Кэтрин Куксон - Знак судьбы

• Название: Знак судьбы
• Автор: Кэтрин Куксон
• Жанр: Исторические любовные романы

Всех мужчин клана Молленов можно узнать по седой пряди у виска. Обладатель роковой метки редко доживал до старости, и жизнь его всегда обрывалась трагически. Из поколения в поколение передается эта печать проклятия, а вместе с ней – властолюбие, эгоизм, жестокость. Они-то и создают в семье невыносимую обстановку. Но нежная любовь, верная дружба и доброта помогают героям романа выстоять. Умирает тиран рода, и появляется надежда на счастье.

---

– Так что вы все-таки можете сказать о ней? – вступила в разговор Барбара.

– Она совсем другая, – призналась Анна.

– Она несчастна?

Анна пристально посмотрела на Барбару. Неужели девушка обрадуется, узнав, что ее сестра страдает?

– Она не может там прижиться? – задала новый вопрос Барбара.

– Нет, приживается. А что касается счастья, то я бы солгала, сказав, будто она счастлива.

– Тогда зачем она вышла за него замуж? – с глубокой горечью в голосе промолвила Барбара.

– На то была особая причина. Она ведь передумала и не хотела выходить за него. Да, – кивнула Анна, увидев удивленный взгляд Барбары, – кое-что произошло, и Констанция была вынуждена выйти замуж.

– Она согрешила? – На лице Барбары появилась гримаса отвращения.

– Да. – Мисс Бригмор решила сказать Барбаре правду буквально в последнюю минуту. Она не знала, поймет ли та сестру, но почувствовала, что просто обязана сообщить истинную причину того, почему Констанция вышла замуж за Дональда Радлета. – Да, она согрешила… но не с Дональдом.

– Не с Дональдом?… – У Барбары от изумления отвисла челюсть.

– Это случилось во время грозы, когда Мэтью отвозил ее на ферму. Ты же знаешь, как Констанция боится грозы. Они укрылись в заброшенном доме на вершине холма. Мэтью пытался успокоить ее, признался ей в своей давней любви к ней, и в тот момент Констанция осознала, что тоже любит его. Из ее краткого рассказа я поняла, что Констанция просила Мэтью жениться на ней, но он не смог пойти на это в силу вполне определенных обстоятельств, или просто не захотел. Но, думаю, главная причина заключалась в том, что он боится Дональда.

Барбара стояла, зажав руками рот, чтобы не закричать. Прошло некоторое время, прежде чем она прошептала:

– А Дональд, он… не знает?

– И да и нет. Он понял, что Констанция оказалась не девственницей… но не знает, кто виновен в том.

– О Боже мой, Боже мой! – Не отнимая ладони от лица, Барбара принялась расхаживать по комнате, а потом, к огромному удивлению Анны, промолвила проникновенным тоном: – Бедная Конни!

– Да, бедная Конни, – Анна согласилась с ней.

На следующий день после своего визита на ферму Анна слегла с простудой. Она стала лечить ее как обычный насморк – так Мэри называла состояние человека, у которого слезятся глаза и покраснел нос. Но на третий день у нее начался жар, что очень встревожило всех обитателей коттеджа. А еще через неделю простуда перешла в пневмонию. Четыре дня подряд из города приезжал доктор, и тогда обитателей коттеджа охватил настоящий страх. "Что я буду делать, если потеряю Анну?" – спрашивал себя Томас.

Барбара тоже задумывалась, что же с ней будет. Ведь она останется с дядей и Мэри. С дядей, думающим только о своем желудке, и с Мэри, которая в детские годы казалась ей чудесным человеком, однако теперь Барбара видела в ней преданную, но совершенно обычную, даже невежественную женщину. Сейчас же больше всего на свете Барбаре требовался умный собеседник, поэтому ночами она молилась Богу, прося его спасти Анну.

А Мэри, разрываясь между кухней, уборкой, стиркой и глажкой, постоянно таскала в комнату мисс Бригмор уголь, следила, чтобы там непрерывно было тепло. Она тоже спрашивала себя: что будет делать, если с мисс что-то случится? Когда-то она не любила мисс Бригмор, поскольку не слышала от нее ни одного доброго слова. Но это было много лет назад. А с момента переезда в коттедж Мэри увидела в ней не только сильную духом женщину, но и чудесную хозяйку. Если что-то делалось не так, мисс Бригмор исправляла ошибки, а деньгами распоряжалась таким образом, что их становилось как бы в два раза больше, чем на самом деле. И никогда не обижала Мэри, как это бывало в те давние годы в детской. Наоборот, хвалила: "Ты все сделала очень хорошо, Мэри"; "Мне кажется, что сегодня у тебя получился самый замечательный пирог"; "Отдохни, Мэри, ты устала". Недовольство же выказывала только в тех случаях, когда служанке случалось выпить в свой выходной больше трех кружек тетушкиного пива, и тогда она по возвращении в коттедж болтала без остановки и хихикала. Девочки смеялись над ней, смеялись вместе с ней, а вот мисс Бригмор в этих случаях никогда не веселилась. Разговор с Мэри она откладывала на следующее утро.

Частенько Мэри приносила бутылочку с собой. Одно время она хранила ее в своей комнате, но потом стала поступать более разумно. Прятала ее в кроличьей норе за оградой. Со стороны ее не было видно, и Мэри требовалось всего лишь опуститься на колени, засунуть руку в нору и вытащить бутылку. Обычно она ждала наступления темноты, когда все лягут спать. Несколько глотков здорово согревали холодными ночами.

Однажды, когда Мэри выпила лишнего, мисс Бригмор заметила, что она навеселе, и сделала замечание, служанка едва не выпалила: "У вас хозяин под боком, а меня греть некому". Но, к счастью, вовремя опомнилась, иначе никогда не простила бы себе этой выходки. И вот теперь женщина решила, что если это хоть как-то поможет мисс Бригмор, то она пообещает ей до конца своих дней не брать в рот ни капли. А пока она могла только молиться за нее.

И Господь услышал молитвы. Пневмония у мисс Бригмор прошла, но в организме осталась инфекция, характер которой не смог определить даже доктор, однако он сказал, что время излечит. Эта инфекция проявлялась в том, что у мисс Бригмор не усваивалась пища. Через полчаса после еды ее желудок очищался. Доктор призвал к терпению. Ему встречались подобные случаи, когда инфекция держалась от двух до четырех месяцев.

Прошло четыре месяца, а мисс Бригмор продолжала страдать. Она не находилась постоянно в постели, могла только сидеть в кресле у окна, достаточно близко, чтобы видеть дорогу, но слишком далеко, чтобы избежать сквозняков…

Шел март 1863 года, небо было голубым и чистым. Снег уже почти стаял, задержавшись лишь на вершинах холмов. Можно было сказать, что приближается настоящая весна. С этими мыслями Барбара пришла проведать Анну.

– Через две недели, ну, максимум через три мы увидим, как набухают почки… А завтра почтальон должен привезти письмо от Констанции. Надо будет вечером написать ей, чтобы передать с почтальоном письмо. Анна, может, и вы ей напишете?

– Да, да, конечно, напишу, – согласилась мисс Бригмор рассеянным тоном. – Между прочим, с кем это твой дядя разговаривает на дороге?

Девушка взглянула в окно.

– Ох, насколько я знаю, ее фамилия Мурхед, миссис Мурхед. Мэри называет ее Эгги Мурхед. Она живет где-то возле Стаддона, каждый будний день приезжает в особняк, наводит там порядок. Мэри говорит, что они наняли пять работников, чтобы подготовить дом к приезду слуг. Но, как она сказала, и я с ней согласна, на подобную работу потребуется месяцев шесть. Им же, бедняжкам, приказано навести в особняке полный порядок за шесть недель.

– А почему твой дядя разговаривает с ней?

Барбара пожала плечами и отвернулась от окна.

– Думаю, это не дядя говорит с ней, а она с ним. Опять же, по словам Мэри, Мурхед та еще болтушка. – Барбара улыбнулась Анне.

– Твой дядя смеется, – промолвила та, не отрывая взгляда от дороги.

Барбара пристально посмотрела на мисс Бригмор. Похоже, Анна ревнует дядю Томаса. Так-так! Однако смешно ревновать в ее годы. Сколько ей сейчас? Сорок два? Нет, сорок три… а может, сорок четыре? Анна никогда не говорила о своем возрасте, но и так понятно, что ее женский век уже миновал. Барбара тяжело вздохнула. Ей тоже захотелось вдруг стать женщиной за сорок, у которой все в прошлом – и ревность, и неудовлетворенность… и желание. Барбара снова взглянула в окно: миссис Мурхед удалялась по дороге, развязно виляя ягодицами. Как и предполагала Мэри, эта Мурхед, наверное, простолюдинка, такие обычно выполняют самую черную работу…

Внизу на дороге Томас думал о том же самом. Развязная походка у этой бабенки, виляет бедрами, как корова выменем. Да она и есть корова, вернее, телка. Эх, попадись она ему пораньше.

За последние недели он несколько раз мимоходом разговаривал с ней. Из-за плохой погоды просидев несколько дней в коттедже, Томас как-то вышел подышать свежим воздухом, и Мурхед сама остановила его и спросила с улыбкой:

– Вы ведь мистер Моллен, да? Ваш старый дом снова продан.

– Вот как, значит, продан? – Томас вскинул брови и поджал губы.

– Говорят, новый владелец из Манчестера.

– Из Манчестера? Значит, долго он здесь не задержится.

– Говорят, он родился в наших краях, во всяком случае, его дед и бабка отсюда. Его зовут Беншем. Платит он хорошо, шиллинг в день плюс харчи.

Эгги Мурхед кивнула Томасу, но ее фамильярность не вызвала у него раздражения, он уже давно перестал обижаться на то, что ему не оказывали должного уважения, соответствующего его положению. Да и какое у него сейчас положение? Поэтому он просто рассмеялся.

– Значит, тебе повезло.

– Да, повезло, – согласилась Эгги. – А мне всегда везет. И вообще, надо жить и давать жить другим. Жить столько, сколько отпущено, потому что на самом деле мы все давно умерли.