Владимир Пистоленко - Товарищи

• Название: Товарищи
• Автор: Владимир Пистоленко
• Издательство: Государственное Издательство Детской Литературы Министерства Просвещения РСФСР
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1963

По-разному шла жизнь ребят из повести «Товарищи» до их прихода в ремесленное училище. Здесь, в училище, они впервые встретились, здесь началась их дружба.

События происходят в годы Великой Отечественной войны на Южном Урале.

У героев книги — Бориса Жутаева, Оли Писаренко, Сережи Рудакова, Васьки Мазая, Егора Бакланова — разные характеры, во многих случаях противоположное отношение к одним и тем же житейским вопросам. Это нередко вызывает между ними столкновения, серьезные конфликты, которые не скоро уйдут из памяти, а возможно, надолго оставят свои следы в жизни ребят.

Герои повести находятся в том возрасте, когда они уже не дети, но ещё и не взрослые, когда появляются новые интересы, возникают новые отношения с окружающими, появляются ранее не изведанные чувства, по-взрослому осмысливаются поступки не только других, но и свои собственные и впервые возникает чувство большой гражданственности и ответственности за них перед обществом.

Героическое время борьбы с фашизмом, труд на заводе, где ребята сами, наравне со взрослыми льют снаряды для фронта, воспитывают в подростках самостоятельность, стойкость и патриотизм.

О дальнейшей судьбе героев этой повести автор рассказывает в книге «У открытых дверей».

Для средней школы.

---

Егор во весь голос затянул:

Шаланды, полные кефали,
В Одессу Васька приводил,
И все биндюжники вставали…

Он оборвал песню так же неожиданно, как это делал Мазай. Потом поднялся, вышел из-за стола и начал неуклюже выбивать чечетку, подпевая: «Чи-чи, чи-чи-чи».

Анна Кузьминична молча смотрела на пляску сына и чувствовала неловкость перед Костюковым. Ей казалось, что Егор зря начал петь и плясать, что он позволяет себе лишнее. Она даже хотела остановить его, но промолчала. Дед Кузьма, поняв, что Анна Кузьминична не решается сделать замечание сыну, прикрикнул:

— Егорка! Хватит, нечего ломаться!

— Пускай себе пляшет, — заступился Костюков, — беды от этого никому не будет.

— Веды-то не будет, а только всему свое время, всему свое место. Ты сейчас, Егор, не с товарищами, а со старшими. Понимать малость нужно, а то совсем как-то неловко получается, вроде неуважение старшим делаешь.

— А я… Что я? Я ничего, — опешил Егор.

Дедушка Кузьма поднялся из-за стола:

— Ну, я на конюшню схожу, к лошадям наведаюсь.

— Мне тоже надо идти, — сказал Костюков. — Дома-то ждут. Дней выходных у меня нет, только вечера выходные — по субботам. Ребятишки, наверно, все глаза проглядели.

— Вот вместе и пойдем.

Дедушка Кузьма начал одеваться.

— Спасибо за хлеб, за соль, — сказал Костюков, пожав руку дедушке Кузьме и Анне Кузьминичне.

Он подошел к Егору, посмотрел на него ласково, по-отцовски, и положил на плечо руку:

— Ты смотри не обижайся на деда. Старики — они народ сердитый, но правильный. Обижаться на них не след. Ты знаешь как делай? Весело на душе — веселись, плясать хочется — пляши, но чтоб была для этого причина. У тебя сейчас есть от чего веселым быть.

Костюкову удалось подбодрить парня, присмиревшего было после окрика деда, и Егор снова заговорил:

— Маманя, дядя Лукьян, я в моряки хочу. Если в колхоз не берете — матросом буду. На кораблях стану плавать. Вот увидите! Эх, все равно в моряки уйду!

Он схватил гармонь, взял несколько аккордов и запел:

На рейде большом легла тишина,
А берег окутал туман…

Егор запел так задушевно, что дедушка Кузьма и Костюков, уже успевшие одеться, задержались, пока он не допел песню до конца.

— Хорошо и поешь и играешь! — похвалил Костюков. — Молодец! Ну, отдыхай. А если и вправду захочешь поработать день-другой, то, чай, не забыл дорогу в правление. Приходи, работы у нас невпроворот. Придешь?

— Приду. Прямо завтра и приду.

Костюков снова попрощался со всеми и уже от двери напомнил:

— Кузьминична, так ты, если придут люди, прими их. Прими, пожалуйста, как можно лучше.

— Была нужда незнакомых людей привечать — и на порог не пущу! — шутливо ответила Анна Кузьминична.

— Одним словом, Лукьян Иваныч, обижены не будут, — заверил дедушка Кузьма. — Ну, тронулись.

— Счастливо.

Анна Кузьминична проводила их в сени, а когда вернулась, Егор сказал:

— Маманя, может, и мне пойти?

— Куда, сынок?

— А на улицу.

— Какая там тебе улица! Мороз опять трещит. Того гляди, зима вернется. Дома лучше посиди. И не ел ничего. Блины-то целехоньки остались. Так и остыли на тарелке.

— А если я в избу-читальню пойду? — не унимался Егор. — Может, ребят повидаю. Они, наверно, там.

— Ну, сходи, коли охота, — согласилась Анна Кузьминична. — Только ненадолго. Ладно?

— Я скоро. Немного посижу — и назад.

Когда Егор вышел, Анна Кузьминична долго, задумавшись, стояла среди комнаты, потом подошла к гармошке, стала гладить ладонью ее ребристые бока и приговаривать, будто перед ней было живое существо:

— Горушка! Горушка! Орлик ты мой родной…

НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Убрав после ужина со стола, Анна Кузьминична ушла в горницу, уселась поближе к лампе и занялась штопкой, решив дождаться Егора. Вскоре в дверь постучали. Анна Кузьминична даже удивилась — она никак не ожидала, что сын вернется так быстро. Но это был не Егор. В комнату вошла девочка, рассыльная из МТС, и с ней двое мужчин в одинаковых ушанках, синих новых телогрейках, таких же стеганых штанах и серых валенках. Анна Кузьминична догадалась, что это рабочие из города, о которых говорил Костюков.

— Тетя Анна, вот к вам из метеэса на квартиру прислали, — сказала девочка. — Директор велел передать, что ему звонил Лукьян Иваныч. Он сказал, что договорился с вами насчет двоих.

— Это мастера из города? Был, как же… Был председатель колхоза, обо всем договорились. Проходите, товарищи, милости просим! Будьте как дома.

Света в комнате было мало — только тот, что падал через открытую дверь от лампы в горнице. Анна Кузьминична принесла из горницы лампу и только тут увидала, что квартиранты ее совсем молодые ребята, примерно такие же, как Егор.

— Уж больно мастера молодые, — улыбнувшись, сказала она.

— Ничего, что молодые, зато бывалые, — ответил тот, что был пониже.

— Коли так, то хорошо, — сказала Анна Кузьминична.

— Тетя Анна, я пойду? — спросила рассыльная.

— Иди, иди, касатка.

— А в дирекцию ничего не желаете передать?

— Нет, ничего. Вот разве только скажи директору, чтобы не беспокоился, обижены люди не будут.

Анна Кузьминична проводила рассыльную за дверь, а вернувшись в комнату, увидела, что оба квартиранта так и стоят одетые, как вошли. Она засуетилась.

— Ребятки, а вы раздевайтесь. Раздевайтесь да садитесь, в ногах правды нет. Одежду можно повесить или на сундук положить. На улице-то вроде холодно?

— Очень холодно, — ответил тот, кто повыше. — Мороз крепкий, будто и не мартовский. Мы на машине ехали, и хоть одеты тепло, но продрогли.

— А у вас что, и тулупы были? Или в том и ехали, в чем пришли?

— Ехали в том, в чем стоим, потому нам тулупы не нужны, мы народ закаленный, — бойко ответил первый рабочий.

— Вы скидайте свои валенки, поставим их посушить на печке. А я вам дам другие надеть. — Анна Кузьминична встала на приступку и достала с печи две пары теплых валенок. — Бери, паренек, валенки. Тебя-то как зовут?

— Борисом.

— Переобувайся, Боря.

— А меня, мамаша, Васькой зовут, — отрекомендовался рабочий, тот, что пониже, — а по фамилии Мазай. Мне валенок не надо, и в этих жарко. Я к нежностям не привык. У меня папаша моряк, старшина второй статьи. Он никаких морозов не боится и мне не велит. Да я и сам так думаю: начнешь кутаться — и на печке замерзнешь.

— Так-то оно так, да остерегаться нужно, — возразила Анна Кузьминична. — Значит, тебе не нужны валенки?

— Нет, мамаша, спасибо. Не нужны.

Анна Кузьминична бросила на печь вторую пару валенок и спросила:

— Ужинать хотите? Только говорите по-простецки, без стеснения.

— Спасибо, мы в эмтээс поели, — торопливо сказал Борис, словно стараясь опередить Мазая.

Анна Кузьминична заметила это:

— Давайте все ж договоримся, ребятки, чтоб вы не стеснялись. Хлебушко у нас есть, картошка своя. Молоко тоже. Покормим кого — не обнищаем. Садитесь за стол. Мы сами вот только поели. Садитесь!

— Я, например, от покушать не откажусь. Мой папаша всегда говорил: дают — бери, а бьют — сдачи отвали. По правде сказать, в метеэсе столовая давно уже закрыта, нас сухим пайком подкормили. А без горячего вот здесь, в трюме, — Мазай похлопал себя по животу, — все и замерзло. Тут, конечно, мы сами виноваты: должны приехать завтра, а явились досрочно — нашлась попутная машина.

Не дожидаясь повторного приглашения, он подсел к столу. Анна Кузьминична начала расставлять тарелки.

— А ты, сынок, почему не садишься? Садись! У меня блинов стопа делая, на десятерых хватит. Присаживайся! — приглашала Анна Кузьминична Бориса.

— Спасибо, я не хочу есть. — Жутаев подошел к печке и прислонился к ней.

— Замерз?

— Да. Почему-то продрог. Внутри дрожь. Если бы воды горячей выпить кружку…

— Я молока горячего налью! Выпьешь?

— Выпьет. Давайте, — ответил за Жутаева Мазай. — Никуда не денется. От такого добра никто не отказывается.

Анна Кузьминична рассмеялась:

— А ты, паренек, бойкий.

— В папашу, — не растерялся Мазай.

— Бойкость — неплохо, коли в дело… — Анна Кузьминична подала Жутаеву кружку молока: — На, пей! Молоко — полезная вещь, от всякой болезни, а больше всего от простуды, словно лекарство, помогает. Пей горячее, не студи — скорее согреешься.

Жутаев взял кружку, поблагодарил и начал маленькими глотками отхлебывать ароматное топленое молоко.

Мазай по-хозяйски сидел у стола и за обе щеки уписывал ноздреватые блины, предварительно окуная в блюдце со сметаной или в тарелку с маслом.

Анна Кузьминична ласково смотрела то на одного, то на другого, и добрая улыбка не сходила с ее лица. Она сразу же определила, что оба паренька не похожи друг на друга, что они разные не только по внешности, но и по характерам, что ни один из них нисколько не похож на ее Егора, но вместе с тем в каждом из них она находила что-то общее, знакомое, то, что она замечала в Егоре. И они показались ей такими близкими, родными, что хотелось их, как и Егора, по-матерински приласкать, обнять.