклем, товарищ полковник, поосторожнее. У немцев снайперы начеку“. Шолохов улыбнулся и в ответ: „Благодарю за упреждение, но снайперов я не боюсь. Заговоренный я, брат, от пули“».

И дальше шло в этом рассказе одно другого интереснее: «Ну, солдаты нашего окопа окружили его, все сразу узнали в полковнике Шолохова. Я и говорю ему: „Может, вы, Михаил Александрович, и молитву какую от пули знаете?“ — „Знаю, — отвечает. — И те молитвы, что имеются в „Тихом Доне“, и новые, но сейчас у меня на уме и в сердце одна, начинается она, други мои, так: „Во имя отца и сына и матери моей — ни шагу назад!““ Помолчал, затянулся дымком махорки и говорит: „А хочется хорошее написать“. — „Что же?“ — „А то, как вы сражаетесь за родину. Вот хожу по окопам, присматриваюсь, учусь у вас, изучаю солдатскую жизнь, бывальщину, а потом напишу, обязательно…“»

Его видели и в Камышине — здесь находился штаб строительства дороги Казань — Сталинград. Немцы бомбили этот городок по три раза на день.

Не только в редакции удивлялись — спецкор не переслал ни одного очерка. Видимо, большое произведение задумал. Да и утратил он лихость в сборе материала для газетных нужд — мучительные боли после контузии давали знать о себе каждый день.

Новый роман о тех, кто отстоял Сталинград, он назовет «Они сражались за родину»; кстати, распорядится поименовывать здесь слово «родина» с маленькой буквы — без излишней пафосности.

Шолохов свидетель, как те, кто сражался за родину, не пропустили немцев за Волгу. В ноябре 1942-го они перешли в контрнаступление.

Особенно врезалось ему в память, как нередко гибли герои по неразумию начальства. С горечью — запинаясь от непроходящей и жалости, и злости — рассказывал друзьям: «Наступление войск 62-й армии… Вижу, как гибнет батальон в 800 человек, осталось шесть воинов, остальные пластом легли у вокзала. Их не немцы выбили, а кто-то из наших вывел из укрытия на отступ. И что же, все попали под фланговый огонь. Полегли… Слезно жаль… А кто виноват — Чуйков или Родимцев? Попробуй разберись, они сейчас будут друг на друга сваливать, а люди пали смертью… Кого винить? Война, да! А мне надо сказать пусть горькую, но правду…»

Пока Шолохов в Сталинграде, в Москве затеяли вокруг «Тихого Дона» подковерные игрища. В октябре заместитель председателя правительства Анастас Микоян направил в ЦК письмо под грифом «Секретно»: «В Англии и ее владениях проявляется значительный интерес к советской политической и художественной литературе…» Приложил список книг, чтобы ЦК разрешил издать на английском. Был там и «Тихий Дон». С письмом «поработали»: роман вычеркнули. Вместо него вписали «Радугу» В. Василевской. Эта писательница — любимица Сталина, а подхалимы тут как тут.

…Германия. В дни, когда армия Паулюса уже осознавала свой конец, Гитлер произнес речь с очень странным признанием: «Меня всегда высмеивали как пророка. Из тех, кто тогда смеялся, бесчисленное множество уже не смеется, а те, кто все еще смеется, скоро, пожалуй, тоже перестанут. Сознание этого распространяется через Европу по всем миру…»

Пройдет всего полгода, выйдут первые главы романа, и мир узнает истинное пророчество — от имени простого русского солдата: «Пусть враг временно торжествует, но победа будет за нами! И горе будет проклятой стране, породившей полчища грабителей, насильников, убийц, когда в последних сражениях на немецкой земле развернутся алые знамена нашей великой армии-освободительницы…»

Дан был приказ чеканить медаль «За оборону Сталинграда». Шолохов будет удостоен этой награды. Она пропишет посланца «Красной звезды» в одном строю с теми, кто был участником одной из самых великих битв в истории человечества.

Дополнение. Хождение по окопам с журналистским блокнотом обогащало писателя. Для будущего военного романа скапливались — строка за строкой — приметы фронтовых буден, которые узнавал не из пересказов или документальных фильмов.

Шолохову явно приходилось брать в руки саперную лопатку — иначе вряд ли появилось бы в романе такое описание: «Высушенная солнцем целинная земля была тверда, как камень. Лопатка с трудом вонзалась в нее на несколько сантиметров, откалывая мелкие, крошащиеся куски, оставляя на месте среза глянцевато-блестящий след…»

Только по собственным наблюдениям могли выписаться и такие строки: «Шедший впереди средний танк противника с ходу налетел на плетневую, обмазанную глиной колхозную кузницу, на миг весь окутался пылью и, вырвавшись из-под рухнувших обломков, неся на броне сухой хворост и осыпающийся мусор, расстрелял пушечным огнем расчет станкового пулемета, успел раздавить несколько стрелковых ячеек…»