Пол Майло - Что день грядущий нам готовил?

• Название: Что день грядущий нам готовил?
• Автор: Пол Майло
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91678-099-4

Книга Пола Майло впервые рассказывает о том, что было «видно» в нашем 21 веке из века 20-го. Это поразительная коллекция предсказаний, сделанных учеными, экспертами и публицистами 20 века, — предсказаний удачных (их не очень много), скандальных (умеренно много), смешных (весьма много) и… неудачных (подавляющее большинство). Но главное — как обнаружил автор, «предсказания позволяют оценить не только и не столько даже будущее, сколько настоящее».

Пол Майло — американский журналист, лауреат нескольких профессиональных премий. Сотрудничал с «Уолл-стрит джорнал», «Бостон глоуб» и многими другими крупными изданиями. «Что день грядущий нам готовил?» — его первая книга.

---

Женскую эмансипацию многие связывают с вольницей семидесятых, но в действительности самоутверждение прекрасных леди началось гораздо раньше. В 1920-е годы женщины в Америке и многих других странах голосовали на выборах, учились в колледжах, массово работали в конторах и на фабриках, веселились вместе с мужчинами в заведениях, куда за полвека до того пускали одних джентльменов, и — о ужас! — носили брюки. Иные довершали «гермафродитный» стиль короткой стрижкой и пиджаком с галстуком на мужской манер. Они и машины водили, и даже управляли самолетами.

Глядя на такое, мужчины известного типа пришли к заключению, что Вселенная рушится. Поскольку женщина начинает требовать все большего, опасались эти мудрецы, она готова совсем забыть свое место в «естественном порядке вещей» и погубить семейные ценности. А вместе с семьей и всей цивилизации наступит конец. Следы подобных страхов можно заметить и у тогдашних интеллектуалов, размышлявших, во что превратится мир в нашем столетии.

Едва ли не больше всех других тревожился известный консервативный писатель и критик Энтони Людовичи. В 1925 году он выпустил книгу «Лисистрата, или Женская будущность», где предсказывал, что в ближайшие десятилетия освобожденные женщины превратятся в новых амазонок и возьмут в свои руки управление обществом. А так как они, по убеждению Людовичи, к этим задачам совершенно непригодны, то в мире воцарится хаос.

Согласно его теории, индустриализация приводит к войне полов в таких сферах, которых попросту не существовало в аграрном обществе, где самую важную роль играла мускульная сила. Людовичи полагал, что в конечном счете победительницы, «задурив головы» мужчинам, получат полный контроль над экономикой. А как только мужской пол станет лишним в хозяйстве, женщины, разумеется, захотят продлевать род не через секс, а путем искусственного оплодотворения, — и уж они позаботятся, чтобы рождались преимущественно девочки (мужчины будут допущены в «гинекократию» в пропорции не более пяти на тысячу душ). Мир спасется лишь в том случае, предрек писатель, если вернется к своим корням и почве, а женщина вновь посвятит себя исключительно заботам о потомстве.

Людовичи умер в 1971 году, прожив достаточно долго, дабы убедиться, что на самом деле публика не так уж сильно расположена к мини-юбкам и воинствующему феминизму в духе Глории Стайнем, а также дабы успеть познакомиться с теоретиками нового поколения, считавшими, как и он, будто прогресс заставит полностью пересмотреть гендерные роли, в том числе супруги и матери. Разница была в том, что, по их мнению, человеческое общежитие в итоге не испортится, а усовершенствуется, даже если примет несколько необычный вид.

Предтеча этого направления — знаменитый гарвардский профессор, психолог Беррес Фредерик Скиннер, один из основателей научной школы бихевиоризма, чьи труды касались всего на свете, от устройства детских инкубаторов до оборудования супермаркетов. Скиннер был влиятельным проповедником так называемого оперантного обучения, когда неосознанные поначалу, но желательные действия воспитуемого наставник закрепляет поощрением. Он отстаивал убеждение, что традиционная, исторически сложившаяся семья остро нуждается в перестройке. Любые комплексы, неврозы и фобии, которые приобретают большинство людей, вырастая в семейных домах, преодолимы, если изъять из воспитания детей сантименты и поставить его на научную базу.

В романе «Уолден-два»[31] (1948) Скиннер описал свой идеал общины числом в тысячу душ, где, помимо всего прочего, отмерла «примитивная» семья, основанная на кровном родстве. Родители воздерживаются от проявления каких-либо особых чувств к своим биологическим детям, а те привыкают звать отцов и матерей по именам. Потомство вверено опеке специально обученных профессионалов обоего пола, которых автор сравнил с квалифицированными техниками-лаборантами. «Даже если мать и знает верный путь, она зачастую бессильна, потому что дом и хозяйство требуют массы иных забот. Дом — не место для воспитания детей», — разъясняет один из персонажей.

В этой общине о каждом ребенке заботится вся деревня. Кровные родители — лишь двое из множества дружелюбных взрослых. Мятежным душам подростков больше не придется мучиться «несовместимостью» с чужаками, навязанными случайной прихотью природы; вместо этого он или она найдут себе таких старших друзей, с кем у них больше взаимопонимания и общих интересов. Если ребенок никогда не испытывал недостатка любви и привязан сразу к многим взрослым, он вырастет психологически здоровым и лучше приспособленным к жизни, чем люди старого мира.

Теории Скиннера заметно повлияли на движение, возникшее в следующем поколении: молодые идеалисты попытались осуществить хотя бы часть программы «Уолдена-2» на практике. Известные в конце шестидесятых коммуны Уолден-Хаус в столичном округе Колумбия и Твин-Оукс в сельской Вирджинии явно создавались по скиннеровским чертежам. Семья у них не считалась первичной ячейкой общества; обедали все вместе за большим столом, но дети не обязательно рассаживались под боком у родителей. Общинник по имени Джо Анушкевич заявил однажды, что в конце концов вся Америка обязательно пойдет по стопам его коммуны Твин-Оукс.

Но на деле таких вольных общин, где бы строго придерживались заветов основоположника, было — раз, два и обчелся. При всем своем педагогическом радикализме профессор Скиннер имел вполне традиционные взгляды на секс. Он верил в гендерное равенство и в реальность целомудренной дружбы разнополых людей, полагая к тому же, что разумный бихевиористский подход лишь упрочит моногамный брак в коммунах по сравнению с «внешним миром». Большинство из последних, напротив, приобрели сомнительную славу рассадников свободной любви — чего Скиннер в принципе не одобрял. Там отбросили саму идею романтической пары: каждому вольно переспать с кем угодно и никто не вправе ревновать (во всяком случае, в теории).

Бесшабашные ребята со связками пестрых бус и намалеванными на щеках сердечками не были единственными, кому захотелось вывернуть наизнанку представления о семье как постоянной паре с рожденными ею детьми. На исходе шестидесятых слишком многим начинало казаться, будто иного выбора, чем отход от привычных понятий, у общества нет. Показатели разводов и рождений вне брака скакнули вверх и собирались, по всем признакам, расти дальше — вопреки предсказанию, сделанному в середине 1950-х годов Американским социологическим обществом и сводящемуся к тому, что якобы к началу XXI столетия доля разводов упадет ниже 20 процентов.

Элвин Тоффлер писал в книге «Шок будущего», что брак, подобно множеству социальных явлений, должен рассматриваться как неустойчивое агрегатное состояние; пары будут вступать в интимную связь, заранее зная, что взаимная симпатия может оказаться «скоротечной». Такой уклад автор назвал временным браком. «Серийные» браки — когда люди женятся и выходят замуж три, четыре, пять раз в жизни, станут банальностью. Тоффлер отметил и то, что в некоторых сообществах распространяется пробный брак — союз вполне официальный, но заведомо непрочный; эту форму семьи приветствовали некоторые авторитеты. Еще он предсказал, что подросшая молодежь начнет покидать родительский кров раньше, чем это было принято в прошлых поколениях. Так появятся новые миллионы самостоятельных молодых людей, в двадцать с небольшим, как правило, уже во втором браке. Полный контраст с нынешней реальностью, когда масса отпрысков обоего пола, ни разу не заводивших свои семьи, порой и на середине четвертого десятка остается жить с родителями.

По мнению Тоффлера и многих его коллег, основная причина «серийных» браков в том, что слишком ничтожна вероятность отыскать в не искушенной еще юности родственную душу, с кем жизнь не опротивеет и за полвека… Другое дискуссионное решение этой проблемы предполагало возврат к древним обычаям Востока или же к мормонской практике: многоженству.

Еще в двадцатые годы британец Норман Хейр считал возможным узаконить эти образцы, приняв во внимание всеобщую — вероятно, обусловленную генетически — склонность мужчин к частой смене партнерш. «Сейчас все мы притворяемся верными супругами, невзирая на повальное распространение адюльтера и внебрачного сожительства… Но рано или поздно придется взглянуть правде в глаза и признать, что мужчины полигамны по своей натуре… Несомненно, позволить каждой женщине иметь полмужа было бы лучше, чем нынешнее положение, когда половина из них имеет одного мужа, а другая — нисколько».

К шестидесятым подобные воззрения сделались популярны сверх всяких ожиданий. Бизнесмен из Бостона Роберт Риммер сочинил роман «Харрадский эксперимент», и тот получил, можно сказать, культовое реноме, разойдясь двухмиллионным тиражом, главным образом среди молодежи. Автор, вдохновленный недавним изобретением противозачаточной пилюли, живописал придуманный колледж, где наставники активно склоняют студентов обоего пола к ублажению юношеской гиперсексуальности (вдобавок подогретой всевозможными способами: например, занятия физкультурой проводятся нагишом) с любым количеством партнеров. В следующих книгах Риммер продолжал отстаивать свою главную мысль: моногамный брак есть «тюремное заключение», убивающее у супругов со стажем все живые чувства. Он утверждал в числе прочего, что сексуальное разнообразие поможет снизить мужскую агрессивность и установить мир и братство во всем мире.