Родион Нахапетов - Влюбленный

• Название: Влюбленный
• Автор: Родион Нахапетов
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-7027-0905-5

Взлет кинокарьеры Родиона Нахапетова пришелся на расцвет советского кинематографа — семидесятые годы. В его книге — живые портреты Иннокентия Смоктуновского, Василия Шукшина, Никиты Михалкова, Марка Донского, Марины Нееловой, описания `внутренней кухни` звездного киномира, творческие поиски и душевные метания. Значительная часть воспоминаний — подкупающий безграничной искренностью рассказ русского актера и режиссера, пытающегося найти свое место в Мекке мирового кино — Голливуде.

---

Теоретически моя новая жизнь (после «двоеженства») должна была превратиться в сказку. Тесная обувь сменилась мягкими домашними туфлями. Я порвал с Верой, продемонстрировав серьезность и глубину чувств к Наташе. Российские горизонты — ностальгические для меня и неверные и коварные для Наташи — отодвинулись и не будоражили больше. Сделавшись символом моего будущего, Наташа торжествовала победу над моим прошлым. Теперь ей не надо было краснеть и тушеваться перед знакомыми. «Ну и как мне тебя представлять? — мучилась она до женитьбы. — Как? Любовник? Сожитель?»

Я знал, в какой среде Наташа была воспитана. Сплетни и пересуды в русском эмигрантском обществе крепко досаждали ей. Ее не раз спрашивали: «Наташенька, а кто это у тебя? Друг или?..» Теперь же Наташа могла смело сказать:

«Мой муж — Родион Нахапетов!»

Первое время «законность» отношений доставляла ей такую радость и наполняла такой гордостью, что я чувствовал себя и впрямь волшебником, знающим секреты счастья. Неужели лист бумаги может быть столь могуществен? Я радовался за Наташу, однако не придавал брачному свидетельству такого уж решающего значения. Я всегда рвался к счастью вслепую, влекомый сердцем, а не головой. Мне дороже тепло и ласка, бумага же — даже символизирующая союз сердец — имеет совершенно иные химические, юридические и энергетические свойства.

Журналисты часто интересуются, счастлив ли я. Я не знаю, что ответить. Я бываю счастлив. Но бываю и несчастен. Смотря в какой момент. Скажем, фильм, который давался мне с превеликим трудом, на премьере срывает аплодисменты, меня все обнимают и поздравляют. Я счастлив. И вдруг узнаю о тяжелой, неизлечимой болезни друга. Я мчусь в больницу, горечь наполняет душу. До фильма ли мне? В жизни все переплетено и смешано, поэтому‑то так редко испытываешь только одно чувство. Когда я пишу эти строки, я вполне счастлив, но, кто знает, не изменятся ли мои чувства ко времени выхода этой книги в свет? Я всегда сочувствую скептикам, но ищу дружбы с оптимистами. Почему? Где же я сам? На полпути, на полдороге. Ответьте, оракулы. Смотрите в небесные карты, дайте анализ, подскажите пути. Что откроется вам в тихих знаках Зодиака, между Козерогом и Водолеем, в моих невидимых корнях? Впрочем, я не верю, что кому‑то под силу полное и безусловное знание. Как ни подступись к человеку — изнутри, снаружи ли, всегда остается что- то неразгаданное.

Не успели мы нарадоваться супружеской жизни, как случилась беда. Наташа потеряла работу. Ассоциация независимых телевизионных станций, ослабленная кабельным телевидением, закрыла свое представительство в Лос — Анджелесе, упразднив при этом и должность директора специальных торжеств и событий. Эта катастрофа не была неожиданностью (в прошлом году об этом поговаривали), но тем не менее случившееся повергло жену в такой шок, что вывести из него могло лишь что‑то экстраординарное. Хорошо еще, подумал я, что между нами все образовалось, это давало Наташе внутреннюю опору. В противном случае депрессия была бы убийственной. Понятно: одиннадцать лет жизни Наташа отдала этой организации, а теперь вдруг стала ненужной.

Пробил мой час. Новоявленному мужу следовало взвалить на себя заботу о финансовой стабильности семьи. В Америке, как известно, основная масса населения живет в долг. Не составляли исключения и мы. Дом на Васанта — Уэй был оплачен лишь частично, банк в свое время дал Наташе большой заем, и теперь, выплачивая процент на эту сумму, нужно было ежемесячно переводить в банк 3000 долларов. На «мерседесе» тоже висел долг. Прибавьте к этому оплату медицинских страховок, платную школу, страхование дома (пожар, наводнение, ограбление — всё разные страховки), кредитные карточки, каждодневные расходы — всего не перечислишь. Настоящая долговая яма. Чтобы не свалиться в нее и выжить, мы должны были бы зарабатывать минимум шесть тысяч долларов в месяц. У нас таких денег не было.

Когда мы снимали «Мечты в Голливуде», наши бездомные артисты делились с нами печальными историями, и общее в них было то, что, потеряв работу и не справившись с долгами, они неминуемо теряли все, что имели. Банк не простил им ни цента. Эти рассказы запали в душу, и теперь Наташу стали преследовать призрак темных подворотен и общество полоумных оборванцев.

— Пожалуйста, не придумывай глупости! — говорил я ей.

— Я не придумываю. Ты просто не знаешь законов. Не заплатишь три месяца — и банк выкинет тебя на улицу. Это у вас там… можно пойти и пожаловаться в коммунистическую партию.

Смешно. Как раз в это самое время коммунистическая партия трещала по швам. Я представил себя на приеме у растерянного Горбачева, которому было не до моих жалоб. Страна, подобно «непотопляемому» «Титанику», уже дала гигантскую течь. Противник Горбачева Ельцин рвался к власти, а народ мечтал о спасении и лелеял мечту о новой России — по образу и подобию Соединенных Штатов.

— Справимся, не волнуйся, — успокаивал я жену.

— Как? — не унималась Наташа.

В самом деле — как? Я с упрямством маньяка по — нрежнему бил в одну и ту же точку, не сомневаясь, что не сегодня- завтра мои сценарии будут куплены. Кроме старых идей, у нас появились новые. Мы с Роном задумали телевизионную серию под названием «Пицца на Красной площади», написали «пилотный материал» и разработали основные эпизоды. Мы отменно потрудились, и все, кто читал, смеялись от души. Наша «Пицца» пошла гулять по студиям, и мы надеялись на скорый и, разумеется, благожелательны ответ. Помимо того, Рон, вспомнив о моем фильме «Зонтик для новобрачных», зажегся еще одной идеей — сделать фильм о любви, наподобие той, что была в «Зонтике». Стали придумывать сюжет, бурно фантазировали любовные отношения героев. В довершение всего я начал переписывать «Психушку» с учетом сегодняшнего дня, ведь события этого триллера разворачивались в бурлящей, новой Москве.

Прекрасные проекты, великолепные возможности, но, к сожалению, они не решили наши с Наташей финансовые проблемы. Могли решить, но не решили. Мы с моим соавтором Роном Паркером лишь забросили в голливудскую реку удочки и возмечтали о щедром улове.

Все наши сценарии вернулись с формально — любезным ответом: «Благодарим за сценарий. Он очень интересен, но в производственные планы студии пока не ложится. Желаем удачи!»

Мы с женой усиленно молились, часами простаивая в церкви на улице Аргайл. Мы старались исправить положение, испросив прощения у Господа. В самом деле, неужели влюбленные не имеют права на счастье? Или это относится только к первой любви?

В то время мы много беседовали с владыкой Серафимом, девяностолетним старцем, нашим духовным наставником. Удивительные были глаза у владыки — васильковые, ласковые, детские. Несколько лет назад, после гибели Наташиной мамы, он помог ей справиться с горем, сейчас помогал нам двоим. Вместе с нами он молился о здравии и благополучии детей, всегда терпеливо разъяснял таинства богослужений, исповедовал нас и благословлял. Он был очень слаб и не мог самостоятельно подниматься по крутым ступенькам дома на Васанта — Уэй. Однажды, поддерживая владыку с двух сторон, мы с Наташей оступились и едва не уронили старца. Мы были в ужасе — случись такое, его хрупкие косточки рассыпались бы в песок, но он, едва не упав, остался в том же благостном и спокойном состоянии, как и прежде. «Всё во власти Божьей», — словно говорили его глаза. Мы слышали, что именно с таким светлым, умиротворенным и богоблагодарным выражением лица он и отошел от мира сего — в русском монастыре под Нью — Йорком в 1996 году.

В церкви на Аргайл мы часто видели композитора Алексея (Эдуарда) Артемьева и его супругу Изольду. С Алешей мы были знакомы много лет (он писал музыку к михалковской «Рабе любви»). Мне всегда нравились его спокойный нрав и мелодичная, берущая за душу музыка. Работая в кино с такими режиссерами, как Тарковский, Кончаловский, Михалков, он сделал себе имя и стал одним из самых преуспевающих композиторов Союза.

В церкви он всегда стоял в одном и том же месте. Когда- то, в конце семидесятых, мне довелось ехать с ним в «Красной стреле». Заметив у него нагрудный крестик, я завел разговор о религии. Мы проговорили всю ночь. Несомненно, его вера не была данью моде или минутным порывом, и сейчас, спустя двадцать лет, он лишний раз подтверждал это — сосредоточенной, углубленной и сердечной молитвой. Артемьевы вот уже вторую зиму проводили в Америке. У Алеши был американский агент, который подыскивал ему работу, уже шли переговоры с продюсером, приближалась работа у Кончаловского («Ближний круг»), — словом, как и я, Артемьев совмещал полезное с приятным: греясь на солнышке, он готовил себя к щедрым голливудским контрактам.

Артемьевы снимали квартиру в Санта — Монике, и мы не раз бывали у них в гостях. В тот трудный, болезненный период Алеша искренне поддерживал меня, из природной деликатности не вдаваясь в детали нашей семейной жизни.