Дмитрий Володихин - Мастер побега

• Название: Мастер побега
• Автор: Дмитрий Володихин
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-45527-8

Молодой Чачу – еще не ротмистр. Молодой Дэк Потту – еще не Генерал. Молодой дядюшка Каан – уже профессор… Все они жили и мечтали о лучшем будущем. А из будущего к ним приближалась катастрофа. Им предстояло пережить крах великой Империи, а потом продолжить существование на ее обломках. А ведь когда-то «обитаемый остров» был цветущим…

---

Для кого Мемо писал эту историю про отшельника Фая? Для своих учеников? О нет.

За четырнадцать лет всевластия пандейцев на землях Срединного княжества тысячи семей переселились в недавно завоеванные области. Пандейцы-крестьяне, пандейцы-охотники, пандейцы-рыболовы, воины, кузнецы, углежоги… Они заняли участки и дома, опустевшие после того, как их владельцев убили на войне. Вот исчезло пандейское владычество. Полегли пандейские воины. Но все остальные пандейцы остались – за малым исключением Они живут целыми общинами, у них полно детишек, родившихся на новом месте. И им некуда уходить. Весь народ Срединного княжества страстно желает перебить их до единого, отнять всю землю, дома и имущество, а жен и детей продать в рабство. Разве не так?

И Рэм привел пять историй, взятых из документов той великой эпохи, когда возрождающееся Срединное княжество, едва живое, едва стоящее на ногах, но все-таки свободное, начало понемногу приходить в себя.

История о бароне, отобравшем землю у пандейской общины и повесившим всех тамошних мужчин. В результате появилась банда, беспощадно грабившая на столичном тракте и состоявшая из одних озлобленных женщин.

История о том, как пандейцу под угрозой смерти предложили убраться из дома и оставить все товары в лавке. Он подпалил и лавку, и дом, от чего случился пожар, сгубивший полгорода.

История о том, как чиновник выдавал пандейцам грамоты, удостоверявшие, что они не пандейцы, а срединники, и живут здесь с давних пор. Цена на грамоты постепенно росла. Когда она стала непомерной, пандейцы, которым не досталось грамот, решили бежать. Их поймали, посадили в тюрьму и отобрали все ценное имущество.

История о том, как смотритель конного рынка стравливал пандейцев со срединниками, вымогая у них как можно более высокую плату за место для торговли. Документы не дают возможности понять, кто именно его убил – пандейцы или срединники.

История о том, как один судейский служитель не хотел подтверждать законную силу завещания богатого пандейца, пока ему не отдадут в наложницы младшую дочь покойного. Он ее и получил. Родня принесла мертвое тело к порогу его дома.

Дурно?

Но ведь все помнили ровно такие же истории, случившиеся до изгнания пандейского наместника и разгрома пандейских войск. Такие же – в деталях. Никто ничего не забыл!

А Мемо Пестрый Мудрец, поминая милого старинного отшельника, сущего простака, Божьего человека, говорит: «Не надо мстить».

Подробно, на многих страницах: «Не надо мстить!»

С красивыми примерами, со всею мощью глубокого ума: «Не надо мстить…»

Он как будто опять идет против своих, против своего же народа. Немудрено, что его с таким воодушевлением переписывают пандейцы, живущие по эту сторону границы. Они спинным мозгом почувствовали: слово Мемо их защищает.

Но… если бы только пандейцы!

Полсотни списков «Жития» найдено… где? В архивах провинциальных городов. Среди деловых бумаг, распоряжений из столицы, реестров дворянского ополчения, копий отчетов по налоговым сборам, предназначенных для отправки столицу. В двух случаях…

Рэм обвел глазами аудиторию. Ага, академик Нанди, кажется, уже понял. Остальные пока нет.

Он щедро сделал еще одну коротенькую паузу. Научный доклад – страшно долгое и утомительное дело.

А хорошему ритору пристало являть чуточку артистизма Иначе финал его выступлений будет неизменно утопать в густом храпе.

– Итак… – продолжил он, – в двух случаях сохранились привешенные к свиткам «Жития» печати. И это печати великокняжеского ведомства Почтовой гоньбы. Иными словами, по указу Белой княгини сочинение Мемо рассылали баронам, судьям и воеводам для обязательного прочтения. Мы видим пример удивительного, прекрасного сотрудничества между высоким интеллектом и властью!

Не слишком переборщил со словом «прекрасного»? Оно ведь несколько… э-э-э… не для научных речей. А еще интонация… Куда-то она поползла вверх, вверх… Не высоковато ли?

Нет, никто не поморщился.

И тут Рэм почувствовал – еще очень робко, не веря самому себе, – как несколько сотен людей подчинились его словам. Как желают они добраться вместе с ним до выхода из длинного лабиринта Как жаждут они продолжения. Даже академик Нанди.

Это необычное ощущение соединилось на краткий миг с другим, еще более странным: тень души Пестрого Мудреца, умершего столь давно, легла на его собственную душу. Эфирное… прикосновение… Ободряющее. «Попробуй на вкус то, что когда-то чувствовал я. Распорядись этим как должно».

Почудилось?

Всю жизнь он будет вспоминать невозвратимое мгновение. И до смертного часа не избавится от его привкуса…

Дальше пошел простой материал.

Белая княгиня понимала, разумеется, как важно укрепить порядок в стране. А если дать трем четвертям населения спокойно резать и грабить иную четверть, люди озвереют от легкой крови, княжество покроется коростой бунтов, а пашни, и без того сильно запустевшие, окончательно лишатся пахарей в целых уездах. Налоги станет не с кого собирать. Царя пандейского родичи убитых вынудят совершить еще одно вторжение – ради мести. И прольется новая большая кровь.

Зачем? Белая княгиня, как говорят в один голос анналисты, отличалась умом и непреклонной волей. Ей требовалось остановить резню, и старый учитель крепко помог государыне. Она хотела править богатой многолюдной страной. В конечном итоге ее желание исполнилось. Оба – старик и женщина – вразумляли свой народ, не пуская его на путь губительной свирепости. Обоих, надо полагать, ругали на чем свет стоит. С обоими, хоть и не сразу, согласились. А потом объявили их великими людьми.

Мемо Пестрый Мудрец умер в почете и достатке, окруженный учениками и восторженными поклонниками. Его хоронили любимая жена, четверо детей, семеро внуков. И на этом можно было бы поставить точку, объявить жизнь первого академика вычерченной до полной ясности. Однако есть деталь, которая не позволяет поступить подобным образом.

– Помните, – с легкой улыбкой произнес Рэм, – в самом начале я перечислил произведения Мемо. И назвал помимо «Жития» и трактата «О соблюдении порядка» еще и «Малый комментарий». Помните?

По лицу академика Нанди Рэм понял: уже забыли. Но сейчас начали припоминать. Четверо или пятеро заулыбались: «Ах, еще и это. Новинки не закончились. Что ж, давайте, молодой человек, вынимайте очередного кролика из шляпы». Дана смотрела на него со спокойной неотрывностью – притягательной и чуть пугающей.

Никто не зевнул.

Он работал за кафедрой вот уже час, да, без малого час, но все еще не лишился их внимания. Славно, очень славно.

А по всем законам божеским и человеческим аудитории давно пора вовсю раззевываться…

– Никогда прежде «Малый комментарий» не публиковался. Он еще не введен в научное обращение. Текст был обнаружен вашим покорным слугой в… Музее жандармерии.

Сколько изумленных рож!

– Точнее говоря, в Отделе редких книг и рукописей крамольного содержания.

Сколько раздосадованных рож!

«Как просто! Мог бы и я его отыскать. Парню просто повезло…»

Да, могли бы. Но, как сказал Рэму профессор Каан, «Такие вещи приходят в руки только тем, кто по-настоящему спятил от науки. А кто недоспятил, к тем не приходят». Лишь полный псих примется искать древние рукописи в жандармских закромах. Правда, прежде он должен будет пройти еще с полтора десятка мест, где материалы по его теме можно отыскать лишь чисто теоретически.

На лице академика Нанди промелькнуло одобрение. Показалось? Нет, совершенно определенно.

Рэм продолжил.

«Малый комментарий» имел четкую датировку. Сам автор вывел пером год, месяц и день, когда он поставил последнюю точку. Жалованная грамота, означавшая для Мемо ссылку в Пригорье, появилась двадцатью днями позже. Трудно не усмотреть между ними связи. Очевидно, «Малый комментарий» содержал нечто досадное для Гая V. Какая-то деталь в нем переломила судьбу преуспевающего учителя государевых детей, превратив его в ничтожного провинциального помещика.

Что именно?

На сей счет можно высказать одно предположение.

«Малый комментарий», на первый взгляд, всего лишь невинное размышление о допустимости некоторых норм нового придворного кодекса Его ввели в действие за полгода до появления «Малого комментария». Вся жизнь Срединного двора подчинялась строгому Ритуалу. А новый кодекс сделал Ритуал… нет, не проще. Сложности не убавилось. Но позволительным сделалось одно явление… его современники назвали словом, абсолютно недопустимым для собрания ученых людей. В системе современных понятий ему наилучшим образом соответствует словосочетание «легкость нравов».

Но Мемо вовсе не пытался встать в позицию защитника старины, бичевать распутство… о, в смысле – легкость нравов… и взывать к совести падших.

Нет. Он всего лишь вежливо придрался к некоторым нововведениям. Казалось бы, чисто формальным Там частность, тут нюанс… В одну такую вот мелочь Пестрый Мудрец вцепился как голодная сторожевая собака в сочную ляжку неосторожного вора Новый кодекс Аозволял любому мужчине, обязанному являться при Аворе, приводить с собою на всякое торжество или пир любую женщину, обязанную являться при дворе. Иными словами, не обязательно – жену. Мемо раскрошил в пыль этот пункт нового кодекса Камня на камне не оставил. Со всей силой своей учености он неопровержимо доказал: сие правило не соответствует Священному закону, а значит, его следует немедленно отменить.