Юрий Алексеев - Алиса в Стране Советов

• Название: Алиса в Стране Советов
• Автор: Юрий Алексеев
• Издательство: ЖУК
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-903305-28-5

Писатель Юрий Алексеев известен немногим ценителям искусного, остроумного, меткого слова. Блистательный сатирик, Алексеев в свое время возглавил и придумал 16-ю страницу «Литературной газеты» (раздел сатиры и юмора «12 стульев»), Каждый роман писателя — поистине находка и отрада для придирчивого читателя. Немыслимое переплетение судеб и событий, изобилующий аллегориями и сочными метафорами язык, стремительный темп рассказа — все это «Алиса в Стране Советов». Книга написана в 70-е годы XX-го века и является не только зеркалом своего времени, но и — см. название, — своего рода Зазеркальем. Роман «Алиса в Стране Советов» — настоящее лакомство для литературного гурмана.

---

— Ещё бы! — фыркнула с пониманием Кухарка. — Ферштейн… Эйнштейн… их и дробью неплохо.

— Шапо! — взревел восхищённо невидимый Кот.

Чек смутился неописуемо. А Кот высунулся из-за колонны и как ни в чем не бывало сказал:

— Господа, я хоть и не Эйнштейн, но решительно нихт ферштейн, как можно инстинкт задавить? Меня вон от мышей отлучили, на репу перевели. Но мысленно по ночам я всё-таки…

— В войну и репа мёдом была, — встряла Кухарка: — И ничего — живы!

— Здрасте, барышня в пиджаке! Моё вам с кисточкой! — хвостом расшаркался Кот. — Хочешь мёду, берись за ружьё — так, что ли?

— Да было, было дело в Ленинграде, — пробормотал как-то отрешённо, улыбчиво Чек. — И до чего же мы стали после войны капризными! — И к Коту персонально: — Скажи спасибо, что не кастрировали за шмыготню по крышам во время воздушных тревог. Глазами-то зыркал, небось, наводчик, подсвечивал «мессерам»?..

— Мерси боку за «наводчика», — сказал осипшим голосом Кот. — В подпол нельзя и на крышу запрет. А для Кота крыша, что для вас «тур де франс» — простор, воля, контакты. Очень кругозор расширяет.

— Бедный Котик! — пожалела Алиса.

— Бедным делать на крыше нечего, — окрысился Чек.

— А как же Карлсон? — сказала Алиса.

— Ну, он далеко не Карлсон, — аттестовал Кота Чек. — Он наше произведение и перед нами в ответе.

— А-а, знаем, — отмахнулся хвостом Кот. — У нас все в ответе и всех наказание ждёт, потому что вину свою угадать не можем.

— Всех подряд ждёт? — забоялась вдруг за себя Алиса.

— Кроме этих, — кивнул в тёмный угол Кот.

— Не смотри туда! Там ничего интересного, — заегозил Чек — и опрометчиво, поскольку неинтересное для девочек вдвойне интересно, заманчиво. И Алиса, естественно, навострила глазки на тёмный угол, отрезанный погранично от стрельбища меловою чертой, и разглядела там женщину-крендель в жилете оранжевом, каким паровозы отпугивают, чтоб не давили зазря людей. В одной дырке кренделя торчала чёрная шпала свежей пропитки, а в другой различалось что-то кудлатое, напополам сломаное и дымное, будто махровый халат, спасённый от утюга.

— Это ничего, девочка! Это так… со смены я, — оправдалась за свой странный вид женщина-крендель. — Руки, вишь, не доходят подкраситься, в пудру мокнуться.

— Тоже-м-мне-Герцогиня! — сквозь окурок представил Алисе француженку дымный «халат», извещая попутно, что он не из-под утюга, а Мужик. А Кухарка дополнила представление:

— Тоже-мне-красавица спящая!

«Гер… Герцогиня — красавица?!» — Алиса отказывалась поверить. По неухоженному, опалённому встречными поездами лицу женщины было видно, что руки у той не доходят не только подкраситься, но и до чего попроще. — «Нет, я, наверно, ослышалась», — рассудила Алиса и всё же решилась Чека спросить: — Не понарошку красавица?

— Ну, если сказочно посмотреть, то — да. Особенно ночью, — заегозил Чек. — Конечно, яблочком её не потравишь, но после смены спит крепче, чем в хрустальном гробу.

— Ещё бы! — сказала Кухарка, — надо меньше пить.

— Здрасте, я ваша тётя! — напомнила Герцогиня Кухарке и Мужика напоказ выставила: — Вон у нас кто за двоих трудится. Разве не знаешь?

— А пошли бы вы все на… — предложил Мужик родственницам какую-то греческую, вероятно, окраину. — Пятьдесят лет жизни нет, правды нет и давление сто на двести.

— Ну да, на двести с прицепом, — сложил для Мужика пальцы стопочкой Чек.

— Чег-го? — оттопырил ладонью ухо Мужик. — Сам ты прицеп с поржавелыми тормозами. С того и хода нам нет, намертво прихвостились! — И под рукой Тожемне халатом сложившись, песенно заорал:

Птицы красные враз налетели,
На-ашумели, напели слова.
Эх, на весёлом суку мы сидели,
И срубили его на дрова…

«Двести с прицепом? Птицы без тормозов? Нет, я тупею! — отчаялась что-либо понять Алиса. — Кухарка и Герцогиня — сродственницы?? И как Мужик, с дерева сверзившись, может «за двоих трудиться», да ещё с рук Тожемне не слезая? Наконец, мы проходили греческие колонии во всех морях, но такой, какую он назвал, ни в Эгейском, ни в Мраморном нет».

У бедняжки окончательно закружилась голова, и она спросила Чека растерянно:

— Скажите пожалуйста, на какой остров Мужик женщин послал?

— На… на окружённый с четырёх сторон морем, — потупился Чек.

— Но где? В каких широтах? Какой он? — по-детски не отступала Алиса.

— A-а, параметры несущественны, — пришёл на выручку Кот. — У Мужика он да-авно необитаемый.

— Эх, и срубить бы его на дрова! — дурашливо повторил из песни Мужик — и заснул под мышкой у Герцогини.

— Нашёл чем хвастать перед иностранцами, — горестно прослезилась Тожемне и снулого повыше приладила, чтобы головою землю не задевал. — До чего ж с тобой чижило… Мочи нет как чижило!

— А вы бросьте его, — присоветовала Алиса из жалости.

— Тоже-мне-умница! — на одном дыхании произнесла Кухарка. — Какой-никакой, а при ней.

А Тожемне жалобно пояснила:

— Мужик, деточка. В войну и таких не было.

«Да что они меня — совсем за ребёнка считают? Нарочно разыгрывают?» — рассердилась Алиса и высказалась запыльчиво:

— Если вы действительно умница, то зачем вам «никакой»? Для веса, как дирижаблю? Стыдно, дамы, обманывать младших и… и… ни на какую войну он не дойдёт… разве что к окончанию.

— И не подумаю, — замотал головою Мужик. — В этот раз трофея не будет, делить нечего.

А женщины на Алису накинулись:

— Ишь ты, поживи с наше!

— Поешь нашей каши!..

Дальше пошли греческие колонии и не встреченные Одиссеем острова.

Чек ухватил Алису под руку и потащил суетливо в сторонку.

— Я же предупреждал, — приговаривал он шёпотом. — Гостям не пристало заглядывать в углы. Там ничего светлого, типичного для нашего Дома нет. Углы вообще приравнены у нас к миражам, и это научно…

— Простите, но ведь домов без углов не бывает, — пролепетала Алиса.

— Временность! Временность! — заверил Чек. — Строительство круглых залов чуточку задержали проектировщики. Но черта — вы обратили внимание на мел? — уже подведена. Баста! Мы закругляемся.

— Шапо! — заорал ёрник Кот. — Тожемне за чертой остается. С удачей вас, Герцогиня!

— Удача? — переспросила Алиса. — Разве за чертой хорошо?

— Ве-ли-ко-леп-нень-ко! — запрыгал туда-сюда от двинувшейся в атаку ноги Чека ловкий Кот. — Ей наказание не грозит. За чертой она вне опасности.

— Не понимаю, — призналась Алиса.

— А чем накажешь, когда её жизнь и так сущее наказание… Какая добавка ей навредит? — изрёк Кот, сощурясь.

— Софистика! — вскричал Чек, не в силах Кота ногою словить. — Спекулятивный жонгляж фактами — белое подбрасываем, чёрное ловим.

— Ась? Чег-го? — в мужичьей манере наложил лапу на ухо Кот. — Может, объясните как-нибудь популярно?

— И объясню! — вспотел, готовясь к нелёгкому, Чек. — Объясню как-нибудь литературно. — И к Алисе склонился: — Видите ли, деточка, жизнь бывает простая и — в клеточку. Так вот Тожемне, как вы имели убедиться, всем довольна, у неё всё решительно, даже Мужик, есть… Так зачем ей ещё какое-то наказание? Пусть оно достается тем, кто потерял реальную почву, гм, по крышам — виват, готика! — скачет, и кому цели наши с чердака не видны, далеки.

На словах «не видны, далеки» стрелки всполошились, гурьбой повалили к спасательным кругам и стали украдкой делать в мишенях дырочки пальцами. Чек поперхнулся, отвел глаза к потолку и забормотал: «Ах, батюшки мои! Побелить… побелить пора! Светлому Дому — светлый колёр!». А Кот Алисе сказал:

— Нет, вы на снайперов полюбуйтесь! Ну, кр-ра-сота…

— Красиво жить не запретишь! — надменно отозвалась с табуретки Кухарка и на младенца визгучего с шлепками накинулась: — Надо меньше пить! Меньше мочиться!! Слушать старших и не пищать!!

— Вот кого надо слушать на митингах! — указал на Кухарку Чек. — У неё государственный ум, управленческое чутьё!

— Ась? Чег-го? — опять сработал под глухонько-го Котяра.

— Ум и чувство руля, если хотите! — вычурно произнёс Чек.

— Ну, у руля мы и не таких видели, — в тоне автоинспектора отрубил Кот. — Только где сейчас их права? Куда приехали, ась?..

Здесь Кимоно Петрович чтение оборвал. Над ним сгустился вдруг призрак близкого наказания.

«Да, всё в нашей жизни зыбко, — бежало ему в голову. — И снайперы, и кухарки у нас скоротечны. Ворошиловские — куда уж лучше стрелки! — стали мишенями, а Лаврентий пристукнут, как одичалый пёс. А где Булга-недолга — Николай-Негодник? Где Маоленков? Все вычеркнуты, все оплёваны. О людях попроще и говорить не приходится: нынче любимец, завтра проходимец. А почему? Почему!? — горячил себе мозг Кимоно Петрович. — Неужто без наказания остаются лишь те, чья жизнь сама по себе уже наказание? Но кто тогда у нас счастлив, и зачем этот добровольный ад в порядке живой очереди!?…».