Валентин Осипов - Шолохов

• Название: Шолохов
• Автор: Валентин Осипов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: ISBN 5-235-02797-3

Михаил Александрович Шолохов (1905–1984) стоит в ряду таких величайших мировых писателей, как Гомер, Сервантес, Лев Толстой. Его великая эпопея «Тихий Дон» — о трагедии казачества в Гражданской войне — останется памятником русского XX века на все времена. Жизнь самого Шолохова не менее драматична, нежели его знаменитого героя Григория Мелехова. Однако долгое время она находилась в тени его официального статуса — главного советского писателя, члена ЦК партии и депутата Верховного Совета. Автор книги В. О. Осипов, лауреат Всероссийской Шолоховской премии, был знаком с писателем более двадцати лет, не раз бывал у него в Вёшенской. На основе многолетних изысканий, архивных документов, до недавних пор хранившихся под грифом «Секретно», а также личных впечатлений автор попытался воссоздать жизнь великого писателя в хронологической последовательности и освободить его облик от налета привычного официоза и клеветы. Как любая первая попытка биографии для массового читателя, книга — полемична. В год 100-летия Шолохова издательство начинает свою шолоховиану и в дальнейшем надеется публиковать наиболее интересные работы о жизни и творчестве писателя.

---

О нас, пожилых, и вовсе не вспоминают. Но где же сказано, что физкультура и спорт нужны только молодым?»

И это все высказал далекий от спортивных забот человек!

…Третье событие. В конце августа Никита Сергеевич Хрущев пожаловал в Вёшенскую. Заявил, что его Шолохов пригласил. Так и было — вёшенец его соблазнял в одном письме, помимо всего прочего, рыбалкой. Писал с лукавинкой: «Ваши помощники составляют мощное рыболовецкое звено… Прихватите их с собой. Пусть хоть на денек, после подмосковного бесклевья, они окунут удочки в донскую воду…»

Хрущев появился здесь, когда возвращался из отпуска в Крыму. Это тот самый редкий случай, когда власть имущий посчитал за честь поклониться писателю. Шолохов, замечу, не стал хвастаться этим конечно же лестным для себя гостеванием: никаких интервью, никаких упоминаний в статьях.

Хрущев, хитрец, знал, что военный роман в работе, и будто ненароком пошел вспоминать о своей роли в боях за Украину.

Шолохов потом рассказывал:

— Тогда я ему и сказал: «Вы были представителем Верховной Ставки при окружении наших войск под Харьковом, из военных мемуаров вырисовывается, что вы настояли на опережающем ударе. Как мне писать об этой трагедии?»

Хрущев совладал с собой — деланно улыбнулся и склонился к миротворству:

— Но, Миша, такое может сказать только близкий друг. Отнесем это к шутке.

И еще укол Хрущеву. Он на свою голову начал разговор о том, что народ одобряет его непрекращающуюся череду, как сам выразился, «начинаний» в сельском хозяйстве. Шолохов слушал-слушал да вдруг встал и, достав какую-то книгу, протянул ее Хрущеву:

— Я, Никита Сергеевич, подумал не только о том, что вы рассказали. Примите эту книгу Лескова. Здесь есть интересный рассказ. «Загон» называется. Посмотрите на сон грядущий первую хотя бы главу. Кстати, рассказ высоко оценил Лев Николаевич Толстой.

Книга оказалась в руках державного гостя.

Если взялся хотя бы ее полистать, не мог не наткнуться на эпиграф — ох, Шолохов! — а это библейская мудрость: «За ослушание истине — верят лжи и заблуждениям».

Если нашел терпение дойти до второй страницы — ну, Шолохов! — нашел намек на плачевное положение дел в сельском хозяйстве; страна стала закупать зерно на Западе, а тут и попрек от Лескова: «Мы имели твердую уверенность, что у нас „житница Европы“, и вдруг в этом пришлось усомниться…»

После этих двух столкновений наедине оставались мало. Да и дом переполнен — кто-то из свиты Хрущева, кто-то из Ростова, кто-то из своих районных партийцев. Не зря станицу загодя припудривали-причесывали. Хрущев не прятался от станичников. Пешком прошествовал на майданный митинг, в украинской рубашке и простеньком летнем костюме, но со шляпой в руке. На рыбалку времени не оставалось — лишь проехались с женами по Дону на катере. Вечером пожаловал на концерт в Дом культуры и потом даже пригласил артистов прямо в казачьих одеяниях сфотографироваться с ним.

Гость на майдане держал большую речь. Все давно знали его слабость — любил поговорить. Не забыл в ней и Шолохова. Осыпал его множеством не только искренних похвал, но и кондово-высокопарных, из партийного лексикона. Вот он решил высказаться о «Судьбе человека»:

— Этот рассказ о судьбе Андрея Соколова является не только грозным обличением тех, кто вызвал ужасы Второй мировой войны, но и страстным протестом против тех, кто сегодня пытается развязать новую войну, которая угрожает народам еще большими ужасами и страданиями.

Шолохов догадывался, что правитель политизированного общества осознанно придал рассказу идеологизированную окраску. И будто бы не заметил замысла автора: горькая жизнь сильного «малого» человека, которому не судьбой, а политикой определена и чаша зла в чужом плену, и чаша равнодушия на родине…

Потом в речи Хрущев заявил: собираюсь в Америку! Надо добиваться мирного сосуществования двух великих держав! И вдруг: «Мне приятно пригласить с собой в эту поездку Михаила Александровича…»

За вёшенцем — хвост провинностей. Одно интервью в Париже чего стоит. Или такое: взял да зазвал на писательский съезд, ни с кем не посоветовавшись, двух датских писателей; один из них с большой тогда славой — Ханс Шерфиг. Руководители Союза писателей сразу же в ЦК: «Мы затрудняемся принять их…» Шолохов ответствовал: «Часть расходов согласен принять на себя».

Итак, в 1959-м впервые путь главы Страны Советов лежит в Америку. Шолохова тоже, но мечтал об этом — напомню — еще в 30-е годы. По возвращении московское телевидение стало показывать документальный фильм. Красивые были кадры: в вагоне у широкого окна с мелькающей позаоконной Америкой оживленные Хрущев и Шолохов — друзья да и только.

Поездка по Америке прошла для Хрущева с огромным политическим успехом. Подхалимы подсказали ему идею — написать об этом книгу. Отчет! Ее авторами стали писатели и журналисты из свиты. Когда книга вышла, все они получили высшую в стране Ленинскую премию по разряду публицистики.

Шолохов не прикоснулся к перу. В ЦК этому подивились: как так — выдающийся писатель не хочет написать о выдающемся политическом деятеле?! В Вёшки послан гонец — инструктор ЦК; ему задание: «Взять хотя бы страничку, ну пусть абзац у Шолохова». Не взял. И позже он никогда ничего не писал о том, что сопровождал Хрущева. Почему? Интересно свидетельство младшей дочери: «Однажды Никита Сергеевич, а потом его жена Нина Петровна всё звали да звали отца к себе на дачу. Как-то слышу, что отец по телефону поблагодарил Нину Петровну за очередное приглашение. А потом, наверное, когда она продолжала настаивать, вдруг в трубку: „Я, говорит, вас и Никиту Сергеевича уважаю. Да знаете, есть такая поговорка: „Служить бы рад, прислуживаться тошно…““»

Его как-то спросили, как, мол, оцениваешь Хрущева. Ответил с усмешкой: «Оценки придут со временем, но то, что он болен, — это так… Серьезная болезнь — понос слов».

Поездка в Америку вошла в память. Министр иностранных дел Громыко кое-что оставил для истории из американских реплик Шолохова:

— Поможет ли поездка в смысле творческих находок? — спросил дипломат писателя в какую-то внезапно свободную минутку.

— Не думаю. Для моей работы она вряд ли пригодится. И ничего в ней не прибавит. Мир моих персонажей — это Дон, мои станицы и города… Но поездка интересна. Посмотреть свет надо…

Министру запомнились и такие шолоховские высказывания:

«У меня создается такое впечатление: большинству на улицах все равно, что происходит вокруг. Кажется, упади я сейчас вот тут на улице — так никто, если не узнает, что я иностранец, не подойдет, не спросит, что случилось…

Это общество создано богачами и для богатеев. Оно не может отвечать тем великим идеалам добра, к которым рабочий люд стремится на протяжении многих веков…

В области техники здесь достижения есть, и немалые… А в области культуры пока я видел сплошное развлекательство. Где же та подлинная гуманистическая культура, которая только и должна отвечать интересам народа? Неужели она — это тот канкан, который нам показали в Голливуде?..

Если здесь сидеть у телевизора, то можно одуреть…»

«Не знаю, как в отношении высокой политики, которой занимаетесь вы, — сказал он министру, — но что касается культуры, то нам у американцев учиться нечему».

В Голливуде кто-то из режиссеров подошел к Шолохову познакомиться:

— Знаете, я читал отрывки из ваших произведений…

— Я вам признателен. Когда ваши постановки дойдут до нас, я обязательно посмотрю отрывки из них!

…В сентябре этого, 1959 года писателя пригласили на студийный просмотр фильма «Судьба человека». То режиссер Сергей Бондарчук осуществил свою мечту. Но кто бы мог подумать, что пропустят ее через многочисленные препоны. Поначалу начал мутить воду «Мосфильм» — режиссеру в ответ на его заявку было сказано кратко и тупо: «Несвоевременно!» Потом выразили недоверие сценаристам — пришлось Шолохову похитрить и на одном из вариантов поставить свою фамилию. Затем топкие обсуждения на художественном совете студии. Выявили «идейную ошибку»: «Мрачноватым получился конец, не устроена судьба солдата». Было от кого-то уж совсем погребальное пожелание: давайте-ка сделаем короткометражку, ибо не получится настоящего фильма из всего-то рассказа.

А Шолохов поверил в возможности Бондарчука и его сподвижников. Ринулся в решительное заступничество — побывал в ЦК у заведующего отделом культуры. Тот тоже набрался отваги, позвонил директору студии и просто приказал делать фильм.

Первый просмотр… Быстро пролетели полтора часа кинодейства. Включили свет. Шолохов к испугу режиссера и сценаристов отказался от беседы и с мрачным лицом молча пошагал к выходу. Ни слова с оценкой.

С ним увязался один из сценаристов. Шли-шли и вдруг Михаил Александрович прервал молчание.